Зеленый омут - Солнцева Наталья. Страница 65

– «Голова черного ворона»! – догадался Манфред. – Вот как называется это черное вещество! Как же я мог забыть? Луиджи говорил мне о нем! Я слишком много думал об Антонии, и пропускал важные вещи, которые рассказывал учитель…Так вот, что это такое! Однако, здесь собрались истинно великие алхимики! Зачем им мог понадобиться такой несмышленыш, как я?

– Прекрасный результат! – вновь заговорил Главный, словно услышав внутренний монолог молодого врача и отвечая на него. – Великий Дух передал нам все, что знал! Но… есть одна мелочь, весьма осложняющая наши опыты. Полученное вещество неустойчиво: пройдет несколько часов, сияние потухнет, блестящая гладкая поверхность постепенно потускнеет и дивный камень снова превратится в шершавую и угольно-черную «голову ворона».

Манфред невольно оглянулся. О каком Духе говорит алхимик с прозрачными глазами? Кроме усатого, Кристофора и самого молодого человека, в подземелье больше никого нет!

В ту же минуту он ощутил еще чье-то присутствие. Так бывает, когда кто-то начинает пристально смотреть, и нельзя определить, кто. Взгляд чувствуется, но тот, кто направляет поток своего внимания, остается невидимым. Отвратительное чувство! Незримая опасность подкрадывается, наполняет сердце и ум, каждую клеточку тела, висит в воздухе, делая окружающее пространство неуютным, чужим, таящим глухую угрозу. Видимый противник, гораздо предпочтительнее, каким бы он ни был!

– Среди нас есть «Помнящий»! – провозгласил Главный алхимик. Его тусклый голос прозвучал под темными сводами неожиданно громко. Манфред вздрогнул. Взоры всех присутствующих почему-то обратились на него. В чем дело?

Он вспомнил, как Луиджи показывал ему кусочек «философского камня», темно-фиолетового, с алыми рубиновыми вкраплениями. Вещество, твердое и одновременно сияюще-текучее, содержащее внутри себя невидимые, невероятно сильные волны, одновременно притягивающие и отталкивающие, заворожило его.

– Если будешь так смотреть, станешь пленником Сатаны! – засмеялся учитель. – Притом навеки!

– Как? – опешил Манфред.

– А у Него по-другому не бывает! В запретное знание проникнуть желаешь, нечестивец? Божественного тебе мало? Тогда плати! Продавай душу! Обреки ее на вечное проклятие! Что ж тебе, даром великий космический секрет раскроется? За какие такие заслуги?

– Ты шутишь, Луиджи?

– Как же! Почему это шучу?

– Ну…

– Греховная самонадеянность, мой юный друг, – основная присущая тебе черта, как я успел заметить. И откуда это в тебе? А? Может, расскажешь? Поделишься с учителем своими секретами? Не только же мне сие исполнять?

– Какие секреты имеет в виду Луиджи? – подумал тогда Манфред. – Ведь, кроме того, что он же сам мне и рассказал, я ничего не знаю. Или знаю?

Мысль о том, что он может знать что-то, сам не подозревая об этом, крепко засела тогда в голове молодого врача. Луиджи к этой теме с тех пор не возвращался, и Манфред постепенно успокоился, придя к выводу, что у него просто чрезмерно богатое воображение.

Теперь незнакомые алхимики говорят нечто подобное. Они решили, будто он помнит! Но, Бога ради, что? Что такое он может помнить? И откуда?

В тот же момент Манфред отчетливо и необыкновенно ясно понял, что действительно помнит или знает что-то такое…Если бы он мог! Если бы только он сам проник в глубины своего мира, который всегда оставался скрытым! Луиджи чувствовал это. Недаром же он именно Манфреда взял в ученики? Но тогда…эти люди не успокоятся, пока не узнают у него тайну, к которой он сам пока что не имеет доступа!

В таком случае, это меняет дело! Он в полной безопасности, пока алхимики надеются, что им удастся узнать интересующие их сведения. У него еще есть время спасти Антонию и спастись самому.

Все эти мысли пронеслись в его уме с быстротою молнии. Вряд ли он сам успел отследить, как их хаотичное движение приобрело упорядоченность и логику, позволяющее принять единственно правильное решение. Нет, все-таки Луиджи не даром потратил свое и Манфреда время, – молодой человек прошел суровую школу и получил прекрасные навыки не теряться ни при каких обстоятельствах и находить из любой ситуации достойный выход.

Все остальное происходило для Манфреда как во сне.

– Когда Великая Тайна открыта, – вещал между тем Главный алхимик, – человек получает не только обладание любым количеством золота, серебра и драгоценных камней, – в том числе царь-камня алмаза, – но и возможность жить тысячу лет!

Под высокими закопченными сводами подземелья пронесся вздох вожделения. Все не отрываясь смотрели на бледного мага, который пребывал то ли в трансе, то ли в экстазе, обращая свои речи не столько к обступившим его людям, сколько к кому-то неизвестному, незримо присутствующему в лаборатории.

– В природе процесс рождения золота свершается в течение веков. Мы же сможем сделать это гораздо быстрее! О, великий и загадочный солнечный металл, мы познаем таинство твоего появления на свет!

Его водянистые глаза закрылись, по горлу прошла сильная судорога, скрещенные на груди руки сжались, а на бледном лбу выступили крупные капли пота.

Луиджи, во время алхимических опытов частенько внушал Манфреду, что видит в этом не столько овладение способностью получать золото или «эликсир бессмертия», но прежде всего – прекрасную и загадочную, величественную тайну Духа, страшную и так глубоко запрятанную, что все начинают блуждать в потемках, не пройдя и половины пути. Все остальное второстепенно и является исключительно следствием проявления Духа, который прячется сам от себя.

Люди, собравшиеся в подземелье палаццо Альбицци преследовали совершенно иную цель: они жаждали богатства, власти и могущества, чтобы обманывать других людей и пользоваться их неведением.

Луиджи считал, что многие люди сами виноваты в том, что с ними происходит, потому что они не тяготятся своим невежеством и тупостью, не пытаются изменить что-то внутри себя, тем самым допуская опасные воздействия со стороны других.

– Люди, мой юный друг, слишком ленивы и беспечны, чтобы заботиться о собственной безопасности. Это приходится делать тем, кто знает. Я никак не могу решить, тяжкое ли это бремя – нести ответственность за других, – или благо, которое могут позволить себе немногие избранные? Этот вопрос не имеет однозначного ответа, по крайней мере, для меня.

Манфред подумал, что наблюдая за действиями алхимиков он узнает, чего они достигли и чего следует ожидать от них. Таким образом, ему придется нести ответственность за всех, кто ничего не подозревает о недобрых намерениях этих ученых, или магов. Как их правильнее называть?

Алхимики еще занимались опытами с «абсолютно черным телом», поглощавшим все падающие на него лучи. В керамической трубочке с небольшим отверстием, попавший туда лучик света полностью поглощался поверхностью, цветом чернее сажи, бесследно исчезая. Манфред и сам знал, что черное имеет такие свойства; их с Луиджи тоже интересовали подобные явления. Интересно было наблюдать, как другие приходят к таким же умозаключениям при помощи опытов.

Усатый показывал дымчатые, желтые и бурые алмазы. Манфред знал, что эти камни не растворимы ни в одном реактиве, не изменяются при сильном нагревании. Греки и римляне называли их Адамас – непреоборимый. Потом Кристофор показал черный и зеленый алмазы, что повергло молодого врача в изумление: такого он ни разу не видел.

Из подземной лаборатории его вывели тем же путем, что и привели, с завязанными глазами, так же возили кругами по городу, пытаясь запутать, но тщетно. Манфред прекрасно понял, где он побывал, и всю дорогу размышлял только о том, как ему теперь быть.

Алхимики взяли с него клятву молчания и обещание участвовать в их опытах, но это было придумано ими для отвода глаз. На самом деле их интересовало совсем другое – то, что Манфред, якобы, помнил. Что это могло бы быть? Тайна «философского камня» или нечто еще более загадочное?