Зеленый омут - Солнцева Наталья. Страница 85
Водитель, молчаливый тучный мужчина средних лет, привез их довольно быстро. Дороги замерзли, грязи не было, и вскоре показались огороды и заборы, из-за которых торчали голые деревья, побеленные домики.
Таисия Матвеевна с любопытством оглядывалась. Большой дом бабы Нади на самой окраине выделялся красивым добротным забором, высокой крышей.
– Какой дом! – восхитилась она.
– Нам как раз сюда. – Сиур расплатился с водителем и помог Таисии Матвеевне выбраться из машины. Ему нравилась эта старая женщина, полная огромного внутреннего достоинства, сильная и чистая, не утратившая светлых идеалов и способности мечтать.
– Как у вас с аппетитом, Таисия Матвеевна? – спросил он, увидев из трубы над домом дым столбом. Баба Надя, вероятно, стряпает. Ну да, скоро обедать пора!
– Плохо, – улыбнулась женщина. – А почему вы меня об этом спросили?
– Хозяйка нас ждет гостеприимная не в меру. Может уморить угощением!
– Уморить угощением? Как вы интересно сказали!
– Еще интереснее это выглядит в натуре. Скоро сами увидите!
Баба Надя ждала гостей. Ей сообщили, что приедет знакомый Сергея и привезет бабушку Леси. То есть, это еще неизвестно, бабушка она ей, или нет. Надо ей с Лесей увидеться.
По такому случаю Ивану было велено истопить баньку, выкупать деда Илью, самому вымыться и привести себя в порядок, притащить из погреба разных солений, общипать курицу и закоптить на вишневых поленьях соленый окорок. Лида ставила тесто на пироги, помогала лепить вареники, резала лапшу, окуривала комнаты в доме можжевельником и зверобоем. Это у бабы Нади было так заведено перед приемом гостей. Чтоб лиха, не дай Бог, в дом не завезли. И так горя хватает: двое похорон за одну осень!
Лесе решили ничего пока не говорить. Она жила недалеко, в доме покойной Надькиной свекрови. Домик был небольшой, теплый. Иван его заново побелил, печку почистил. Немая девушка любила одиночество и тишину, так что домик ей приглянулся и она жила там, когда не гостила у бабы Нади, или у деда Ильи в лесу. Она вышивала, помогала бабе Марфе собирать и сушить травы, иногда ходила в лес с Иваном.
Реки и озера Леся боялась. Даже воду из колодца она набирала с опаской и старалась в глубину не смотреть. Так, отвернувшись, и вытаскивала ведро. Лида над ней посмеивалась, а Леся не обижалась.
– Приехали!
Лида вышла во двор, пригласила гостей в дом. В доме приятно пахло можжевеловым дымом, было жарко натоплено. Стол ломился от еды. Баба Надя, аккуратно причесанная, в новом вышитом переднике, смотрела на приезжих во все глаза. Сиур представился приятелем Горского. Баба Надя его запомнила, расцеловала, как родного. Таисия Матвеевна растерялась от такого радушия, присела на застеленный ковром сундук.
– Это мой сын Иван! – баба Надя ощутимо подтолкнула Ивана в спину. – Это он Лесю нашел на порогах. А дед Илья захворал некстати, не может к гостям выйти! Вы уж извините! Садитесь за стол! Бульон стынет!
Куриный бульон с лапшой у бабы Нади получился отменный, пироги таяли во рту, мясо, запеченное с белыми грибами, благоухало на всю горницу.
– Вы кушайте, кушайте! А после сладкого немножко отдохните. Я вам лучшие перины постелила! Захотите искупаться с дороги – баня натоплена. Я трав душистых в воду добавила! В городе нет такого, там все пресное, искусственное, как резинки эти самые, как их…
– Жвачки! – подсказал Иван и засмеялся.
– Ага, жвачки! Это чтоб люди вместо настоящего к поддельному привыкали! Чтоб их дурить легче было!
Разговор крутился то вокруг одного, то вокруг другого. А Таисии Матвеевне не терпелось расспросить, где же Леся, и когда она сможет ее увидеть. Баба Надя с несвойственной ей проницательностью уловила настроение гостьи, сказала:
– А вы на нее сначала со стороны посмотрите, незаметно. Вдруг, не она? Леся очень чувствительная…
– Я понимаю. – Глаза Таисии Матвеевны наполнились слезами.
За обедом сидели долго: разговаривали, ели, снова разговаривали и снова ели. Кулинарка баба Надя была непревзойденная. Особенно хороши оказались вареники с мясом, картошкой и творогом, на любой вкус – со сметаной или жареным луком. Опять-таки на любителя. Рыба заливная и жареная. Пироги с тыквой, с маком, с яблочным повидлом. Душистый травяной чай из самовара, мед, абрикосовое варенье с орехами… Оторваться невозможно!
Сиур вышел на крыльцо, закурил. Начинало темнеть. На небе появилась первая яркая звезда. Холодный воздух приятно покалывал лицо.
– Все-таки нельзя так наедаться. Это к добру не приведет, – подумал Сиур, с наслаждением потягиваясь.
– Угостишь папироской? – Иван, задрав голову, смотрел на темнеющее небо. Ему тоже невмоготу было сидеть за столом.
– Конечно!
Некоторое время они молча курили.
Иван радовался, что приехали гости. Теперь, по крайней мере, ему будет с кем поговорить! Дед Илья собеседник стал никудышний, – молчит да молчит. Что с него возьмешь? Лидушка вся в своих мечтах витает, куда ему, Ивану, хода нет. Что она видит в тех мечтах? Сидит, слушает, а сама будто не здесь. Какой же это разговор? Баба Надя совсем его слушать не желает, кричит только, да грозится треснуть как следует. Не с кем чудом увиденным поделиться! Некому душу излить!
– Знаешь, парень, – обратился Иван к Сиуру, – над нашей деревней дождь золотой был, я видел!
– Хватит болтать! – зычно скомандовала баба Надя, так что мужчины вздрогнули от неожиданности. Она заметила, что Иван поплелся за гостем, и сразу почуяла неладное. Опять дурак к человеку приставать будет со своими выдумками! Человек городской, ученый, ему ли такие бредни слушать?! Стыдоба одна с таким сыном! На все село достопримечательность!
Если бы баба Надя была женщиной, она бы заплакала от бессилия и обиды. Но баба Надя была воином в юбке – гренадером, легионером и казачьим есаулом в одном лице. Поэтому она не плакала, она командовала, требовала и сражалась не на жизнь, а на смерть.
– Вы его не слушайте, гоните прочь! – посоветовала она Сиуру. – Оно конечно, если развлечься хочется, то и дурака послушать интересно бывает…
Иван после смерти Марфы чувствовал себя беззащитным и брошенным. Баба Марфа его слушала и не гнала. Она никогда не называла его дураком, тем более перед приезжими людьми. Может, это она ему знак подала, в виде золотого дождя, чтобы не тужил? И еще одно покоя ему не давало – клад Царицы Змей, что в озере хранится. Сама судьба послала Ивану этого приезжего мужика! Умного, спокойного, сильного. Такой еще умеет слышать, что ему говорят, не то что некоторые… Умение слушать так редко встречается в людях! Ивану нужен именно такой помощник. Ему-то он обязательно про клад расскажет.
– А наша Марфа, моя бабушка, – ведьмой была! – неожиданно заявил Иван, нахально глядя на бабу Надю, которая аж задохнулась от возмущения. Ничего, пусть позлится! Так ей и надо! – Но ты не пугайся, – повернулся он к Сиуру. – Марфа была добрая и справедливая, хоть и ведьма!
– Да что ж это такое! – завопила баба Надя, всплескивая руками и закатывая глаза. – Дубина ты окаянная! Что ж ты позоришь меня на все село? Хоть бы перед гостем постеснялся молоть чушь! И как у тебя язык поворачивается на родную бабушку такое выдумывать? – Она в свою очередь повернулась к Сиуру. – Вы его не слушайте! Это он с горя начал заговариваться! Дочка у него померла недавно, вот он и рехнулся совсем. Бабушку Марфу тоже жалко, конечно, но она уже старая была, отжила свое, а вот внученька наша, Аленушка, жизни еще совсем не видела, только замуж вышла…Жить бы, да радоваться! Красавица, во всем умелая, и вот…
Баба Надя всхлипывала, но глаза ее были сухи.
– Монументальная женщина! – подумал Сиур. – Героиня! Скорбящая властительница! Такие, наверное, только в глубинке и остались. Остальные измельчали, – не тот размах!
Баба Надя злилась не зря. Все последние дни она задавала себе один и тот же вопрос. За что же наказание такое? Не за грехи ли матери она платится? Но Аленушка-то при чем, дитя чистое, невинное?.. Лида вон, как каменная, раз поплакала, и больше ни слезинки не прольет! И вообще – как подменили девку! Глаза неизвестно от какого счастья сияют – прячь не прячь, все одно не утаишь. Чему только радуется? Не горюет Лида по сестре, не убивается. И заговорить с ней страшно отчего-то. Хочет баба Надя спросить о чем, а язык словно окаменел! И мурашки по телу бегут. Видно, сказывается в Лидке чужая кровь. Не родная она нам. Один Иван к ней липнет, больше родной дочери лелеет. Да еще Илья после смерти жены ума вовсе лишился, одну Лидку к себе зовет, да все глядит на нее. Все глаза проглядел! Царицей называет! Ну это ж надо, а?