Хонорик выходит на дело - Сотников Владимир Михайлович. Страница 3

Глава II

КАЙ, ГЕРДА И МАЛЕНЬКИЙ РАЗБОЙНИК

Но никакого обморока не случилось. Наоборот, Макар лишний раз убедился в том, что Соню трудно чем-нибудь удивить.

– Монетка? – переспросила она, рассматривая копейку. – Ну и что? Нашел? Вот, кстати, и начни с нее свою коллекцию. Ты же хотел придумать себе какое-нибудь хобби. Человек в твоем возрасте должен увлекаться чем-нибудь. Начни собирать коллекцию старинных монет.

– Ты думаешь, они на каждом шагу под ногами валяются? – удивился Макар. – Тебе хорошо говорить, ты себе придумала самое легкое хобби – чтение. Чтобы заодно с увлечением и умнее становиться. А такая монетка одна.

– Одна, одна, – рассмеялась Соня. – Другие ты купишь у коллекционеров на Арбате. Правда, они дорогие, так что не думай, что твоя коллекция будет быстро расти. И не говори больше таких глупостей – чтение вовсе не хобби, а самое обычное занятие для всякого культурного человека, каким ты меня, надеюсь, и считаешь.

– Надейся, надейся, – недовольно проворчал Макар.

Не очень он любил нравоучительный тон сестры! Но если честно, другим тоном она с ним и не разговаривала. Сколько он себя помнит – лет, наверное, с трех. И тогда уже пятилетняя Соня считала себя умницей, и родители очень ей в этом помогали.

«Соня совсем взрослая! Соня умница! У Сони светлая головка!» – эти их восклицания и сделали Соню задавакой. Во всяком случае, по отношению к Макару: всегда она норовила его чему-нибудь поучить. Как будто он сам – полный… Кстати, а почему дураков называют полными? Спросить бы у Сони, да сейчас связываться неохота! Целую лекцию прочтет, а времени нет слушать.

Вообще-то Макар подозревал, что Соня стала умницей и еще по одной причине. Дело в том, что у нее была очень необычная внешность. И не такая необычная, как у Макара с его веснушками, а… Что и говорить, Соня была настоящая красавица! А как еще назвать девочку, у которой волосы серебряного цвета, а глаза – зеленого? Когда какие-нибудь незнакомые взрослые видели Соню, то сразу начинали ахать: «Ах, какая девочка, ах, русалочка, ах, глаза, ах, волосы!»

Наверное, самой Соне до смерти надоело слышать эти глупые слова. А еще больше надоело слышать другие: «С такой внешностью о будущем можно не беспокоиться – готовая фотомодель…»

Вот она и стала читать книги в таких количествах, что даже мама с папой удивлялись. Мама считала, что Соня, пожалуй, немного перебарщивает: все девочки в ее возрасте обязательно думают о нарядах, о всяких юбочках и колечках, а она – ну ни капельки!

Однажды Макар слышал, как мама говорила папе:

– Как все-таки это несправедливо! Большинство людей считают, что в красивой женской головке нет места мозгам. А наша умная девочка вынуждена опровергать это глупое мнение… И какой ценой! Она отказалась проколоть уши, ты представляешь?

Проколоть уши Соня отказалась, когда родители подарили ей на день рождения серебряные сережки с прозрачными зелеными камешками. Камешки назывались некрасиво – хризопразы, но сами были очень красивые, особенно в серебряных, как Сонины волосы, сережках. Даже Макар пожалел, что мальчишки не носят ничего такого, а Соня – пожалуйста, не захотела прокалывать уши!

Но сейчас не время было об этом вспоминать. Макар на всякий случай зажал копейку в кулаке – хотя, если честно признаться, он уже не верил, что монетка при Соне может издать какой-нибудь звук. Наверное, если бы и пискнула сейчас копейка, Соня спокойненько сказала бы: «Прекрати свои глупые шутки».

А может, там, в нише, Макару почудился этот голос? Но неужели голос может так явственно мерещиться?

– Знаешь, мне кажется… – начал он, но Соня его перебила:

– Уже давно пора за Ладошкой идти! Сегодня твоя очередь.

Ладошка оставался в продленке, и Макар с Соней по очереди ходили его забирать: первоклассник все-таки, маленький еще.

– Нет, твоя! – уверенно сказал Макар. – Я вчера ходил.

– А мы менялись, – вспомнила Соня. – Я за тебя однажды лишний раз забирала. Так что сегодня тебе идти. К тому же у меня сегодня много уроков.

Они заспорили. Вообще-то Макар был уступчивым, тем более он знал по богатому своему опыту, что Соню трудно переспорить. Бессмысленно тратить на это время. Но сейчас уступать не хотелось: ведь он собирался посидеть в одиночестве под своим любимым плакатом, посмотреть на монетку… Прийти в себя, одним словом.

– А знаешь что? – хитро прищурившись, предложил он. – Пусть монетка и рассудит. Тебе идти – «орел», мне – «решка».

– Ладно, – согласилась Соня. – Раз ты так увлечен этой своей монеткой… Ты сейчас убедишься, что справедливость все равно восторжествует. И учти, что еще один день все равно остается за тобой.

Макар уверенно подбросил монетку, она мягко, даже не покатившись, упала на ковер. Брат с сестрой нагнулись, стукнувшись лбами…

– Ой! – вскрикнула Соня, потирая лоб. – «Орел». Везет тебе!

Макар даже не дотронулся до лба: не до того было. Уверенность в том, что монетка совершенно необычная, вернулась к нему.

– А я, – пробормотал он, – что тебе говорил? С нами спорить бесполезно!

Он не заметил, что опять объединил себя с монеткой в одно целое – «с нами». А как же иначе, если Макар был в ней уверен и монетка оправдала его ожидания? Так веришь только самому себе.

Но когда Соня ушла, почему-то стало не очень спокойно. Немножко страшновато. Конечно, в своей квартире Макар ничего не боялся, но ведь таинственность всегда пугает… Слишком уж живой и умной, совсем не по-копеечному, была монетка! Если даже Соню помогла так спокойненько переспорить…

Макар положил монетку на стол и посмотрел на плакат. Нашел привычным взглядом Малую Бронную, Патриаршие пруды, свой дом. Опять почему-то вспомнилась глупая страшилка: «В большом темном городе есть большой темный дом…» Если ее продолжать, то в конце может появиться и темная монетка. Тьфу! Прицепилась же эта страшилка… При чем здесь эти глупые слова? И монетка совсем не темная – так, потускневшая от времени. Вообще-то надо ее обновить – оттереть чем-нибудь, чтобы она засверкала, как новая.

Макар нашел бархатную тряпочку, которой мама вытирала пыль с музыкального центра, и начал тереть монетку. И сразу же на кухне почему-то громко, как труба, загудел кран. И еще какой-то громкий звук, будто наверху уронили что-то тяжелое, раздался в стенах.

Может, эти звуки и были совершенно самостоятельными, но Макару стало не очень-то по себе. Тревожно стало! Он перестал тереть монетку и прислушался. Тихо. Он подождал несколько минут и опять осторожно подвигал бархоткой. И тотчас ворона на старом тополе, который рос во дворе, каркнула так громко и отчетливо, что Макар пригнул голову, словно ворона сидела прямо над ним.

Он положил монетку, оставив ее в бархотке, на стол. Во рту стало сухо – все никак не удавалось сглотнуть. Макар подумал, даже мысленно заикаясь: «Ни-ничего с-себе!»

Как-то не очень хотелось сидеть на месте! Двигаясь почему-то медленно, как в кино при замедленной съемке, Макар вышел в прихожую, переобулся, натянул ветровку.

«Лучше сейчас на улицу выйти, – подумал он. – Неплохо бы проветриться».

Но, открыв дверь, он бегом вернулся в комнату, схватил со стола монетку и так же быстро выскочил из квартиры.

Внизу на лестнице раздавался знакомый топот. Так топотал только Ладошка – он всегда впечатывал подошвы в ступеньки, будто забивал ими невидимые гвозди. Наверное, именно так ему казалось – очень уж старательно, с прицелом, топал он ногами.

Макар шмыгнул в нишу – просто по привычке, даже не подумав, для чего он это делает. Не всегда ведь можно объяснить самые простые свои действия!

Соня с Ладошкой приближались. Грохот шагов наполнил подъезд.

– Тише ты! – прикрикнула Соня. – Стены обрушатся.

– Не обрушатся! – весело ответил Ладошка. – Они крепкие.

Макар уже собирался скорчить страшную рожу и выглянуть из ниши, чтобы в шутку испугать Ладошку. Так он делал много-много раз, и Ладошка уже не боялся, а только добродушно хмыкал: мол, опять твои дурацкие приколы? Да, собирался Макар и скорчить рожу, и выглянуть… Но произошло это само собой, без всякого руководства своим лицом и телом! И не выглянул Макар, а вылетел из ниши пулей.