29 отравленных принцев - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 2

Столбы были районом новостроек: куда ни кинь взгляд – везде многоэтажки из кирпича и бетона. Район считался неплохим, экологически сносным, и жилплощадь здесь была не дешевой.

Проверяющий из министерства был сух, дотошен и въедлив. Но и его профессионального энтузиазма хватило только до одиннадцати вечера. В половине двенадцатого он изъявил желание проверить изолятор временного содержания и долго и нудно выспрашивал у сонных задержанных, кто за что арестован и удовлетворяют ли их условия содержания. Колосов проверяющему не мешал. Пришел он ему на помощь лишь в тот момент, когда контингент начал глухо материться. Проверяющий еще обследовал гараж и вольеры для служебных собак и наконец, уразумев, что время позднее и он просто мешает четвероногим помощникам милиции спать, сдался и попросил машину до Москвы.

Когда дежурная «Волга» умчала его по направлению к МКАД, начальник Столбового отдела милиции Константин Лесоповалов, бывший для Колосова вот уже десять лет просто Костей, предложил расслабить усталые нервы и махнуть к нему домой ужинать. Все домашние Лесоповалова – жена с пятилетней дочкой и теща – по причине задымленности атмосферы перекочевала на дачу, потому-то он и был так по-холостяцки гостеприимен.

Они с Никитой с аппетитом выпили, поели, обсудили проверяющего, построили несколько версий того, что тот в приступе профессиональной изжоги может написать про Столбы в своей инспекционной справке, затем махнули рукой на все неприятности – где наша не пропадала – и вышли на балкон перекурить это дело.

Лесоповалов жил в центре поселка в блочном доме на восьмом этаже. Напротив располагалась новенькая кирпичная девятиэтажка улучшенной планировки с широкими лоджиями. Часть их, как водится, была уже самостоятельно застеклена жильцами, но некоторые были незастеклены. Дома разделял узкий двор, засаженный молодыми деревцами и до отказа набитый машинами.

– Стоянку хотят делать охраняемую, – сказал Лесоповалов, кивая на кирпичную многоэтажку, – вон эти. Здесь. А наш ЖЭК упирается: наш, мол, двор – и баста. Вон пустырь, там и стройте себе на здоровье.

– Верно, пусть тут у вас хоть деревья малость подрастут, – согласился Колосов, чувствуя сентиментальный прилив нежности и к этому чужому двору, и к дому, и к тесной квартирке Кости Лесоповалова, и к их наспех, по-мужски неумело накрытому на кухне столу.

Ночь была просто блеск. Да к тому же еще и пятница, и в выходные не маячило никаких дежурств по Главку.

– Что тебе в Москву-то ехать, оставайтесь у меня, – предложил Лесоповалов, – завтра суббота, времени – вагон. Я тебя на диване устрою. Диван мягкий, на нем теща спит.

– Да тут на балконе хорошо, свежо. У тебя раскладушка есть? – Никита подумал – и верно. Чего в Москву ехать в половине третьего? – Скоро уж светать начнет. Ты прогноз на завтра слышал?

– Сказали: как сегодня. Но ветер вроде усилится. Может, дождь надует. Раскладушка у меня есть. Ну, давай на посошок – и на боковую?

Лесоповалов принес с кухни бутылку и стаканы. Уходить с балкона не хотелось – ветерок тянет прохладой. В кирпичном доме напротив все спят. Окна темные, только в двух-трех – свет.

– Вот люди, – Лесоповалов покачал головой. Волосы у него были светлые и подстриженные модным ежиком.

– Что? – спросил Никита.

– Да так. Тоже не спят. Дышат.

– Дышат?

– Ну да, кислородом запасаются. А может, влюбленные. – Лесоповалов мечтательно вздохнул. – Мы, помню, с Веркой моей, когда я только к ней ходить стал, тоже вот так до утра гуляли. До рассвета… А один раз у меня машина сломалась, оставили ее прямо на шоссе, пошли, а у Верки каблук у босоножки – крак – и сломался. Так она мне говорит: «Неси меня до дома на руках…» Ну, поднял и понес… Молодой был. Вспоминаю – вроде и не со мной все происходило. И жаль, Никита, так жаль чего-то… Верка хорошая, но… Характер у нее… И теща дражайшая тоже своего не упустит, в общем… Не так все стало, по-другому. И жаль. Ну а ты как?

– Что?

– Ну узами-то не надумал себя связать с кем-нибудь?

– Время терпит, Костя.

– И правильно. И не надо. – Лесоповалов сделал отчаянный жест, словно забивая кулаком гвоздь. – Поспешишь – людей насмешишь. Но с другой стороны… Красивые есть девочки, Никита. У нас тут одна, знаешь… Во-он ее окна.

– Где? – оживился Колосов.

– Вон, напротив в доме на седьмом этаже. – Лесоповалов ткнул в темноту, целясь в соседний дом. – Гимнастикой по утрам в лоджии занимается. Спортивная такая. И кажется, разведенная уже.

– Пошли за раскладушкой, – сказал Колосов.

И тут волшебную тишину ночи нарушил грохот – что-то где-то упало и разбилось.

– Чегой-то? – Лесоповалов остановился. – У кого это?

– Там, кажется, – Колосов указал на дом напротив. – Может, ящик с цветами сорвался? Или в квартире сервант грохнулся.

Напротив в одном из окон на восьмом этаже вспыхнул свет.

– Скандалят, что ли? – предположил Лесоповалов. – Нет, вроде тихо.

Они подождали секунд пять из чистого любопытства – нет, ничего. Дом спит. И пошли за раскладушкой. Пока вызволяли ее из чулана, пока Лесоповалов рыскал в поисках постельного белья, переложенного женой в другой ящик, Колосов взял выделенный другом матрас, и они вдвоем потащили раскладушку, белье, подушки на балкон. Никита уверял, что постелит себе сам. Но Лесоповалов твердил, что гостю – место и почет и что вообще не мужское это дело возиться с наволочками…

Шепотом споря, они выкатились на балкон, зацепились раскоряченной раскладушкой за косяк и…

Хриплый вопль потряс спящие дома. Вопль, а затем глухой удар чего-то тяжелого об асфальт.

От неожиданности они застыли на месте. Затем Никита перегнулся через перила – внизу, рядом с припаркованной белой «Нивой», вроде бы что-то темнело. В кирпичном доме в нескольких окнах вспыхнул свет.

– Мать моя командирша. – Лесоповалов тихонько присвистнул.

Никита посмотрел, куда он указывает: пятно света падало на асфальт из окон на втором этаже. И было отчетливо видно: рядом с белой «Нивой» лежит человек.

– Я вниз, а ты звони в «Скорую» и в отдел. – Колосов бросил раскладушку. – Может, живой еще.

– Глянь туда, – шепнул Лесоповалов, – вон там, на восьмом…

Рядом с освещенным окном на восьмом этаже в доме напротив виднелось окно с незастекленной лоджией. Пять минут назад, когда они уходили с балкона – Никита это хорошо помнил, – лоджия была темна. Сейчас же она слабо освещалась горевшим в комнате светом. И было там еще что-то очень странное – Никита не сразу понял, что это… Белая штора – ее словно выдуло через балконную дверь в лоджию. Короткий край ее нелепо свисал с ограждения лоджии, словно кто-то в последнем усилии цеплялся за тонкую ткань, пытаясь…

– Ты вниз, а я звонить нашим в отдел и туда, к ним на этаж, – скомандовал Лесоповалов. – Черт, у них ведь там домофон!

Колосов вылетел из квартиры. Одно его утешало и подбадривало: он еще не успел раздеться. А выскакивать на место происшествия без штанов – для начальника отдела убийств просто неприлично.

Труп во дворе осмотрели, подмогу вызвали, а вот в квартиру проникали с великим трудом. Подъезд был закрыт наглухо. Домофон молчал: пока Колосов возился с телом, Лесоповалов набирал коды по номерам квартир. Но то ли таких номеров не существовало, то ли код не срабатывал, по домофону никто не отвечал, и дверь не открывалась. Лесоповалов по мобильнику связался с отделом:

– Группу высылай на Октябрьскую. Да, прямо к моему доме. Тут человека, кажется, с балкона сбросили.

Колосов осторожно перевернул труп. Погибший был молодым мужчиной – лет тридцати на вид. Мускулистый, загорелый, хорошо сложенный шатен. Кроме плавок и серых спортивных брюк, на нем не было никакой другой одежды. Обуви на ногах не было тоже. Зато на запястье правой руки поблескивала массивная золотая цепочка-браслет.

То, что этот парень мертв и «Скорая» ему уже не нужна, стало ясно с первого взгляда. Никита тщательно осмотрел тело: освещение было плохим, но все же можно было понять, что ран и каких-либо иных телесных повреждений у погибшего нет. Никита заметил лишь ссадины на коже, появившиеся, скорее всего, вследствие удара тела об асфальт. Увидел он и тоненькую струйку крови, сочившуюся у погибшего из уголка рта.