Дамоклов меч над звездным троном - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 22

– Тут, кажись, направо, – буркнула Камилла Тростенюк. Она ехала вместе с ними, показывала дорогу – то и дело путалась.

– Как же направо? Мы еще до поселка не доехали вон сколько, – Кукушкин прикурил. – Ты ж сказала – в Пролетарии хаза у них была.

– Там. Мне Лялька место это точно описала на всякий пожарный. Мало ли что… Дом, говорила, кирпичный. Двухэтажный за серым забором. Поверху забора проволока колючая. Собаки во дворе – кавказские овчарки. Дом в тупике, в самом конце улицы. А в начале улицы – остановка автобусная и палатка хлебная.

– Это Новаторов улица в Красном Пролетарии, – определил с ходу Кукушкин. – И тупик там есть, и палатка. Все сходится. Какой же это у нас номер дома будет?

На темном шоссе их обогнала еще одна патрульная машина. Участковый посигналил фарами, и она куда-то послушно свернула.

Остановились в ночи.

– Значит, так, Клавдия, – Кукушкин снова погрозил пальцем. – Сиди тут, носа из машины не высовывай. Светиться тебе там с нами ни к чему, сама понимаешь.

– Да я и так уж засветилась, – Тростенюк закуталась поплотнее в куртку-бомбер. Откинулась на спинку сиденья.

Вслед за участковым Катя шагнула в темноту. Это и есть поселок Красный Пролетарий? Хоть бы один фонарь повесили! И вроде не так уж и поздно, а ни в одном окне нет света.

– Тут что, совсем никто не живет? – отчего-то шепотом спросила она.

– Дачники сплошные, разъехались все. По выходным наведываются, а сегодня у нас только среда, – Кукушкин оглядывался. – Старики одни остались – местные, эти спят давно.

Где-то впереди в конце темной улицы глухо, злобно залаяли собаки.

– А вдруг Тростенюк что-то напутала или ошиблась? – Катю все же точило беспокойство. Все как-то слишком уж быстро выходило в этот вечер, как-то спонтанно. – Что тогда, а, Иван Захарович?

– Тогда не знаю, что я с ней сделаю, с поганкой, – вздохнул Кукушкин. – И не знаю, что со мной начальство сделает. Расплющит. Всех перебаламутил ночью, на ноги всех поднял – притон вознамерился с поличным накрыть… Эх-ма, кто не рискует, тот этого не пьет… как его… Тихо, вон он дом в тупике. Хлопцы уже позиции заняли. Ты что же, Екатерина Сергеевна, с нами туда пойдешь, внутрь?

– Конечно, – Катя постаралась ответить бодро.

– Тогда вот что. Держись плотнее ко мне. А то в неразберихе звезданут, не ровен час. В таких клятых местах – я по опыту знаю – кроме девок, секс-рабынь этих самых – еще и лбы здоровенные, охрана. Да еще собаки. Слышь, опять гавкают? – Кукушкин прислушался. – Особо-то мы с тобой спешить не будем. Сначала ОМОН туда войдет, сопротивление подавит.

И словно вторя его словам, впереди что-то грохнуло. Залились лаем собаки. Опять что-то грохнуло, затрещали какие-то доски. Послышалась отрывистая команда, топот, удары по железу чем-то тяжелым.

– Ворота штурмуют, – Кукушкин действительно туда, в конец таинственного тупика не торопился. – Ага, собаки… Ну, сейчас их там успокоят… Ну все, теперь пошли и мы. Все поняла?

– Вроде все. Только не видно ни черта.

– Ничего, сейчас все увидишь.

В глаза Кати внезапно ударил свет мощного прожектора. Его белый луч выхватил из мрака кроны деревьев, высокую двускатную крышу, окно второго этажа, кирпичную кладку стены. В окне вспыхнул свет. Погас. Снова вспыхнул.

Прямо перед Катей зияли настежь открытые, сорванные с петель ворота. Во дворе – топот, грохот, крики. Яростная команда: «Лицом к стене! Стоять! Руки за голову!»

В глубине участка выла собака. В ворота лихо вкатил милицейский «газик». Через пять минут штурм благополучно закончился. ОМОН выволок из дома четверых пьяных мускулистых парней и какого-то толстяка в шелковом спортивном костюме. За ними тут же захлопнулась решетчатая дверь «газика».

Следом за Кукушкиным Катя одолела высокое крыльцо. Переступив порог дома, они очутились в просторном холле-прихожей. И почти сразу же столкнулись с омоновцем – он нес на руках девушку в одних трусиках и замызганном лифчике:

– Захарыч, «Скорую» вызывай! Они ее обкололи какой-то дрянью!

Затуманенный глаз девушки смотрел на Катю. Из уголка губ тянулась нить вязкой слюны.

– Вон они где свой гарем держали, взаперти, – сказал Кате командир ОМОНа. – Вы ведь из пресс-службы. Я вас сразу узнал. А где же оператор ваш? Это надо на камеру снимать.

В глубине дома в большой комнате с забранным решеткой окном было нечем дышать. Прямо на полу – матрасы. У окна – продавленный диван. На нем, закрыв лица руками, сидели четыре совсем еще молодые девушки – босые, полураздетые. Помня, что сказала ей Камилла Тростенюк, Катя спросила:

– Блохину, прозванную Леркой Шестипалой, знаете?

Сидевшие на диване зашевелились. Одна из них, рыжая, закутанная в байковое одеяло, вскинула голову. Катя увидела у нее под глазом лиловый синяк и ссадины на лбу.

– Блохина была здесь? – Катя подошла к девушкам, – Что она делала с вами?

Глаза рыжей блеснули как у злого зверька:

– Что она делала? – прошипела она, распахнув одеяло, – А это видала?

Под одеялом на ней были только трусы и майка-»алкоголичка». На груди, плечах, бедрах – сплошные кровоподтеки.

– Видала? А это? – рыжая с силой рванула на сидевшей рядом с ней товарке халат, оголяя спину: сплошные синяки. – Вот она что, тварь, с нами тут делала. Норма – семь, восемь клиентов за вечер. А не хочешь ехать к клиенту, не желаешь, чтобы он тебя без резинки во все дырки поимел, не хочешь, чтобы об тебя, как об пепельницу окурки тушил, мадам наша Валерия, сука шестипалая, сразу урок тебе преподаст – дубинкой резиновой. Лупит тебя, а сама чуть ли не оргазм от этого испытывает, тварь, садистка. Уродка поганая, злобу свою за свое уродство на нас вымещает!

У рыжей началась форменная истерика. Она рыдала взахлеб, колотила кулаками по дивану. И вторя ей, тут же, точно кликуши, ударились в плач ее избитые, полуголые подруги по несчастью.

Приехала «Скорая», врачи. Прибыл из отдела дежурный следователь. К душным запахам женской тюрьмы прибавился запах успокоительных лекарств. К Кате подошел оперуполномоченный из отдела убийств, сказал, что дозвонился Колосову, проинформировал его об операции в притоне. Что Колосов уже на пути сюда, в поселок Красный Пролетарий.

Была уже глубокая ночь, когда все оперативно-следственные действия в доме-тюрьме были завершены. Колосов прибыл уже под самый занавес. От него пахло рекой и соляркой. Вместе со своими сотрудниками он тут же занялся допросом задержанных охранников притона. Из «газика» для удобства их пересадили в автобус ОМОНа.

Они были ошарашены мгновенной переменой собственной участи – вот, казалось, только что сидели себе, выпивали, смотрели телевизор, телок этих безмозглых сторожили, ждали звонка – везти ли очередную трахалку клиенту на забаву. И вдруг – бац, ворота с петель, ОМОН, штурм, стрельба в воздух, зуботычины, наручники. И мент какой-то из угрозыска теперь дятлом долбит их больные с перепоя головы вопросами о Мадам Валерии, о Шестипалой чертовке. Да им-то что до нее? На фиг им эта фурия бешеная была нужна? Они к ней и к ее девкам и касательства никакого не имели. Шестипалая с девками лучше надзирателя сама разбиралась. А они – просто охрана. Их дело – смотреть, чтобы девки решетки не перегрызли, не сбежали. А Мадам Валерия с Бузой непосредственно бизнес вела, с Бузыкиным Олегом Петровичем. Его тоже здесь теплым взяли. И поделом – боссу спать по ночам полагается, а не ездить проверять – не дрыхнет ли на посту, не пьет ли водку его охрана.

Бузыкиным Олегом Петровичем оказался тот самый толстяк в спортивном костюме. На Катю он произвел самое отталкивающее впечатление. Бывают такие типы, после которых хочется сразу помыть руки. В его допрос Катя не вмешивалась. Сидела, слушала как Колосов и рьяно помогавший ему участковый Кукушкин по крупице выжимают из него показания:

– Блохину Валерию знали?

– Не знал.

– Как не знали? А вот показания гражданок Цуркан, Ясинчук, Троепольской, Мигайло, что вы и гражданка Блохина в этом доме насильственно удерживали их в течение трех месяцев, заставляя заниматься…