Флердоранж – аромат траура - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 69

Колосов и Катя в это самое время сидели внутри спецфургона оперативно-поискового отдела, замерев в напряженном ожидании перед мониторами камер. Снаружи спецфургон был закамуфлирован под оранжево-красную машину Облэнерго. Машина стояла на обочине дороги на той стороне Царского пруда и не вызывала ни у кого подозрений: ни у редких прохожих, ни у работяг, трудившихся на раскопе. Ведь буквально в двух шагах отсюда находилась трансформаторная будка и там с самого утра «устраняли неполадки в сети» двое «электриков».

– Металлоискатель не подведет? – уже в пятый раз спрашивала Катя. – А вдруг он не сработает, тогда что?

Колосов вздыхал: ой, только вот этого не надо – каркать. И так с этим чертовым металлоискателем все эти дни была сплошная морока. В охранной фирме «Страж» все это время пришлось поработать не только сыщикам из отдела убийств, но и программистам, компьютерщикам из управления связи ГУВД и даже одному спецу из ФСБ. Никита лично звонил по этому поводу «большому брату» с Лубянки, кланялся в ноги – окажите содействие в подготовке операции.

Как выяснилось, дорогостоящий металлоискатель в Лесном хранился в подсобном помещении, оборудованном под прачечную, вместе со стиральными машинами, пылесосом, газонокосилками и прочей домашней техникой. Так что добраться до него «охранникам» не стоило большого труда. А вот с перепрограммированием пришлось-таки повозиться. Однако спецы задание выполнили, и теперь оставалось надеяться, чтобы перенастройка сигнала сработала, не подвела в самый ответственный момент.

Только не надо вот так каркать под горячую руку – а вдруг… Никаких вдруг!

Катя налила себе горячего чая из термоса, нашарила в кармане куртки шоколадку – ой, надо же. Шоколадка была сладким напоминанием о примирении с мужем, «драгоценным В.А.».

Сидя в спецфургоне, напичканном видеоаппаратурой, Катя вспоминала совсем другое авто. Вспоминала, как она тогда вечером, усталая и вялая как улитка, выползла из ГУВД (Колосов остался в розыске, а Мещерский плелся хвостом, отстав в вестибюле) и нежданно-негаданно увидела на углу у зоологического музея такую знакомую, такую родную машину – свою, а в ней…

«Драгоценный» вышел, широко распахнул перед Катей дверцу. Все это делалось в строгом смущенном молчании, неулыбчиво, неприкаянно, виновато, но гордо. Катя пожала плечами – ах вот вы как, дорогуша, и тоже молча забралась внутрь. А что было говорить в такой ситуации? Свернулась калачиком на сиденье, закрыла глаза. «Драгоценный» был тут, рядом. Он вернулся. Он вез ее домой. Домой…

В лифте, в тесном ущелье Катя сделала к полному примирению решительный шаг. «Драгоценный» тоже сделал решительный шаг, два, три. Целоваться с собственным мужем в лифте темным осенним вечером после недели глупой непонятной ссоры из-за пустяка – в этом есть кое-что такое… Проведите собственный эксперимент – узнаете, убедитесь. Это чревато началом нового витка семейных отношений, настоящими чудесами. И чудеса в решете не заставили себя ждать. Когда Катя, страшно труся в душе (а вдруг снова скандал и развод?), объявила «драгоценному», что ей опять придется ехать в Лесное… совсем ненадолго, на чуть-чуть, но, возможно, придется там задержаться и до ночи (ой, мамочки!), тот лишь кротко вздохнул и сказал: «Что ж, я не понимаю, что ли? Помочь надо Сереге – езжай. Он звонил, сказал – эта ваша усадебная эпопея вроде как к финишу катится».

Вот так обстояли дела на личном фронте. Катя была готова сказать спасибо судьбе и за это. Ба-альшое спасибо!

– Вид у Сережки как у заправского разведчика. Ты смотри, смотри, как он местность озирает – орелик, да и только! – хмыкнул Никита Колосов. Он не отрывался от монитора. – Катя, да взгляни – не пожалеешь. Сливки ГРУ на спецзадании… К работягам подходит. С Малявиным за руку здоровается. Ба, а они все уже там собрались, все у павильона кучкуются – Салтыков, эти пацаны Журавлев с Изумрудовым. А это кто же в куртке, в капюшоне – кубышечка? Это мадам Журавлева. Не узнать ее, прямо спасатель МЧС со шваброй. Сколько рабочих нагнали! Малявину, видно, пришлось дополнительную бригаду нанять…

– Что они там делают, Никита? – спросила Катя, следя за фигурками на экране монитора: крошечный Мещерский за руку здоровался с такими же крошечными Салтыковым, Изумрудовым, Валей Журавлевым, что-то говорил Долорес Дмитриевне.

– Они должны сначала расширить раскоп. Там площадку надо от глины очистить. И, кажется, они хотят копать там вручную, лопатами. Ну правильно, технику туда пускать нельзя, еще обрушит все.

– Но так они до вечера копать будут, Никита.

Колосов только пожал плечами – они будут копать, мы ждать. А ты что, куда-то торопишься?

В спецфургоне было хоть и тесно, зато относительно тепло. А вот в парке на берегу пруда ветер пробирал до костей – Сергей Мещерский сразу же замерз. Он застегнул куртку до самого горла, засунул руки в карманы. Смотрел, как копают рабочие, пластают глину, расширяя яму. Малявин суетился больше всех – командовал, покрикивал, распоряжался. Салтыков, до глаз замотанный кашемировым шарфом, с азартом обсуждал с Долорес Дмитриевной версии того, что может скрываться под кирпичной кладкой. Как понял Мещерский, версий у них с Долорес Дмитриевной было только две: либо это винный погреб, либо подземный ход. О прочем они не говорили, словно все остальные предположения были табу. И тогда Мещерский решил, что пора и ему вставить в этот разговор свое веское слово.

– А вдруг там внизу нас ждет клад? – сказал он громко. – Тот самый, про который вы рассказывали, – легендарный клад Марии Бестужевой?

Долорес Дмитриевна посмотрела на него так, словно он сказал что-то неприличное. Салтыков усмехнулся не очень весело. А вот Валя Журавлев тут же обернулся, хотя до этого обсуждал с Изумрудовым (на полном серьезе), что вот, если бы он был богат, как Роман Абрамович, он, пожалуй, не стал бы покупать клуб «Челси», а купил бы акции компании «Майкрософт».

– Вы верите в клады? – спросил он Мещерского.

– Я верю, а вы, Валя?

Журавлев пожал плечами:

– Ну раз и в прежние времена у людей были капиталы, причем не в бумажках, а в золоте и в серебре, испариться совсем без следа они не могли. Что-то где-то осталось. Правда, Роман Валерьянович?

– Почему бы и нет? Наверняка, – Салтыков по-прежнему улыбался. – Время стяжать сокровища, время их закапывать в землю. Время и находить. Может, нам повезет. Сейчас расчистим все, проверим металлоискателем подземные пустоты. О, кто к нам приехал… Сережа, ну вот, я же тебе говорил. Она!

По аллее к пруду спешила Анна Лыкова. Еще издали она помахала им рукой. Она была, как и все они, одета в куртку, джинсы, кроссовки. На плече болтался яркий рюкзак. Каштановые волосы ее трепал ветер. Мещерский жадно вглядывался в ее лицо. Все происшедшее с ней и ее братом Иваном, его странное, почти провокационное, ненормальное поведение на допросе у Колосова, этот разрыв отношений – все заставляло его тревожиться и переживать. Он пытался объяснить себе все это и… каждый раз отбрасывал все объяснения. И дело было не только в смутных подозрениях о причастности к убийствам. Иногда Мещерский ловил себя на мысли, что его объяснение поведения брата и сестры, осторожно, полунамеком высказанное им же самим Никите Колосову, верно. Но от этой самой «верности», правильности становилось так сумрачно на душе, так беспокойно, что невольно хотелось крикнуть – нет, нет, этого совсем не нужно, этого просто не может быть. Мещерский вспоминал свой разговор с Никитой. Он спросил его: отчего ты не задержал Ивана Лыкова, когда тот фактически соглашался взять на себя убийства?

– Пользы мне от таких «взяток», от такой половой истерики никакой, – ответил хмуро Никита. – И вообще, я поглядел на этого твоего троюродного братца вблизи… Ты говоришь – он княжеского рода? Тоже мне князь Мышкин… В общем, с ним ты, кажется, в яблочко, Сережа, попал. К сестре-то у него, прямо скажем, – склонности. Инцест созревает, наклевывается. Он в сестру свою влюблен до смерти. И кажется мне – дело это давнее у них. Далеко зашло.