Готическая коллекция - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 19

– Мужчина – это совсем другое дело, – сказал Сукновалов несколько мягче, словно тронутый ее переживаниями. – Когда изменяет муж – это грязь из дома, а когда блудит баба – это… Нет, если бы я толком знал обо всей этой вашей глупой интриге в тот момент, когда мы ее встретили, я бы точно…

– Подождите, не так быстро. Значит, ко всему прочему, вы еще с ней и виделись в тот день? – снова прервал их перепалку Катюшин. – Так она одна приехала или с Чайкиным?

– Она приехала одна, – вместо Марты ответил Сукновалов. – Марта утром мне сказала: «Ко мне в гости приезжает знакомая моих родителей с приятелем, надо их встретить и проводить до гостиницы». У меня все равно утро было свободным, и я согласился. Мы с Мартой на машине поехали в Зеленоградск встречать их. Откуда же я мог знать, что это какая-то водевильная карусель с рогатым мужем, любовником и номерами на чужое имя?

– Это не карусель, просто они… – пролепетала Марта.

– Самый обычный разврат за спиной мужа – уважаемого всеми, солидного делового человека, – сердито отрезал Сукновалов.

– Но Чайкина, когда она приехала к вам, с ней не было? – Катюшин железной рукой направил утлую лодку допроса в нужное русло.

– Она приехала одна, Клим. И это меня сразу удивило, – сказала Марта. – Мы еще по телефону условились встретиться на Взморье, там недурной рыбный ресторанчик недавно открылся. Я предложила посидеть, позавтракать. Мы с Гришей приехали первые, заказали столик наверху на веранде. Ирина приехала где-то в половине двенадцатого или чуть позже на машине. Я познакомила ее с Григорием. Но у нее было просто ужасное настроение. Я спросила, что случилось, где ее приятель. Она как-то нервно ответила, что с ним все кончено, мол, мальчишка – она так и сказала про него: мальчишка – мерзавец и подлец.

– Взбалмошная, неуравновешенная, эгоистичная особа. Я понимаю, что о покойниках ничего плохого не говорят, но именно такое впечатление она произвела на меня при нашем знакомстве там, в ресторане, – сказал Сукновалов, обращаясь к Катюшину.

– Я спросила, как же быть тогда с гостиницей? Отменить броню? – продолжала Марта. – Она на минуту зажмурилась, потом сказала: нет, она же приехала сюда отдыхать на все выходные. И попросила меня пойти позвонить в гостиницу, пока она выпьет кофе и выкурит сигарету, а там и поедем. Я пошла звонить – телефон в ресторане на первом этаже. А когда вернулась, представьте себе, Ирины за столиком уже не было. Гриша сказал, что она вдруг заторопилась и уехала.

– Ну совершенно что-то странное. Да, Марта пошла по ее просьбе звонить, хотя зачем было звонить в гостиницу, если номер оставался забронированным – непонятно, – Сукновалов пожал плечами. – Она сидела со мной за столиком. Подошел официант, принес меню. Она курила сигарету. И вдруг сказала, что у нее срочное дело, что она приедет прямо в гостиницу, встала из-за стола, спустилась к машине и укатила. – Григорий недоуменно хмыкнул. – Я дара речи лишился, честное слово. Возможно, у нее и правда было что-то срочное, возможно, она о чем-то вдруг вспомнила, но все равно нельзя же так бесцеремонно, так невежливо обращаться с людьми, которые приехали ее встретить, оказали ей услугу… Не понимаю, нет, просто не понимаю такого поведения, пусть даже и женщин!

Катюшин внимательно его слушал.

– И больше в тот день вы ее не видели? – спросил он.

– Нет, – ответила Марта, – я совершенно была обескуражена. Честно говоря, сильно обиделась на нее. Ирина, мне тогда казалось, поступила просто по-свински. Поругалась с любовником? Разозлилась? Ну а мы-то с Григорием при чем, чтобы на нас свое дурное настроение срывать? Я решила больше не лезть в эту кашу. Думала, она мне позже позвонит, все объяснит, когда приедет в гостиницу. Но звонка не было. Я тогда решила, что она раздумала насчет отеля и вернулась в город к мужу. А сегодня утром мне вдруг позвонила Юля и стала спрашивать, как фамилия моей приятельницы, для которой заказан номер, не Преториус ли, а то явился какой-то парень и настойчиво про этот номер спрашивает.

– А когда ты узнала об убийстве? – спросил Катюшин.

– Мы только сегодня утром об этом узнали от Юли. Она сказала, что на берегу нашли женщину мертвую. Господи, какой ужас. – Марта всхлипнула. – Ну кто же знал, что такое может с ней случиться?

– А Преториус ничего об этом своем любовнике в ресторане больше не говорила? – спросил Катюшин.

– Нет, просто сквозь зубы бросила, что все кончено, что он мальчишка, мерзавец и подлец, – снова всхлипнула Марта. – Я потом ее даже спросить боялась. Она вообще была в каком-то диком состоянии. Словно в лихорадке. И все произошло так быстро, просто мгновенно. Я даже толком ничего не успела понять. Она попросила меня пойти позвонить в гостиницу. Я отсутствовала не больше пяти-семи минут, ну пока телефон нашла внизу. А за это время она уже уехала.

– А я вообще не знал, что ей сказать, кроме как насчет меню, – сокрушенно признался Сукновалов. – Да и не очень с разговорами лез, по правде сказать.

– А что вы делали после ресторана? – спросил Катюшин, обращаясь к Марте и ее спутнику.

– Домой поехали. Точнее, это я хотела домой, Гриша хотел еще посидеть, даже вина мне предложил бокал заказать, видя, как я расстроена. Но я хотела только домой. Переживала ужасно, что все так нелепо, неловко получилось. Звонка от нее ждала. Григорий довез меня до нашего дома, а сам поехал по делам. Он и так уже опаздывал.

– У меня инженеры и бригада монтажников приехали на консервный завод, – сообщил Сукновалов, – меня ждали. Там у нас реконструкция полным ходом идет.

– Я видел, Григорий Петрович, – сказал Катюшин. – И когда производство свое пустите?

– Ну, думаю, к осени приведем все там в божеский вид. И цех, и магазин при нем.

– Марта… я чего еще хотел спросить… – Катюшин задумался на секунду. – А брат тебе вчера не звонил?

– Миха? Нет. И не появлялся. Да у него работы в церкви полно. – Марта снова сокрушенно вздохнула. – Он какой-то просто ненормальный стал с этой церковью. Сейчас с алтарем вроде бы эпопея закончилась. Теперь началась эпопея с колоколом и органом. В Дрезден собирается осенью на фабрику музыкальных инструментов. Я его спрашиваю: «Михель, сердце мое, ну подумай сам, ну что ты понимаешь в органах? Тут нужен хороший специалист-мастер, музыкант, а ты кто?» А он свое. Нет, правильно мой отец еще при жизни говорил: родственники за границей – хорошая вещь, когда это хорошие родственники. А когда это люди с хорошим сдвигом по фазе в виде бывшего бас-гитариста рок-группы и одновременно студента-этнографа, неожиданно впавшего в религию и вообразившего себя новым миссионером-просветителем язычников, от этого… от этого, братцы, – Марта вздохнула, – становится просто неспокойно на душе.

– Ты к Линку несправедлива, – сказал Катюшин, – значит, он тебе не звонил? И о вчерашнем происшествии в церкви ты ничего не знаешь?

– О каком еще происшествии в церкви? – спросила Марта настороженно.

Катюшин покосился на Сукновалова.

– Да так, ничего страшного. Линк мне тут одну историю рассказал. Глупую.

– Опять ему те следы на полу померещились? – напряженно спросила Марта. – Не хватало еще, чтобы мой троюродный братец марихуану в церкви курил!

– Нет, Марта, кто тебе сказал, что он курит марихуану? И на этот раз ни о каких следах речь не шла, – мягко возразил Катюшин.

А Катя, внимательно и молча следившая за всем этим запутанным допросом, подумала: «Итак, Катюшин знает о попытке Дергачева покончить с собой. А Марта, судя по ее реакции, об этом не знает ничего. Или же весьма искусно делает вид. Но при чем тут тогда какие-то следы на полу церкви? Чьи следы?»

– Ладно, хоть что-то с этой Преториус теперь прояснилось, – сказал Катюшин. – Спасибо тебе, Марта, и вам, Григорий Петрович, за информацию.

– Как только мы узнали об убийстве, сразу же решили, что нам надо немедленно сообщить милиции все, что нам известно. Поэтому Марта вам и позвонила, – ответил Сукновалов, – с такими вещами шутить нельзя, тем более когда такое несчастье стряслось с вашими знакомыми. Тут малейшая деталь может помочь следствию.