Сотовая бесконечность - Вольнов Сергей. Страница 19
– Иваныч, да жалко тёлку-то. – виновато буркнул Алёшка. – Да и дочка у неё.
– И? – уточнил Иваныч, всё так же не спуская взгляда с Нурмухаммада.
– Жалко мне её, – покаялся лейтенант. – И отпустить не могу, и…
– А ты, Лёха, отруби ей указательный палец, – посоветовал старший прапорщик.
– А что?! – Лейтенант необычайно оживился. – Вот он, выход-то!
– Ты о чём? – поинтересовался старший.
– Иваныч! Я тебя обожаю!!!
– Ну, ты это…
– Как тебе такой вариант, Лайма? – спросил лейтенант у приходящей в себя пленницы.
– Как мне что? – отозвалась та, хлюпая сломанным носом и вытирая рукавом струящуюся по лицу кровь.
– Тупая, что ли? – пожал плечами лейтенант. – Выход! Я отрублю тебе пару пальцев, и ты перестанешь быть снайпером.
– То-о есть?.. – выдохнула Лайма совершенно уже обречённым голосом. – Ты хочешь отрубить мне указательный палец?
– Не только! – решительно сообщил он ей. – Я изучал твоё личное дело! Иначе не выйдет! Извини.
– Ну, если это единственный способ вернуться к дочери живой! – Женщина положила правую кисть на близлежащий крупный камень и зажмурилась. – Ну, давай, руби! – На этот раз в её голосе слышался даже вызов. – Давай же!!!
Лейтенант выхватил из ножен неуставной «вампир» и широко размахнулся…
– А-а-а-а-а-а-ах-х-х!!! – завопила пленница.
– Вот и ладненько, – подвёл итог Василий Иванович, бросая через плечо взгляд на корчащуюся и скулящую за его спиной снайпершу. – Вот и хорошо. А ты, девонька, поплотнее пальцы-то перетяни! И к «друзьям» своим горским лучше не возвращайся. Ты им теперь такая без надобности, так что сама понимаешь. – Он деловито собрал отрубленные пальцы в целлофановый пакет и сунул с один из многочисленных подсумков. – Ладно, Лёшка, снайпера обезвредили, пора топать дальше! – Василий Иванович подхватил трофейную снайперскую винтовку, повесил на плечо и потеребил наручные часы.
– С-с-своло-чи-и-и! – провыла им вслед Лайма Вертруда Кокеннабакайтэ, пятикратная чемпионка СССР по пулевой стрельбе. На самом деле – лейтенант КГБ Нина Петровна Глазенкова, бывшая сотрудница Управления внешней разведки…
Люди, захватившие её в плен, исчезли так же неожиданно, как и появились.
Да и были ли они? Вся память – взлетающий в небо широкий воронёный клинок, адская боль, укол наркотика…
Лишившись большого, указательного и среднего пальцев на правой руке, она поклялась отомстить.
Она не знала как и когда, но свято верила в то, что когда-нибудь…
А Нурмухаммад…
Перед тем как исчезнуть, старший выхватил откуда-то здоровенный мачете и играючи отрубил Нурмухаммаду правую кисть.
Горец заорал благим матом.
– Не кричи, джигит, – подмигнул ему молодой. – Бери пример со своей подруги.
Последнее, что «воин ислама» увидел, – наплывающую на него чёрную дыру пистолетного дула.
Глава четвертая
СКРЕЩЕНИЕ КЛИНКОВ
Костёр жарко полыхал в ночи, отвоёвывая у темноты круг, едва достаточный для того, чтобы в нём уместились все участники пирушки. Пятеро. Сегодня, тотчас после окончания дневной битвы, Квентина Маркона, Джизбелло да Марко, Клауса де Брига, Винсента Бийка и Луиса-Жана де Анстреля торжественно посвятил в рыцари Карл Смелый, герцог Бургундский. Прямо на поле боя, едва противник отступил.
Пятеро оруженосцев, «возведённые в рыцарское достоинство за проявленные смелость и мужество, достойные самых лучших примеров доблести», как гласил объявленный перед войсками указ герцога. Героические парни, и Луис-Жан – один из них.
Они действительно бились как львы, окружённые многократно превосходящими брабантскими пехотинцами. И рассеяли врагов! Потом, когда подоспела помощь, брабантцы ретировались.
Луис-Жан, конечно же, был горд собой, своей рубкой в окружении, пышно поименованной в речи герцога «деянием, достойным рыцарей Круглого стола и славного Ричарда Львиное Сердце!», но…
При этом чувствовал растерянность.
Прошло уже восемь лет с тех пор, как умер его отец, шесть как почила в бозе матушка. Из пятерых детей, рождённых женой Вилларима де Анстрела, выжили только Луис да самая младшая сестрёнка – Альбина. Когда сыну исполнилось восемь, отец отдал его в оруженосцы их сюзерену, барону Артуру де Виго. С тех пор он ни разу не видел ни отца, ни мать, ни младшую сестру. Последние десять лет своей жизни он провёл в обществе барона де Виго, кочующего с одной войны на другую. Барон был не только его воспитателем, наставником и старшим товарищем, но и хорошим, надёжным другом. Да что там другом! Сэр Артур заменил ему семью. А Луис-Жан был ему как сын. Барон даже частенько поговаривал о том, что выдаст за воспитанника свою единственную дочь Эдит…
И вот сегодня рыцаря Артура де Виго не стало. Он принял героическую смерть на Ваглавском поле. Умер на руках у Луиса-Жана. Просил позаботиться о дочери. Смерть наставника разъярила юношу, и он рубил вражеских пехотинцев с небывалым доселе ожесточением.
Из боя Луис-Жан вышел залитым чужой кровью с головы до ног, как те бесы, что рисуют на картинках, изображающих преисподнюю.
Сбылась мечта, он наконец-то стал рыцарем! Но Луис-Жан, после десяти лет, проведённых в должности оруженосца, был несколько растерян. Он остался один. Совсем один! Была ещё, конечно, тринадцатилетняя сестра, которую он не видел десять лет и помнил совсем крохотной девчушкой. Насколько он знал от погибшего сэра Артура, сейчас она самостоятельно и весьма успешно правила их небольшим скудным феодом.
Луис-Жан собирался навестить Баске д’Вил–ларим, их родовое гнездо, сразу после окончания кампании. Их убогое гнёздышко. Небольшой каменный донжон, громко вопиющий о ремонте ещё в детские годы Луиса-Жана. Маленькая деревенька на три десятка домов, притулившаяся к давно прогнившему частоколу вокруг донжона. Всего лишь каких-то четыреста акров земли.
Луис-Жан, проведший не один год на войне, пережил достаточно и отдавал себе отчёт в том, что видал он замки и получше…
– Приветствую героев!
Между Квентином Марконом и Клаусом де Бригом возник Алексиос Демойв, молодой венгерский рыцарь; под мышкой у него был зажат большой глиняный кувшин.
– Сэ-эры рыцари! – Гость заметно покачнулся. – Моё п-пчтение! – Алексиос, невозмутимо потеснив молодых людей, умостился между ними. – Господа рыцари, – провозгласил Алексиос, откупоривая лезвием своего кинжала облитый сургучом кувшин. Пробка с громким «чмоком» вылетела из горлышка, окончив свой путь в костре. – П-пзвольте мне, как более старшему вашему товарищу… э-э… п-пздравить вас с новой должностью… Боже, что я говорю? С новой, э-э-э… Вот ведь напасть! Мысли р-рзбегаются…
Рыцарь Демойв, похоже, уже успел изрядно попраздновать победу. Неизвестно где и с кем, но он имел на то полное право! Молодой венгр был отчаянным смельчаком и прекрасным воином. Все пятеро бывших оруженосцев имели возможность убедиться в этом не далее как сегодня днём. Именно он первым подлетел на своём огромном вороном жеребце к окружённым врагами новоиспечённым рыцарям. Именно его меч снял первую жатву с нивы брабантских голов, уже мысленно празднующих победу над обложенным отрядом бургундцев… Именно его меч отвёл удар смертоносного копья от Луиса-Жана! Именно ему бывший оруженосец сэра Артура был обязан жизнью.
А может, и не только он…
С виду венгр был старше Луиса-Жана, самого повидавшего в компании, всего-то года на три-четыре. Высокий, широкоплечий, великолепно сложён, приятное открытое лицо, заразительная улыбка…
Ворвавшись на «островок Бургундии среди Брабантско-Английского моря» на острие атаки конного клина венгерских рыцарей, он тоже улыбался. Но совсем по-другому – задорно-зло! И глаза недобро посверкивали, а улыбка скорее походила на волчий оскал.
Губы рыцаря Алексиоса так же приподнимались, обнажая клыки, как и виденный Луисом-Жаном в детстве волк, принесённый деревенскими егерями привязанным к шесту. Тогда зверь лишь лениво скалился, видимо осознав, что освободиться всё равно не в силах. А у Алексиоса был оскал зверя во время охоты!