Сотовая бесконечность - Вольнов Сергей. Страница 56

– Встать! – шёпотом отдаёт приказ комроты, когда ракеты гаснут.

Ребята поднимаются и короткими перебежками продолжают свой путь.

Санька виновато оглядывается по сторонам. Друзья молчат, лица сосредоточенные, хмурые. Санька ещё успевает подумать, как быстро они на войне привыкли к самому страшному, как пуля ударяет его в грудь. Мальчишка нелепо взмахивает руками, словно пытаясь поймать муху, и падает на труп вражеского офицера, приветливо скалящийся ему навстречу (пуля выхватила кусок челюсти). Тяжеленный лафет раскраивает Санькин затылок…

Комроты обшаривает карманы Саньки, вытягивает солдатский билет, сквозь зубы тихо ругается, злобно командует: «Какого винта пасти раззявили! Вперёд и без заминок!»

Лучмётчики шагают дальше без остановок, вперёд и до следующего падения.

Последние метры несколько поредевшая рота двигается ползком, ребята практически плывут в жидкой грязи, как рыбы хватают ртами воздух, – над головой огненная сеть, сотканная из пуль, снарядов, ракет и лучей. Враг старается выбить подкрепление до того, как оно займет свои позиции. Поле кажется бесконечным, все силы уходят на то, чтобы не утонуть и не зацепиться за смертельную сеть. О том, что предстоит ещё и воевать, юнцы просто забывают. Они сваливаются в траншеи, грязные, как черти из ада, и долго лежат, не в силах осознать: прибыли. В первые мгновения им даже кажется, что самое страшное уже позади. Вроде как Конец Света уже состоялся, а мы ещё живые.

– Какого демона! И де так долгонько шатались?! Рассвет вскорости! Ждём вас… – «приветствуют» подкрепление бывалые фронтовики, добавляя совершенно непечатные словеса. Новички ошалело приподнимаются и смотрят, как бравые вояки лихо переваливаются через бруствер и споро ползут по грязи, вместе со своими лучмётами, в ту сторону, откуда только что притащились мальчишки.

– Они куда? – выдавливает кто-то.

На глазах у Сергия выступают слезы. Хорошо, что в темноте не видно. Подспудно ребята ожидали, что «старики» их встретят, объяснят, как надо воевать, что делать и как вести себя. Они же выжили! Значит – умеют воевать!

– Слёзы и сопли отставить! – командует комроты Мишаин Петро Валькович. – Им надобно затемно в тыл утянуться, дабы хансы не приметили. – Он добродушно усмехается, превосходно понимая, что творится на душе у пацанов. – Всё, ребятушки. С момента сего вы – фронтовики. Что бы дале ни стряслось, никто не скинет на то, что вы всего лишь недоученные курсанты. Вы – уже воины! А те, кому полечь судилось на пути сюда – пали смертушкой отважных. Для хансов вы таки ж солдатушки, как и вои, только что отсель ушедши. Пять хвилинок на отдых, и расчетам приступить к подгонке своих выкопов!

Слова ротного привели всех в чувство. Сергий успевает подумать, что с таким командиром они не пропадут, как его в бок толкает Вас Льц.

– Гля, гля, а ровики стары, давненько копали, вона бочины как вытерты, заеложены, до блеску! Значитца, крепенько тут стоим.

– Могёт, у хансов отбили! – возразил Сергий. – Мене чеши языком, приказ был, лучмёты к бою ладить.

Как ни странно, но в их голосах уже не было паники, нахлынувшей некоторое время назад. Голоса стали спокойными, словно эти пацанята уже воевали много лет. В считанные минуты лучмёты были собраны и задрали свои курносые морды, прицелившись в сторону вражеских позиций.

– Памятуешь, в училище грезилось, скорше б до фронту? – спросил Вас, когда, закончив сборку, их расчет прикорнул на дне рва.

– Ага, вона теперича на передовой мы, – ответил Федул. Он пришёл в училище толстощёким крепышом, который мог переломать подкову ладонью. Сейчас бы он, пожалуй, смог переломить две подковы, поднатаскался станин и зарядников к лучмётам. А вот румянца на его бледных щеках давно не наблюдалось. С тех самых пор, когда у него на глазах разорвало другаря, с которым из одного туеса чай пили.

Небо горело от ракет, чей мертвенный свет заливал даже дно рова. От этого потустороннего свечения лица казались белёсыми, перепуганными.

– На фронте. Ужо и в нашем расчете потери, Санька полёг, – ответил Вас.

Все угрюмо замолчали. Пули мерзко посвистывали над самым ровом. Где-то выше шуршали пролетающие в обе стороны рои ракет. Подсыхающая одёжа неприятно липла к телу.

– Да, ребятки, – сказал Петро Валькович, подходя к ним, – дочекались. Вы на фронте. Теперича дулжно воевать справно, как я вас научал. Не осоромьте меня!

Ротный, старлей, был боевым командиром. На войне давно. Вроде бы даже с самых первых дней. Лучмёт знал в совершенстве и поучал курсантов до кровавого пота веденью беглой пальбы, мгновенной разборке и сборке тяжеленной махины, заставил каждого расчетного командира затвердить аки молитву «Порядок деяний при отказе матчасти».

– Что, мулодцы, страшно? – спросил подошедший вместе со старлеем замкомроты по духовной части младший политвед Амсал Имов. Говорили, что до войны он был письменником, а может быть, и стихотворцем. Совсем молодой, годился в сыновья Мишаину, но вместе они работали как единый прилад. Иногда юным воителям мстилось, что командиры понимают друг дружку с полувзгляда.

Мальчишки, уже полчаса как воины, промолчали.

– Трусят, – улыбнувшись, сказал Мишаин. – Токмо не сознаются.

– Не трусим мы! – горячо возразил Федул.

– Да не соромьтесь, – добродушно ухмыльнулся Амсал. – Все трусят.

– И вы? – Не удержался Вас.

Ребята оживлённо зашевелились. Неужто их бравый командир, кавалер ордена «Храбрая Душа» первой ступени, такоже трусит?! Волк войны? Трусит в точности, как и они, мелкие щены?

– А как же ж! Иль мы не люди? – ответил за двоих Мишаин. – Равно хочем жить. То и трусим, ан виду никогда не кажем. И вы не показывайте!

– Ага, не тот трус, кто боится, а тот, кто бежит! – заговорщицки, словно выдавая огромную военную тайну, молвил Амсал. – Выше носы, военные! Всё едино как в атаку первый раз подымаесся – кишки отрабатывают сами собой. Портки напрочь пропадают… по себе знаю.

– Неча поробить, храбрецы мои, – тяжело вздохнув, сказал Мишаин. – Не мы на них рыпнулись. Оне нашу землю испоганили. То оне вознамерились нас рабами створить. То оне объявили себя избранным племенем. А всех прочих – поганой нечистью. С такими разговор один – добра пуля иль горячий луч, да прямо в морду. Чтоб другим неповадно было. Мы же с вами – мужи. Значит – воины. Вот и воюем. Так что трусь не трусь, однако же драться надобно.

– А чего ж робить с грязью? – как всегда некстати ляпнул Федул.

– Грязь не девушка, засохнет да отлипнет! – хохотнул Амсал.

– Светает… хансы ракеты боле не пускают, – не обратив внимания на диалог Федула и Амсала, сказал комроты. – Готовьтесь, ребятушки. На рассвете начнём, помолясь. И грязь нам не помешает…

Это явно был родной мир Ильма! Какой-то из периодов бурной истории восславян.

Рокировка что надо. Ильм по Земле шатается, Виталий в его родимом краю ротой командует.

Что же между вами произошло в своё время, бравые замы старшего Алексея Дымова?

Она сокрушалась, она корила себя за то, что ослабила слежку за принцем и маршалом. По сути, не выполняла порученное ей боевое задание главнокомандующей. Машинально рапортовала госпоже о перипетиях фронтовой стажировки, уже привычно подтасовывая детали, подвергая цензуре содержание докладов…

И не открывая матери главного: пока наблюдательница увлекалась слежением за головокружительными эскападами Лёхи и его восславянского дядюшки, у иноземных наметилась оч-чень даже характерная тенденция. Принц всё больше становился похож на «экстремала-адреналинщика», не способного нормально себя чувствовать в мирной обстановке, ощущаещего себя полноценно живущим только НА ПЕРЕДНЕМ КРАЕ, только в беге по лезвию клинка, только на фронте, под огнём противника.

Его Мгновение Счастья – первая секунда атаки…

Не то чтобы Алекс ожесточилcя пугающе… нет, она не могла сказать, что принц уже превратился в бездушного монстра-убийцу. Но сейчас, когда она наконец-то сумела дотянуться и осмотрела его изнутри, он ей понравился куда меньше, чем в первый день знакомства. Такую душу она родственной уже вряд ли признает…