Ключ от миража - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 42

Вика показания Стрельникова в принципе подтверждала, однако… «Мы встретились с Данькой, сначала все шло тип-топ, – повествовала Вика. – Но потом он ни за что начал ко мне цепляться, и мы поссорились. Он вообще-то взрывной, а в тот вечер злой был какой-то. Мне все это надоело, я его послала и пошла к метро. Больше мы с ним не виделись. Я ему не звонила, потому что на фиг он мне такой шизанутый нужен».

«Нет, оказывается, не все так просто в шестнадцать лет, случаются и драмы», – сам себе возразил Колосов и начал читать дело дальше. Замелькали копии отдельных поручений следователя уголовному розыску, куцые рапорты-ответы, справки, допросы постовых милиционеров, протокол повторного осмотра места происшествия – участка двора за гаражами, где был найден потерпевший Багдасаров. «Пятна бурого вещества, – читал Никита, – похожие на кровь, на снегу на расстоянии 0,65 м от гаража-«ракушки» под номером 43. Иных следов и вещественных улик не обнаружено».

Не найден был и предмет, которым ударили по голове Багдасарова. Колосов отметил: следователь-брюнетка, видимо, надеялась отыскать там у гаражей осколки той самой бутылки, уже фигурировавшей в деле. Но не повезло, увы.

«Нет, к нашему случаю с Бортниковым все это действительно не имеет никакого отношения, – подумал он одновременно с сожалением и облегчением. – Колька-то был прав».

Однако для очистки совести он все же решил дочитать дело до конца, благо добрался уже до середины. Больше всего его интересовал протокол допроса Игоря Зотова. Однако пока в деле снова шли какие-то справки – из больницы об изъятии медицинской карты Багдасарова, из Института Склифосовского о том, что «операция прошла нормально, однако состояние больного по-прежнему тяжелое и ни о каких допросах и посещениях его вашими сотрудниками не может быть и речи».

Ясно было, что следователь-брюнетка набирает как можно больше процессуально-оправдательного бумажного хлама для того, чтобы клянчить у прокуратуры согласие на приостановление дела по истечении срока. Между справками Никите попался один весьма любопытный документ – факс из бюро судебно-медицинских экспертиз от патологоанатома Севастьяновой: «Медицинскую карту потерпевшего Багдасарова и прочие документы ваш курьер привез, обязательно свяжусь с его лечащим врачом и по возможности постараюсь выяснить, в каком состоянии он сейчас находится у них, и дать ответ на интересующие вас вопросы».

Такого документика во всей своей обширной практике Колосову еще видеть не приходилось. «Ну, женщины, – подумал он. – Будь она там хоть следователь, хоть атом-анатом, все равно она женщина. А у них свой особый язык, свой стиль общения».

Далее ему попался еще более причудливый рапорт некоего участкового по фамилии Бородулин о том, что «допросить и доставить в УВД несовершеннолетнего Мальцева в установленный вами срок не представляет возможности, так как мальчик убыл вместе с матерью в неизвестном направлении на зимние каникулы. По некоторым сведениям, к родственникам (бабушке) в Смоленскую область». Колосов перевернул лист с этой жемчужиной и наконец (ура, ура!) увидел то, что так долго искал, – допрос Игоря Зотова. Правда, перед ним аккуратнейшая формалистка-следователь подшила копии всех повесток, которые дважды посылались Зотову по почте и еще дважды вручались его родственникам под расписку все тем же участковым Бородулиным. Никита вспомнил: не об этих ли визитах участкового столь эмоционально рассказывала ему бабушка Игоря Клавдия Захаровна? Сам Зотов-младший по повесткам не являлся. «Что ж, – решил Никита. – С несовершеннолетками и призывниками это сейчас сплошь и рядом, это еще ни о чем не говорит, но все же…»

Лысый Игорян был доставлен к следователю принудительным приводом, о чем свидетельствовало подшитое в дело поручение следователя и рапорт-ответ участкового Бородулина.

Прочтя показания Зотова, Колосов был разочарован. Сколько сил, сколько нервов потрачено и зачем? Затем, чтобы читать всю эту муру, записанную со слов фигуранта, – «не помню», «не знаю», «не видел», «кажется».

Игорь Зотов был лаконичен. Он показал, что «где-то перед Новым годом» около семи вечера он возвращался домой и услышал «дикие вопли» во дворе. Было уже темно, и сначала он решил, что это орут коты, но потом в свете фар остановившейся у их подъезда машины увидел, как двое взрослых здоровых парней «волтузят» маленького мальчишку. Дравшихся Зотов узнал. Это были «Хачик – у него мамаша на рынке у метро фруктами в ларьке торгует», и «Стреля» из соседнего дома. «Багдасаров и Стрельников их фамилии?» – уточнила в протоколе следователь, но Зотов ответил, что «их фамилиями он вообще никогда не интересовался». По его словам, били они «мелкого» по имени Жоржик. «Этот Жоржик – младший брат Риты Мальцевой, с которой я учился в одном классе, – показывал Игорь Зотов. – Эти двое, Хачик и Стреля, повалили его в сугроб и футболили ногами, а он выл от боли. Я подошел к ним, крикнув, чтобы они прекратили и отпустили мальчишку».

«Заступился, значит, за слабого, – усмехнулся Колосов. – Дело доброе. Интересно только, заступился из врожденного благородства или потому, что этот Жоржик-Егор – брат некой Риты-одноклассницы?»

«Хачик бросился на меня, ударил, и мне ничего не оставалось, как дать сдачи. Потом я услышал вопль Жоржика: «Сзади, атас, он тебя убьет!» Из окна орала какая-то бабка: «Прекратите, я в милицию звоню!» Ну, и тут как-то все сразу кончилось, они испугались и убежали. А я спокойно пошел к себе домой», – рассказывал Зотов.

На вопрос следователя, видел ли он Руслана Багдасарова в тот вечер еще раз, Зотов ответил отрицательно. По его словам, он весь вечер находился дома, смотрел телевизор, что может подтвердить вся его семья. Однако на другой вопрос следователя: «Вспомните, может быть, вы все-таки выходили вечером на улицу?» – Зотов вполне простодушно признался, что «действительно выходил где-то около десяти – взглянуть, цел ли замок на «ракушке», где стоит их с отцом машина».

На вопрос, знает ли он о нападении на Багдасарова, случившемся в тот самый вечер примерно в половине десятого, Зотов ответил уклончиво – мол, слыхал потом от ребят во дворе.

Все противоречия, а их набралось немало, следователь попыталась устранить на очных ставках. Но из этого почти ничего не вышло. После очных имелся еще один протокол повторного допроса Зотова. И вопросы на этот раз ему задавались несколько иные. Например: «Почему вы носите такую прическу – бреете голову под «ноль»?» Зотов ответил на это не без юмора: «Мне в армию весной, привыкаю». Был и такой вопрос: «Случались ли у вас прежде конфликты со сверстниками, чьи родители – приезжие из ближнего зарубежья или с Кавказа?» Зотов ответил – нет. Последний вопрос был, что называется, в лоб: «Имеете ли вы какое-то отношение к организации скинхедов или к клубу спартаковских фанатов?»

Зотов ответил: «За «Спартак» я болею с первого класса, у нас вся семья – болельщики, даже бабка». А вот насчет скинхедов ничего не сказал.

На этом следствие забуксовало и зашло в тупик, о чем свидетельствовал повторный факс из больницы о «недопустимости допроса Багдасарова вследствие ухудшения его состояния». И постановление следователя о приостановлении дела, фактически полная капитуляция перед неизбежным.

Колосов вздохнул: плыли-плыли, приплыли. Он, выходит, потратил почти полтора часа своего драгоценного времени на чтение всех этих пустышек. Что ж, его предупреждали, сам виноват. Однако…

Он снова пролистал дело. Не хватало среди всей этой ненужной писанины весьма существенного документа – медицинского освидетельствования потерпевшего Багдасарова и заключения эксперта о характере причиненных ему ранений. Видно, парень был действительно плох, если это освидетельствование все откладывали и откладывали.

Колосов сложил бумаги и отправился в кабинет к следователю-брюнетке за разъяснениями. Брюнетка была занята: проводила очную ставку между двумя несовершеннолетками в присутствии двух их адвокатов и двух крикливых законных представителей. В кабинете, конечно, царил ад кромешный.