На рандеву с тенью - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 27

По дороге сержантик травил байки о своем питомце: на работе – зверь и чужих не любит, но добр и мягкосердечен с каждой бродячей кошкой. Не было случая, чтобы какую облаял или порвал. Сейчас живет в питомнике. У кинолога на квартире, где пес жил с самого рождения, – прибавление семейства, у сестры родился ребенок. Родители считают младенца и собаку несовместимыми. И зря. Имеет медали, весной выиграл областные соревнования. Один только есть крупный недостаток – пьет.

– То есть как? – опешил Колосов.

Кинолог пояснил: девять лет уже псу, а это зрелость, а потом, нагрузки на работе большие, кормежка не ахти, хоть и кормит его он из своей зарплаты. Сердце начало пошаливать. Ветеринар приказал добавлять ему в воду несколько капель валокордина. Пес сначала воду эту не пил, а потом пристрастился. Сейчас так втянулся, что прямо требует несколько капель чистого допинга себе на язык. Колосов не поверил: дудки, загибаешь, сержант. Кинолог достал из нагрудного кармана форменной куртки пузырек с валокордином. Пес тут же заволновался, заскулил, умоляюще затявкал. – Потом, после работы, – кинолог погрозил ему пальцем. – Я ж говорю – алкаш.

К мосту подъехали, когда уже сгущались сумерки. На дороге ни единой машины. Внизу у речки звонко квакали лягушки, тучей роились комары.

Они спустились. Никита указал кинологу на поломанные кусты, за которыми скрывался предполагаемый вход в каменоломни. Кинолог отстегнул поводок. Собака настороженно обнюхивала влажную землю. Кинолог скомандовал «вперед» и вслед за собакой полез в кустарник.

– Никита Михайлович, а тут, и правда, нора… нет, берлога целая!

Собака злобно и глухо залаяла.

– Ну что там? – спросил нетерпеливо Колосов.

– Ход ведет вниз, кажется, там глубоко, я говорил, что фонарь потребуется.

Никита протянул ему карманный фонарь: имел привычку всегда возить с собой в машине. Он тоже попытался продраться через кусты за кинологом. Ветки цеплялись за джинсы, куртку, норовили ткнуть в лицо. Пятно света от фонаря выхватило желтые глинистые своды подземного хода. Собака возбужденно ворчала, но в «нору» не шла. Когда кинолог за ошейник попытался пропихнуть пса дальше внутрь, он заупрямился еще сильнее. Было ясно: без надежной, крепкой веревки вглубь лучше не соваться.

Они вылезли, отряхивая глину. Кинолог снова взял собаку на поводок и скомандовал «ищи». Овчарка засуетилась, затем, держа морду низко к земле, выбралась из зарослей и затрусила рысцой по берегу ручья. Описала восьмерку вокруг места, где нашли труп Клыкова. Заворчала злобно. Шерсть у нее на загривке поднялась дыбом. Она резко рванула поводок и повела их по кромке берега.

Они бежали следом за собакой минут десять, и все в одном направлении. Вдруг собака метнулась вправо, к хвойным зарослям. За ними на полянке оказалось нечто вроде придорожной свалки: железки, коробки, пластиковые бутылки, мешки. Овчарка заметалась по поляне, затем нырнула в густой подлесок. По тому, как уверенно она шла, было ясно: она взяла какой-то след. Но что это был за след, они понятия не имели. Однако брал он свое начало в подземном участке катакомб, проходил через место убийства и вел…

Кругом был лес, лес, лес. Машина осталась на шоссе, их разделяло с ней уже около километра. Вдруг посреди леса перед ними вырос высокий бетонный забор. Собака пробежала вдоль него и остановилась, вернулась, залаяла.

Было уже почти совсем темно. Никита посветил фонарем.

– Перемахнешь? – спросил он кинолога.

– Угу, легко. И его подсажу, – он кивнул на пса. – А вы страхуйте. Не волнуйтесь, он не кусается. А что это за место?

Колосов посветил вокруг – лес. В Спас-Испольске полно огороженных участков. Это могла быть территория чьей-то виллы, коттеджа, дома отдыха, но скорее всего это был…

– Кажется, мы у «Соснового бора». Давай посмотрим, что за забором.

Преодоление препятствия оказалось делом непростым. Собака, в принципе, понимала, что от нее требуется. Но совершенно не хотела оправдывать унизительную поговорку: «как собака на заборе». Наконец, с грехом пополам, с глухим рычанием, лаем, чертыханием, руганью, они все же перелезли.

Овчарка секунду сновала в замешательстве, потом снова бодро натянула поводок. Лес – сосны, сосны, частый молодой ельник и вдруг – яркий свет мощного уличного фонаря. Хорошо освещенная асфальтовая дорожка. Да, это действительно была территория «Соснового бора». Только теперь они попали сюда с другой, противоположной главным воротам стороны. Колосов снова увидел корты. Они были хорошо освещены, там еще играли. Глухо стукал о гравий мяч.

Однако собака тянула их не к кортам, не к манежу и даже не к ресторану, откуда дразняще веяло ароматом жаренного на мангале мяса.

Они уже порядком выдохлись от этого спринта по пересеченной местности. Колосов скинул куртку, серая футболка под ней промокла на груди и спине. Он вспомнил плакат, виденный им здесь при въезде на территорию. Там говорилось об игре в пейнтбол. Возможно, этот участок парка специально для этого и предназначался. Собака нырнула в ельник и вдруг залаяла.

– Тихо, молчать, – скомандовал кинолог. Никита посветил фонарем.

Перед ними была снова поляна, но без всякого мусора. Под ногами пружинил мох. Никита посветил под ноги – следы конских копыт. Тут недавно прошло сразу несколько лошадей. Они приблизились к елкам, на которые ворчала собака. Колосов раздвинул ветки и увидел некое подобие лежки. Среди зарослей было расчищено место, набросаны ветки. Это напоминало ночевки, которые он не раз видел в подмосковных лесах. Их оставляли бомжи или кочующие цыгане. Но там всегда что-то указывало на присутствие человека – тряпки, пакеты, бутылки. Тут же была лишь примятая трава и куча елового лапника.

Дальше они не пошли. Колосову не улыбалось нарваться на охрану комплекса. Вернулись к забору, снова преодолели его и по шоссе дошли до машины. В отдел вернулись уже за полночь. Ночевать пришлось в тесной комнатушке отдыха при дежурной части. Собака храпела как сапожник, получив в награду шесть капель валокордина.

Утром на оперативке перед отъездом в главк Никита подробно рассказал Лизунову и о замечаниях патологоанатома, и о результатах осмотра места убийства Клыкова, и о странном следе, выявленном собакой.

– Я еще заключение судмедэкспертизы не читал, – признался Лизунов. – Руки не дошли.

Вопреки опасениям Никиты, ни упрямиться, ни возражать, ни отмахиваться от фактов Пылесос не стал. Спросил только:

– А у тебя есть какие-нибудь соображения насчет того, что ты видел?

Колосов покачал головой: нет.

– Обухов капитально тут у нас обосновался. Кабинет потребовал себе в пристройке, там, где ОВИР, телефон, туда к нему из их команды кое-кто сегодня приедет, – сообщил Лизунов, помолчав. – Спит и видит, как бы наблюдение за Баюном организовать. Только и Баюн не дурак, так он и дался ему под колпак.

– Ты говорил, пацан его чем-то болен? – спросил Никита. – Вроде непохоже. Быстрый такой, подвижный.

– Точно не знаю, что там у него, но в больнице он несколько раз лежал. Не у нас, в Москве, в каком-то институте.

– А владелец этого вашего рая для отдыхающих, Островских, с Баюновым где-нибудь вместе появлялся?

– Никогда никто их вместе не видел. Но это не значит, что они не общаются. У Баюна репутация аховая: три раза судим, черт его знает сколько раз подозревался. А Островских – человек в районе очень уважаемый. И когда в исполкоме работал, управленцем слыл сильным, ну а сейчас, как капитал приобрел, вообще… Он, между прочим, и для города много делает. Школу построил, приют для беспризорных, колледж – молодежь учить, чтобы персонал для отелей и домов отдыха под рукой был. Нам вон вытрезвитель новый отгрохал. – Лизунов невесело усмехнулся. – Поэтому на людях ему с Баюновым появляться не с руки. Зачем краснеть? Но это не значит, что они… Ну, ты понимаешь. Недаром Баюн у него виллу снимает. Вот платит ли – не могу сказать. Однако сейчас у Островских ситуация такая, что ему и не до Баюнова, и вообще ни до чего.