На рандеву с тенью - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 62

– Антон Новосельский, о котором я спрашивала, утром в субботу между четырьмя и пятью часами был убит в своей машине у гольф-клуба, – произнесла Катя, медленно подбирая слова.

– О новом убийстве мы все здесь уже слышали.

– А что же тогда прикидываетесь, что не знаете, кто это? – Катя повысила голос. – Он же в «Пчеле» тогда был, и они с Колосовым там едва не подрались на ваших глазах. А на месте его убийства вещичку одну нашли вашу, Алина Борисовна, по наследству к вам перешедшую от Жени Железновой.

– Какую вещичку? – Гордеева напряженно смотрела на Катю. – Что вы еще городите?!

– Вот такую вещичку, – Катя по-хозяйски потянулась к изголовью спального мешка и извлекла ящичек с ароматерапией. – Тут «вербены» не хватает, можете сами убедиться. Этот пузырек и нашли на месте убийства.

Гордеева быстро раскрыла ящичек.

– Точно, нет «вербены», – она посмотрела на Катю. – Вы… серьезно?

– Лизунов этот пузырек при осмотре сам нашел возле машины Новосельского.

Щеки Гордеевой покрылись румянцем. Она вставила в рот новую сигарету. Чиркнула спичкой, прикуривая. Спичка сломалась.

– Трус, – сказала она. – Трус, трус… Щенок. Сопляк. Сам, значит, спросить не мог, вас подослал…

– Он не трус. Он переживает, – сказала Катя. – Хотя, если честно, я с вами согласна: есть случаи, когда они… они просто обязаны вести себя по-мужски. А не по-страусиному. Но это… в общем, что об этом говорить? Я вас сама спрашиваю: как эта ваша вещь могла очутиться на месте убийства?

Гордеева прикурила.

– Я не знаю, – сказала она. – Я к ящику не прикасалась со времени ее смерти… Со смерти Жени. Или нет… Вы же ему сейчас все перескажете, посыльный, – она усмехнулась. – А он меня снова за руку поймает. Один пузырек отсюда я использовала. Тогда, ночью. «Иланг-иланг».

Катя помолчала, потом кивнула. Ясно. Объяснять, для чего «иланг», не надо. Сама в китайском магазине как-то для «драгоценного В.А.» приобрести хотела, соблазнившись словечком на этикетке «афродизиак».

– Кто-то мог взять «вербену»? – спросила она после паузы. – Кто заходил к вам в палатку?

– Да все, все мои. – Гордеева смотрела на Катю. – Вы же видите, как мы тут живем. И он, он же сам тут был. Спал со мной!

«Этого еще не хватало, – испугалась Катя. – Она сейчас возьмет и заявит, что пузырек мог взять сам Лизунов и подбросить на место убийства. И мы вконец тут запутаемся. А если еще и проверяющий по кляузе из прокуратуры нагрянет, то…»

– Куда вы делись утром, Алина? – спросила она. – Ну, что у вас с ним произошло? Вы поругались?

– Мы не ругались, – Гордеева криво усмехнулась. – Не до слов вообще как-то было нам… А ушла я, потому что ушла. Чтоб хозяином себя не чувствовал, не торжествовал. Ненавижу это. Ненавижу это в них – как они утром от тебя начинают собираться, как шарят, ищут свои носки, ботинки, насвистывают что-то фальшиво с чувством выполненного… И при этом вид еще делают, что ты им чем-то обязана, что ты что-то ненужное уже, что-то использованное, бросовый товар…

Катя молчала. А что было говорить, когда, по меткому выражению «драгоценного В.А.», здесь все так было в корне запущено?

– Где же вы были, Алина? – спросила она тихо. – Извините, что так наглею, но речь-то у нас идет о серьезных вещах. Об убийстве.

– Меня что, уже подозревают?

– Где вы были утром?

– Пошла к реке. Купалась.

– Одна?

– Одна. Дождь шел. А вода как парное молоко, не успела остыть. – Гордеева отключила компьютер.

– А вы… водите машину? – вдруг спросила Катя.

Гордеева обернулась удивленно, словно спрашивая: а это-то тут при чем?

– Да, с девятнадцати лет. Меня отец сам учил. У нас «Волга» была. А сейчас у меня в Питере дома «Жигули»-»девятка». А… а почему вы об этом спрашиваете, Катя?

– Так. – Катя смотрела на Гордееву. – Пришло вдруг в голову, вспомнила о вашем лагерном мотоцикле… Значит, Антона Новосельского вы не знали?

– Господи, я его увидела тогда в «Пчеле» в первый раз в жизни! Действительно, этот ваш Колосов с ним немного повздорил. Я обратила внимание, что это очень, очень красивый парень. Такие лица в жизни редки. Прежде только на фамильных портретах встречались, а сейчас только в телевизоре.

– Он к вам сюда приезжал. – Катя выложила последний свой пиковый туз. – Мы с Колосовым его машину – приметный такой серебристый «БМВ» – видели на шоссе, когда к вам явились с картой.

– Новосельского здесь не было. Я бы сразу его запомнила, как запомнила в «Пчеле».

– Мы видели его машину у лагеря за несколько часов до убийства Жени, – повторила Катя.

Полог палатки откинулся, и заглянул Колосов:

– У нас все готово. – Он посмотрел на них с любопытством, видимо пытаясь без слов оценить результаты беседы. – Алина Борисовна, едем к мосту?

– Да, едем, сейчас я оденусь. – Гордеева поднялась.

– И я оденусь, – заявила Катя. – А разговор наш, Алина Борисовна, продолжим после.

Увы, семимильные бахилы Варвариного мужа так и не пригодились. Колосов тишком посоветовал «не смешить людей с этим кошмаром». Катя получила от спасательниц брезентовый комбинезон, два жестких кожаных пояса с какими-то крючками, тяжелые армейские ботинки на толстой подошве. Ее, как паутиной, опутали веревками. И строго-настрого приказали держаться в связке со Шведом, не отходить от него ни на шаг.

В нагрудные карманы комбинезона Катя распихала НЗ: свечи, спички, часики, шерстяные перчатки и запасные батареи для фонарика. Фонари, кстати, были свои, отделовские: Лизунов обездолил весь экспертно-криминалистический отдел. Эксперты тоже приехали, но им пока было приказано находиться в лагере. И ждать.

Чего?

У Кати было неспокойно на душе. Кроме любопытства и смутной тревоги, терзал инстинкт самосохранения: «Куда я лезу? Куда суюсь? Неужели это все не во сне, а на самом деле? Ведь это непостижимо, чтобы я по собственной глупости спустилась туда вниз, в эту темную жуть?»

Из лагеря на трех машинах добрались до моста у Александровки. Тут уже весь проселок был оккупирован ГИБДД. Окрестный транспорт гнали в объезд.

Группы спустились к ручью под мост. Швед шел первым, показывал дорогу. Катя, пришпиленная к нему «связкой», шла второй. Зорко, любопытно смотрела по сторонам. И совершенно не глядела под ноги – то и дело спотыкалась.

Швед углубился в заросли на той стороне ручья. Колосов, шедший за Катей, оглянулся: позади них был мост. Отсюда снизу виден был и участок дороги. Чуть левее за дорогой был холм, в склоне которого была пещера, где нашли тайник Клыкова.

– Вон вход. – Швед указал на зияющую в глинистом склоне пещеру, куда можно было свободно зайти, даже не сгибаясь, человеку среднего роста. Лаз был широкий, но его скрывал буйно разросшийся кустарник. – Значит, мы спускаемся, вы страхуете, – сказал он сопровождавшим их спасательницам.

Катя с опаской заглянула внутрь – сумрак, сырость. Но это было все же получше той дыры в земле, где нашли остатки рубашки Мальцева. Там все действительно напоминало могилу, а здесь…

Она заметила у самого входа ржавую консервную банку и осколки пивной бутылки. И до них это место, оказывается, посещалось людьми.

– Прошлогодние. – Лизунов нагнулся и потрогал мусор.

Алина Гордеева прошла мимо него внутрь пещеры. На Лизунова она ни здесь, ни в машине, ни по дороге через ручей ни разу не взглянула и не сказала ему ни единого слова. Лизунов тоже похоронно молчал. Но на Гордееву смотрел.

«Зря, зря таращишься», – подумала Катя. Но скоро ей стало не до наблюдений за этой парой. Швед кивнул, и они вошли в горизонтальную штольню. И у Кати сразу же тревожно сжалось сердце.

Ход был довольно широким. Колосов не успел еще забыть те щели, в которые они протискивались в поисках Мальцева. Здесь же можно было идти распрямившись и даже не друг за другом, а по два, три человека рядом.

Но первое впечатление Кати от Съян было совсем иным. Потолок, низкие своды, влажные глинистые стены. Вся эта сырая известняковая громада словно давила на нее. На какой-то момент Катя даже готова была попроситься назад (пусть думают о ней что хотят!), пока еще виден выход, видны ветки орешника, освещенные солнцем.