Прощай, Византия! - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 22

– А ваши младшие, Ирина и Федор?

– Близнецы? Это отдельная история. Отец их тоже усыновил. Они появились в доме семь лет назад.

– Кто их мать?

– Наша домработница и экономка Варвара Петровна. – Константин отвел взгляд. – Вас еще какие-то подробности интересуют?

– А где сейчас вторая жена вашего отца, ваша мачеха?

– Она погибла в автокатастрофе. Я удовлетворил ваше любопытство?

– Это не любопытство.

– Бросьте. – Константин рубанул воздух ладонью. – Бросьте заливать. Наша семья… Кто только не хочет знать о нашей семье. Моему отцу постоянно звонили с телевидения, с радио. И мне звонили тоже, я их посылал. Всех Ираклий Абаканов и его потомки интересуют. Дед наш до сих пор многим спокойно спать не дает, так же, как Иосиф. Вот сестру зарезали… Увидите, завтра же какая-нибудь сикуха-репортерша в «Новостях» брякнет: «Убита внучка генерала Абаканова». Если бы вы знали, как я все это ненавижу!

– В средства массовой информации это не попадет.

– Да бросьте, не попадет! Ваша же милиция первая и продаст новостишку. – Лицо Константина перекосила гримаса. – Я не вас лично имею в виду, но…

– Уже очень поздно. У вас и так был тяжелый день. – Колосов решил оборвать его. – У меня последний вопрос к вам. Скажите, эта вещь вам знакома?

Он достал из сейфа пластиковый пакет с древней золотой монетой.

Константин впился в нее взглядом. Гнев на его лице сменился удивлением.

– Откуда это у вас?

– Эта монета найдена в машине вашей сестры в ходе осмотра.

– В машине? Я могу взглянуть поближе?

– Пожалуйста. – Колосов вручил ему вещдок. – Знакомый предмет?

– Это византийский солид из собрания… из нашей фамильной коллекции. Без всяких сомнений. Очень редкая монета, седьмой век. Таких всего несколько в нашем собрании. Как она очутилась в машине Дуни?

– Это я хотел выяснить у вас. Кто в вашей семье нумизмат?

– Коллекция принадлежала моему деду. Сейчас она хранится в нашем доме в Калмыкове.

– Деду? Министру Судакову? – спросил Колосов. Логика его была проста – бывшая правительственная дача принадлежала министру, значит, все, что в ней хранится, принадлежит тоже ему.

– Это собрание моего деда Ираклия. – Константин поднес монету близко к глазам. – Моему отцу она досталась по наследству после его смерти.

Колосов был безмерно удивлен: грозный генерал Абаканов и нумизматика?

– Что вы на меня так уставились? – Константин сжал монету в кулаке. – Я говорю, это бесценный экспонат, собственность нашей семьи.

– Ваша сестра Евдокия тоже увлекалась нумизматикой?

– Нет, я не замечал. – Константин разжал ладонь.

– Тогда как же ценнейший экспонат оказался у нее?

– Почему у нее? – Константин явно растерялся. – Я не знаю. Коллекцией и составлением ее каталога сейчас занят Павел.

– Какой еще Павел?

– Наш двоюродный брат – Павел Судаков. Часть раритетов хранится у него.

– Пожалуйста, его телефон, адрес.

– Серафимовича два, дом на набережной, подъезд… квартира… телефон. – Константин черкнул на поданном Колосовым листке блокнота. – Вот возьмите. – Он глянул на византийскую монету.

– Это улика, она приобщена к уголовному делу, – ответил на его взгляд Колосов. – До выяснения всех обстоятельств я не могу вернуть эту вещь вашей семье.

Глава 12

ЗА УПОКОЙ

Катя получила от Нины новую эсэмэску: «Осмотрела окно на третьем этаже. К. был прав. Контакта пока никакого. Трудный случай. Здесь все уехали на похороны. А ты когда-нибудь видела его портрет?»

Никита Колосов говорил, что окно на третьем этаже, где он обнаружил стоящим на подоконнике Леву Абаканова, никак не могло быть открыто им самим. «Видимо, – подумала Катя, – Нина решила взглянуть на это окно сама». Фраза насчет контакта тоже касалась мальчика. А вот что означало «его портрет»? «Чей портрет?» – полетела мобильная молния в Калмыково. «Генерала А.» – пришел от Нины странный ответ.

– Вадик, я хочу тебя кое о чем спросить, – во всякие трудные минуты жизни Катя обращалась за советом к Драгоценному. Господи, а к кому же еще?

Драгоценный брился в ванной, что-то мурлыкая себе под нос. Как обычно, утром он собирался на службу в офис: после отпуска у начальника личной охраны – известнейшего в Москве предпринимателя Василия Чугунова – настали суровые трудовые будни. Катин отпуск официально еще продолжался, но был смят, скомкан. Инцидент с банным загулом, когда Катя оставила Драгоценного и его закадычного дружка сладко храпящими на теплой кухне и полетела в салон красоты, а оттуда по звонку Колосова на работу, а уже оттуда – как в омут с головой в новое приключение, был исчерпан и предан забвению. Река счастливой семейной жизни покатила свои бурные воды дальше – по кочкам, колдобинам и острым камням. До своего «телохранительства» при особе Чугунова Драгоценный служил в ФСБ. И Катя хотела, чтобы он ей кое-что объяснил.

– Вадик, вот ты скажи мне…

– Потом, потом, зайчик. Все потом. У меня всего пять минут. Завтрак готов?

«Зайчик», вздохнув, поплелся на кухню варить кофе, жарить тосты, готовить бутерброды – по утрам могучий организм Драгоценного требовал солидной подпитки. Расспросы и обсуждения следовало отложить до лучших времен.

Для Нины утро началось совсем по-другому. В половине восьмого ее разбудила Варвара Петровна. Все в доме были уже на ногах, собраны. Минут через двадцать в ворота въехал арендованный черный «Мерседес» представительского класса и увез обитателей дачи на похороны. Две поденные домработницы, о которых предупреждала Варвара Петровна, были уже на месте и усердно трудились: скребли, мыли, пылесосили, готовили, гладили.

Первым делом Нина направилась в комнату мальчика. Вчера вечером его реакция на ее неожиданное появление была настолько бурной, что ей ничего не оставалось, как ретироваться. При дневном свете Нина надеялась, что знакомство пройдет более гладко. Но было еще слишком рано – Лева спал, накрывшись одеялом с головой. «Вылез из-под кровати, когда я ушла, – подумала Нина. – Ну, и на том пока спасибо».

Проходя по коридору, она увидела винтовую лестницу – ту, про которую говорил ей Колосов. И решила подняться взглянуть на окно. Вид этого окна вселил в ее сердце смутную тревогу. Она подергала крепкую раму, смерила расстояние до подоконника – слишком высоко для четырехлетнего мальчика, нет, не запрыгнуть, не вскарабкаться. Попыталась дотянуться до шпингалета наверху. Из окна был виден парк – деревья стояли голые, только голубые ели радовали глаз. «Зимой здесь хорошо, наверное», – подумала Нина.

Ноги сами понесли ее в гостиную. Здесь, сидя на кожаном диване в ожидании завтрака, она и отослала Кате на мобильный SMS. На портрет она старалась не смотреть. Но это было трудно. Он магнитом притягивал ее взор. Иногда его заслонял другой образ – тот, о котором всего каких-то три дня назад она думала почти постоянно: «Я не позвонила ему, не сказала, что уезжаю. И он тоже мне не звонит. Как он? Что с ним?»

Увы, установить хотя бы первичный контакт с Левой Абакановым в этот день ей так и не удалось. Она провела почти все время до самого позднего вечера в его комнате, давая ему привыкнуть к себе. Когда она вошла, он этого словно и не заметил. Сидел на кровати уже одетый.

– Лева, меня зовут Нина Георгиевна. – Нина села на стул возле двери. – Это я к тебе вчера приходила. Прости, что напугала тебя, я не хотела.

В выражении его сосредоточенного отрешенного личика ничего не изменилось. Нина мысленно сравнивала его со своим Гогой – они одного возраста, но какие же разные! При дневном свете и комната выглядела совсем по-другому, как самая обычная детская, полная игрушек. В углу стоял целый стеллаж, набитый ими: машинками, роботами-трансформерами, разноцветными плюшевыми зверюшками.

– Кто у нас тут живет? – Нина подошла к стеллажу. – Какие же они все грустные, печальные… Эй, жираф, привет. – Она достала с полки плюшевого длинношеего жирафа. – Привет, кенгуру. – Следом был извлечен желтый кенгуру. – А вот и бегемотик. Как твой животик, бегемот? Не болит? Болит? А что ты вчера ел? Мороженое? Клубничное, говоришь? – Нина оглянулась на мальчика.