Прощай, Византия! - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 42
– Кого подозревают? Кто? – Из палаты вышла Ирина. – Маме укол сделали, она сказала, чтобы мы уходили, она хочет побыть одна. Я ей мобильный свой оставила. Кто кого здесь подозревает?
– Они. – Зоя кивнула на Колосова. – Представляешь, Марка!
– В чем? – Ирина подошла к Колосову вплотную. Она кусала губы.
– Не знаю. – Зоя подняла вверх ниточки тоненьких темных бровей, придав лицу своему выражение удивленное, надменное и презрительное.
– Никто никого ни в чем не подозревает, – сказал Колосов примирительно. – Девушки, вы что, белены объелись? Я приехал сюда к вашей матери, – он покосился на Ирину, – чтобы задать ей несколько вопросов. К сожалению, общение с правоохранительными органами ей сейчас по состоянию здоровья не на пользу. Может, у нас с вами выйдет разговор?
– О чем?
– Ну, например, о событиях в городе Волгограде.
Такой реакции он не ожидал. Сестры замерли.
– Вы уже знаете про Волгоград? – сдавленно прошептала Зоя.
– Кое-что…
– Слава богу. – Она неожиданно всхлипнула. – Ирка, слышишь, они знают… А вы все дома мне твердили, что нам в жизни никто никогда не поверит!
– Так, девушки, теперь отвечайте только на мои вопросы. – Колосов решил выжимать эту семейную свидетельскую базу досуха. – Фамилия Мужайло вам знакома?
Зоя кивнула. Ирина смотрела на сестру.
– Когда-то давно, еще при Сталине, он работал у нашего деда, был у него в подчинении, потом его арестовали, и он сидел. Его дочь и ее семья жили в Волгограде. – Зоя говорила сбивчиво. – Иногда Ольга Афанасьевна, она уже очень пожилая была, звонила к нам в Москву, разговаривала с отцом. Он устраивал ее в госпиталь Бурденко на обследование, потом, кажется, помогал ее сыну – у нее ведь был взрослый сын… Что-то с банковским бизнесом связанное, но это надо вам спросить у Кости, он лучше знает. Иногда она звонила в слезах, когда по телевизору шли эти жуткие передачи…
– Какие еще передачи? – спросил Колосов.
– В которых по-всякому клеймили нашего деда Ираклия и ее отца Афанасия Петровича. – Голос Зои плаксиво дрожал. – Мы сами столько всего видели, слышали по телевизору о них ужасного. Как только их не называли – подонки, мерзавцы, палачи… Мы все очень переживали, особенно отец. Думаете, с чего он умер так рано? Дня не проходило, чтобы по какой-нибудь программе не полоскали нашу фамилию: генерал Абаканов, генерал Абаканов, и про Мужайло тоже ужас что говорили. Ведь это же просто пытка! Постоянная, изощренная пытка. Я понимаю, отчего дочь Сталина сбежала в Америку. Это же невозможно выносить – каждый день… Все эти сплетни, эти передачи, эти фильмы… Между прочим, дочь Пиночета тоже сбежала в Америку – и опять же мне ясно, почему. А одни наши хорошие знакомые – внуки одного генерала, он при Сталине когда-то возглавлял строительство Беломорканала, все здесь бросили и перебрались в Израиль. Там они могут жить, а здесь… здесь таким, как мы, невозможно становится жить. Они выживают нас, убивают, уничтожают!
– Кто вас уничтожает? Кого вы имеете в виду?
Зоя только всхлипывала, трясла своей маленькой изящной кудрявой головкой. Полезла в сумочку за носовым платком.
– Когда вы узнали об убийстве семьи Мужайло? – спросил Колосов.
– Летом. Отцу позвонили из Волгограда. Кто звонил, я не знаю, у него было много знакомых. Он воспринял это очень серьезно. Он испугался: я знаю, не за себя, он был мужественный человек, он испугался за нас.
– Он что же, если я правильно понял, воспринял это известие как прямую угрозу?
– А как бы вы восприняли, когда по всем каналам почти каждый день все долбят и долбят: палачи, подонки, убийцы, а потом звонят и говорят, что ваши знакомые – потомки генерала – убиты, расстреляны ночью у себя в доме из пистолета с глушителем. – Зоя дрожала от возбуждения. – Сейчас ведь столько сумасшедших…. Что им стоит, наслушавшись, насмотревшись, взять пистолет, нож и пойти уничтожать нас только потому, что мы его потомки, из той же семьи, носим ту же фамилию… Как будто спустя столько лет и мы в чем-то виноваты! Виноваты, что родились.
– Значит, ваш отец…
– Папа умер спустя две недели после этого звонка, – тихо сказала Ирина. – Он хотел нанять нам всем частных охранников, но не успел.
– Он кого-то подозревал конкретно? – спросил Колосов.
– Я не знаю. – Зоя покачала головой. – С нами он старался не касаться этой темы, боялся пугать. Они говорили об этом с Костей, кажется, еще с Ираклием. Спросите у них.
– Хорошо, мне надо будет побывать у вас дома, побеседовать с вашими братьями. – Колосов смотрел на девушек. Вот, видно, зря он думал о том, что молодость ничего не помнит, ничего не знает. – Вы передадите им, что я хочу с ними встретиться? Если я приеду завтра часам этак к одиннадцати, это будет удобно?
– Мы скажем, что вы приедете. – Ирина кивнула.
– Зоя, я еще вот о чем вас хотел спросить. – Колосов чуть не забыл, но вовремя спохватился. – В день убийства вашей сестры Евдокии вы виделись с ней?
– Я с ней виделась, я забирала Леву, – за сестру ответила Ирина. – Дуня не хотела встречаться с Марком, она всегда просила меня, чтобы я отвозила к нему домой Левку и забирала его назад – ну, конечно, если это был выходной или у меня с утра не было занятий в колледже.
– Я с Дуней в тот день не встречалась, но мы разговаривали с ней по телефону, – тихо ответила Зоя. – Когда стало ясно, что Марк… что он увез Левика…
– Мы с ним должны были встретиться в пять, а он так тогда и не приехал, – перебила ее Ирина.
– И разыскивая сына, ваша сестра позвонила вам? – уточнил Колосов.
– Да, мне.
– И вы сообщили ей, что мальчик может находиться на даче Марка Гольдера?
– Мы так обе решили, – ответила Зоя, – раз их нет нигде, раз с Ирой он не встретился, то… куда же ему с Левиком еще деваться?
– Ваш шурин мог бы снять номер в отеле, он ведь не что-нибудь – он сына похищал, – хмыкнул Колосов.
– Марк ненавидит отели, он и так, когда ездит на соревнования, все время по ним болтается. – Зоя покачала головой. – И потом, он ведь дачу купил. Сколько раз при мне говорил: «Вот сделаю там ремонт, перевезу туда вещи, книги, заберу Леву, и станем мы там жить вдвоем».
– Значит, туда, в дачный поселок, ночью Евдокия поехала по вашему совету?
– Ничего я ей не советовала. Она ничьих советов никогда не слушала. – Зоя сморщила носик.
– Зой, ты что, не помнишь? – снова перебила сестру Ирина. – Ты же сказала: она тебе позвонила, стала орать, что мы – я и ты – заодно с Марком, что мы сговорились увезти Левку. И чтобы ее как-то успокоить, ты и посоветовала ей проверить его дачу.
– Да, конечно, все так и было, – согласилась Зоя. – Просто у меня из головы вылетело. Столько всего страшного случилось за эти дни, что я… плохо помню. У меня все в голове путается.
Колосов расстался с сестрами в больничном коридоре. Зоя пошла переговорить с врачом. Ирина разыскала Стулова – тот курил на лестнице. То, что Стулов – тот самый Стулов из параллельного класса – позвонил ей и отправился вместе с ней в Склифосовского, она восприняла равнодушно. Вольному воля, все равно ведь в колледже все занятия в связи с произошедшей трагедией отменили. То, что в больницу приехал и шурин Марк, приехал, как обещал, ей было теперь тоже все равно. Прошедшая ночь уже стерлась из памяти, а с ней и разговоры, и жалобы, и слезы, и страхи. Марк сдержал слово, явился и был тут же отряжен в аптеку за дорогостоящим сосудорасширяющим препаратом. Если бы он не приехал, за лекарством послали бы Ирину, и она убила бы на аптеки весь день.
– Ну, ты как сама-то, Ир? – спросил ее Стулов. Он был необычайно тих и грустен. Ирина вспомнила, а как он обычно вел себя – самоуверенно и развязно, даже с ней, которая, судя по всему, в этом месяце нравилась ему больше других девчонок в классе, вспомнила, как он ржал, когда они ходили вместе в кино, как хвастался, как откидывал со лба свою соломенную челку, как сально щурился на новеньких, разыгрывая из себя «Печорина-блин», как лапал ее у Машки Муравьевой на дне рождения на даче, когда все они уже были пьяные и вконец раскрепостились.