Прощай, Византия! - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 46

– Какой еще портрет?!

Катя вздохнула: ну что ты рычишь? Я-то в чем виновата? Ну не сложилось, не задержал ты этого типа с винтовкой и пистолетом.

– Никита, послушай меня.

– Что еще?

– Ты вчера и так сделал все, что мог. Никто в такой ситуации не сделал бы больше.

– Ты чего, меня утешать, что ли, пришла?

– Нет, я пришла, чтобы снова услышать ту твою версию.

Колосов хмыкнул.

– Вчера вечером я звонил в Волгоград Ануфриеву, – буркнул он.

– И что он сказал тебе?

– По его версии, розыск в Волгограде надо сворачивать.

– Почему?

– Потому, что он орудует теперь здесь, у нас. Потому что он уже трижды весьма громко заявлял о себе здесь. Потому что я гнался за ним… я видел его… видел своими собственными глазами!

– Кто же он такой, по-твоему? – тихо спросила Катя

– Он? Ты же в прошлый раз моей, точнее нашей с Ануфриевым, версии не поверила.

– Вот пуля пролетела – и ага… – Катя вздохнула. – Вчера я видела, как они все там перепуганы. И про Волгоград, про убийство семьи генерала Мужайло, сподвижника их деда, там тоже говорили.

– Для них там все давно уже ясно, это для нас, олухов, были потемки. – Колосов рубанул рукой воздух. – Нет никаких сомнений теперь, что эти происшествия связаны напрямую. В Волгограде семью Мужайло расстреляли из пистолета «ТТ» с глушителем. Тут у нас тоже фигурирует глушитель…

– Снайперская винтовка и нож, – перебила его Катя.

– И пистолет «ТТ». Он был вчера у него в руках, он стрелял из него в меня, там, в лесу.

– Но экспертиза пока не дает нам точных…

– Потому что гильзы отсутствуют. Ничего, отыщем. Там уже мои работают – лес прочешем, отыщем.

– Это в таком-то снегу? – тихо спросила Катя.

Он снова рубанул ладонью воздух – был ли это жест отчаяния?

– Но почему, Никита? Почему, за что этот тип… этот стрелок, как ты его называешь, убивает этих людей? Там, в Волгограде, здесь, у нас? Мотив где? В чем?

– А ты разве не слышала, что они там вчера говорили, что твердила Зоя, что кричала в истерике эта девчонка – ее младшая сестра – Ирина? Они считают, что их семье и той мстят таким образом, сводят счеты.

– Мстят? Как ты сказал? Повтори! Мстят? Сводят счеты?! Господи, но за что?

– Знаешь, скольким в оные времена хотелось посчитаться с Ираклием Абакановым и его замом, спросить с них полной мерой за все: за сломанные судьбы, за годы, проведенные в лагерях, за погибших родственников, за смерть, за ложь, за несправедливость, за зло, которые они причинили?

– Но это было полвека назад. Тех, кто хотел спросить полной мерой, кто страдал по их вине, – многих уже и на свете-то и нет! Месть через пятьдесят с лишним лет – это… это миф, Никита.

– Миф? Ты, значит, говоришь миф. На вот, послушай. – Он включил магнитолу, стоявшую на подоконнике.

«Жертвой неизвестного преступника стали потомки генерала Ираклия Абаканова, возглавлявшего в годы тоталитарного сталинского режима…», «В результате покушений были убиты Федор и Евдокия Абакановы – внуки небезызвестного сталинского министра госбезопасности, сосредоточившего в конце сороковых – начале пятидесятых в своих руках…», «Сразу все правоохранительные силы, вплоть до ФСБ, брошены на…», «Раскрытие серии громких убийств родственников генерала Ираклия Абаканова – всесильного министра МГБ взяла под свой контроль Генеральная прокуратура…» – Возбужденные голоса комментаторов в эфире старались заглушить друг друга.

– Эту версию Ануфриев выдвинул? Они что, с самого начала знали об убийстве в Волгограде? – спросила Катя, стараясь отвлечься от этих назойливых радиоголосов.

– Естественно, знали. Уже одно то, что они сами так активно, так настойчиво начали участвовать в оперативно-розыскных мероприятиях, говорит за то, что эта версия с самого начала была для них главной. И единственной.

– И теперь ты тоже подпал под их влияние?

– Никуда я не подпал, я сам, с самого начала… я думал – не все так просто. Версия наследства, наследников, раздела имущества – сколько раз мы встречались с этим, но здесь – нет, здесь что-то другое. И вот вчера, Катя, я видел его, я гнался за ним.

– По-твоему, ты гнался за мстителем?

Колосов молчал.

– По-твоему, мы имеем дело с кем-то, чьи родственники когда-то безвинно пострадали по вине Абаканова и Мужайло? – Катя покачала головой. – Разве возможна месть через столько лет? Нет, я отказываюсь в это верить. В эту вашу с Ануфриевым версию. Или ты хочешь сказать, что мы имеем дело с фанатиком? С сумасшедшим?

– Для сумасшедшего он слишком уж профессионален, – ответил Колосов. – Я ж говорил тебе, он профессионал во всем: в слежке за своими жертвами, в выборе места нападения, в стрельбе. Жаль, ты эти наши гонки вчерашние не видела: как он уходил, как в ледяную воду бухнулся, как стрелял, как мастерски сумел уйти, фактически из-под самого моего носа. Нет, Катя, это не псих, это человек умный, расчетливый, с холодной головой. Он знает, что делает, знает, чего хочет.

– И чего же он, по-твоему, хочет?

– Уничтожить их. Всех, весь род, как раньше говорили, до седьмого колена. Возможно, для него это что-то вроде навязчивой идеи или обета мести. В Волгограде ему удалось в одну ночь расправиться со всеми, но здесь он предпочитает уничтожать их – потомков, внуков, людей этой самой ненавистной ему фамилии – по одному.

– Вендетта популярна только в мексиканских сериалах, Никита.

– А ты не замечала, что наша нынешняя жизнь все больше и больше местами тянет именно на мексиканский сериал?

– Нет, не замечала. И я по-прежнему отказываюсь видеть тут какую-либо связь… – Катя внезапно осеклась. Что это? Она снова подумала о связи… точнее, о совпадении… Вот и сегодня утром, как обычно, она ехала на работу – спустилась по эскалатору на свою родную, ближайшую к дому станцию метро «Парк культуры», вышла на платформу, где грохотали голубые поезда и… С чем они были связаны напрямую, эти поезда метро? Эта станция «Парк культуры»? С тем болезненным, почти физическим ощущением, которое испытала она вчера там, глядя на портрет генерала… Прошло полвека с тех пор, а она почти каждый день, отправляясь на работу, садилась в поезд именно там, на той самой платформе, где он, этот самый генерал, бросился под поезд…

– Вот прочти, факс из Волгограда, тут копия осмотра места происшествия, то есть загородного особняка семьи Мужайло. – Колосов протянул ей папку. – В дополнение к профессиональным навыкам этого нашего стрелка он умеет проникать в такие вот загородные особняки путем свободного доступа, не взламывая замков и запоров.

Катя взяла папку. Ей не хотелось ее читать, не хотелось знать о том, как умерли все эти незнакомые далекие чужие люди. Она думала о Нине.

– Мне на пару дней надо будет самому выехать в Волгоград, – сказал Колосов.

– Зачем? Ты же сам говоришь, что розыск переместился, что теперь он орудует здесь у нас?

– Эта информация неполная. – Он хмурился. – Я хочу изучить обстановку на месте. Возможно, там будут какие-то данные по личности этого типа. Какие-то зацепки… Ведь сейчас он для нас как фантом. Я даже фоторобот его не могу составить, хотя вплотную гнался за ним, запах его пота чувствовал.

– Но Ануфриев же сказал тебе, что…

– Да мало ли что он там сказал! Они и так столько времени с нами темнили. Пора, Катя, думать своей головой. Иначе… иначе при таких темпах мы их дражайшую семейку не спасем.

– И все же, Никита, я в эту версию не верю, слишком уж она искусственна и неправдоподобна. – Катя покачала головой. – Не проще ли и на этот раз принять за основу ну хотя бы версию киллера-наемника, а?

– А как быть тогда с этими Мужайло – вот, читай, убиты: бабка – дочь генерала, ее сын банкир, его жена, дети, его шофер.

– Но, может быть, и для этого убийства были какие-то иные причины, кроме такой запоздалой мести через пятьдесят лет?