Прощай, Византия! - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 58

– Не вмешивайся, когда я говорю с сестрой!

– Когда учишь нас всех жить! – крикнула Зоя. – А чему ты нас научил? Чему, скажи?

– А чему он вас научил? Он – этот ваш… чистоплюй, интеллигент?! – прошипел Константин, кивая на Марка Гольдера. – Ты думаешь, чего он сюда приперся? Думаешь, дело в Левке? Он ему не нужен. Он был ему не нужен здоровый, думаешь, он будет нужен ему такой, как сейчас?!

– Я приехал предложить свою помощь, – сказал Гольдер.

– Ах, помощь? В чем? Ты можешь сделать так, чтобы нас перестали ненавидеть в этой стране? Не убивали, не стреляли в нас, не уничтожали? Не размазывали, как последнее дерьмо в этих подлых статьях, в этих паскудных передачах? Ты это можешь, да? Ты, тряпка, слюнтяй, не смог даже защитить свою жену, мою сестру, когда ее резал какой-то взбесившийся маньяк! И еще неизвестно, что вообще там тогда у вас произошло на этой твоей… даче! Какова мера твоей вины, твоей ответственности перед нашей семьей за ее гибель. И после всего этого ты смеешь являться сюда без моего разрешения и заявлять: «Я забираю у вас сына»? – Константин бешено топнул ногой (ох, видела бы это Марья Антоновна Сквознякова, всегда упрекавшая его в излишней мягкотелости!). – А ты знаешь, что говорила мне сестра? Она сто раз повторяла, что никогда, ты слышишь, никогда, ни за что не отдаст тебе Левку. Это было ее желанием, ее завещанием мне, всем нам. И в память о ней я сделаю все, чтобы все было так, как она хотела. Мы встретимся в суде, и ты этот суд проиграешь!

– А ты, Котька, до того суда не доживешь! – крикнул Марк Гольдер и с самым решительным видом попер на разгневанного брата своей покойной жены.

Кто сказал, что шахматные гроссмейстеры не умеют драться? Очень даже умеют, особенно когда силы не равны, когда один против всех, когда все на одного.

Такого Катя увидеть в этом доме не ожидала. Шахматный гроссмейстер, возможно, даже будущий чемпион мира, съездил внука грозного генерала Абаканова по багровой от гнева перекошенной физиономии. Тот в ответ размахнулся, промахнулся, крикнул охране, та резво вмешалась и – пошло-поехало, только искры полетели в разные стороны. Треснула ткань, в драке Гольдеру оторвали с «мясом» рукав его твидового пальто.

– Прекратите, что вы делаете! – взывала к коллективному разуму Катя с лестницы. Ей жалобно вторила беременная Снегурка-Жека. Зоя сползала по стене на пол, истерически-заливисто хохоча. Из кабинета на шум выскочил, как ошпаренный, Павел – вид у него был заспанный, темные волосы всклокочены, видимо, он спал.

– Ой, а что тут творится?

Это, конечно же, спросила Нина. С одетым Левой на руках она, как тихий любопытный ангел, выплыла из детской на лестницу. И… увидела Марка Гольдера.

– Что тут творится, господи?!

От ее крика все замерли. Марк Гольдер, которого охранники под руки тащили к дверям, обернулся и… тоже увидел ее – со своим сыном на руках.

Так впервые зрят воочию призраков, в которых не верят. Так видят миражи в пустыне. Так впиваются жадным взглядом в алые паруса на горизонте вместо траурных, черных…

– Вы?!!

«Сейчас он ее выдаст. Мамочка моя! И вся наша операция провалится. Никиту удар хватит. И меня тоже. Нет, ни за что! Я здесь, и я этого не допущу». Катя ринулась по лестнице вниз.

– Молчать! Прекратить скандал немедленно! – крикнула она самым настоящим, как ей в тот миг казалось, командирским тоном главврача. – Что вы себе позволяете в присутствии ребенка? Неудивительно, что его психика в таком плачевном состоянии! – Она, боясь оглянуться наверх, на замершую в ступоре Нину, летела прямиком к Гольдеру, отпихнула охранников. – Отпустите его. Это что еще за обращение? Он же отец ребенка, он приехал сюда по нашему вызову. Или вы что, хотите, чтобы мы с Ниной Георгиевной обратились в комиссию по делам несовершеннолетних, в милицию, в прокуратуру, поставили вопрос об опекунстве?!

Криком своим она не думала напугать их, просто затыкала им всем рот. Схватила ошеломленного, избитого, расхристанного Гольдера за руку, потащила его на улицу.

– Я должна с вами поговорить. Вы отец мальчика. У нас с вами много тем найдется для обсуждения.

Охранники остались в доме. Домочадцы тоже. И Нина.

– Марк, пожалуйста, выслушайте меня, – тихо, уже совсем другим тоном сказала Катя, едва не задохнувшись от холодного ноябрьского воздуха. – Только, пожалуйста, не перебивайте!

Капитан Углов, как верный коллега и товарищ, Колосова не бросил, повез устраивать в ведомственную гостиницу. Рядом с гостиницей была шашлычная, в ней они скромно и поужинали. Поднялись в номер и в спартанской обстановке выпили на посошок. Углов начал было прощаться, но тут, как на грех, речь снова зашла «о работе». Беседа оживилась, выпили еще по одной – за знакомство и за сотрудничество. Часы показывали уже полночь, а новоиспеченные коллеги и не думали расставаться.

– Все, сейчас в седьмое заеду, гляну, как там наша смена дежурит, – и домой, – сказал Углов.

– Я с тобой, Леша. – Колосов, взвинченный разговором, чувствовал, что в этой тихой ведомственной гостинице ему сегодня уже не уснуть.

А город, заваленный снегом, дрых во всю ивановскую. Коммунальные службы тоже, видимо, взяли тайм-аут. Углов вел машину по снежной целине осторожно. В отделении милиции все было по-прежнему, только народу клубилось поменьше – часть дежурных сотрудников спали в комнате отдыха и свободных кабинетах.

Углов связался с мобильным постом наблюдения, дежурившим на улице Красной Армии, у дома гражданки Рощук. Там, как и многие ночи подряд, было тихо.

– По такой непогоде и по городу-то особо не проедешь. – Углов зевнул умиротворенно. – Ну все, Никита, довезу тебя назад до гостиницы и…

Как выяснилось позже, он хотел сказать «и айда». Но в этот момент у него в руке ожила рация:

– Товарищ капитан, он только что вошел в подъезд!

– Кто?! Юргин?!!

– Кажется, да.

– Ну, ребята, я ж минуту назад с вами говорил, у вас там ноль был полный!

– Виноваты, товарищ капитан, отвлеклись. Он словно ниоткуда взялся, возник из темноты у подъезда. Машины мы не видели, шума мотора тоже. Значит, пришел пешком.

– Значит, пешком. Если это, конечно, Юргин. – Углов глянул на Колосова. – Ну, коллега, кажется, удачу ты нам принес своим приездом. Вот-вот пойдут тут у нас веселые дела.

На улицу Красной Армии выдвинулись мгновенно. Подключилась местная ГИБДД, с ходу блокировала весь жилой массив. Дом гражданки Рощук – новая кирпичная четырнадцатиэтажка – располагался в районе элитных новостроек на набережной.

Шел второй час ночи. Падал, валил стеной снег.

– Полчаса еще даю им на интим, – распорядился Углов. – Если и правда это наш Жора Хабаровский, то брать его будем теплого в постели, когда рассиропится с девкой своей Тамаркой, размякнет в конец.

Разговор этот шел уже в подъезде на первом этаже у лифта. Колосов по московской привычке ожидал встретить в элитной многоэтажке охрану, но ее не было. Имелась будка консьержа, но и его пришлось разыскивать с собаками через дежурного по ДЭЗу. Консьержа вырвали из объятий Морфея, пригласив вместе с дворником быть понятыми.

– А в чем дело? – тревожились понятые. – У нас дом приличный, у нас вот и глава районной администрации тут сыну квартиру купил.

Квартира, приобретенная гражданкой Рощук, оказалась на третьем этаже. На лестничной площадке этажом ниже замерла в ожидании группа захвата. Колосов был в самой гуще событий. Возвращаться в гостиницу, когда вот-вот могло произойти такое экстраординарное событие – вооруженное задержание особо опасного, подозреваемого в совершении группового убийства, – значило потерять и профессиональное лицо, и уважение волгоградских коллег. Однако в роли праздного зрителя Никита чувствовал себя весьма неуютно. Дома, в области он привык сразу же подминать аналогичные ситуации под себя. И привычка стала его второй натурой.

– Как планируете брать? Через дверь? – спросил он Углова.