Прощание с кошмаром - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 55

– В этом же духе… Понимаю, кажется, – Дивиторский кивнул. – Не подходит под интерьер дома – так нам обычно говорят клиенты. Ну что ж… Правда, живописных работ Григорьева у нас в галерее больше нет, но… вот каталог, прошу. Есть рисунки, его графика. Вот, например, серия карикатур для журнала «Сатирикон», наброски к иллюстрации книг – это для Саши Черного, Салтыкова-Щедрина. Вот, обратите внимание, – он указал на одну из страниц каталога, – это эскиз декораций к опере «Снегурочка». Мне мой шеф говорил: чрезвычайно редкая вещь. Григорьеву заказали оформление декораций в Большом, но по какой-то причине премьера оперы не состоялась. А вот это эскизы для оформления Григорьевым артистического кабаре «Привал комедиантов».

Катя с интересом листала каталог. Ничего не скажешь, богатое собрание. Этот Белогуров (ей снова, как назло, вспомнились из его лика лишь белые джинсы) – знаток русского искусства первой половины XX века и весьма удачливый коллекционер. Интересно, откуда у него все это?

– Рисунки и эскизы мы тут не демонстрируем, – Дивиторский кивнул на стену. – Но если что-то вам приглянулось – нет проблем.

Кравченко со скучающим видом вздохнул.

– Чудненько, чудненько. – Он отхлебнул кофе, поданное девочкой. – Знаете ли, Егор… какое имя у вас звучное, славянское. Пора, пора нам вспомнить свои национальные корни: Егорий Храбрый, Егорий Победоносец… Ты не находишь, Катюша? Но видите ли… Нам с женой хотелось чего-нибудь… – Он снова щелкнул пальцами, словно подыскивая слово для некоего «рожна» (как назвала это про себя Катя). Она быстренько уткнулась в каталог, чувствуя, что вот-вот не выдержит, и тогда весь этот смехотворный балаган лопнет, и они просто опозорятся на веки вечные.

– Кажется, я понимаю, – Дивиторский наконец впервые за беседу посмотрел на Катю и усмехнулся краешком губ. – Одну минуту… – Он прошел в боковую дверь, в кабинет, быстро вернулся. – Вот, взгляните на это, – уже протягивал он раскрытый фотоальбом. На фото была изображена некая книга. – Это иллюстрированный альбом Григорьева «Intimite». Библиографическая редкость. Вышел в Париже в 1918-м. – Дивиторский не говорил, а читал все это по какому-то отксерокопированному списку, который держал в руках. – Тираж всего тысяча экземпляров. Рисунки Григорьева: «Парижские кафе», «Женщины» – сплошной эрос во плоти. – Он снова усмехнулся, скользнув жестким взглядом по Кате. – Этой книги в настоящее время у нас нет. Но по вашему специальному заказу мы могли бы ее поискать и попытаться достать. Естественно, это будет стоить очень и очень…

– Ну, о деньгах, я думаю, есть смысл говорить только с Белогуровым, – премило промурлыкал Кравченко. – Катюш, что ты скажешь?

– Это, видимо, нечто в духе Тулуз-Лотрека. – Катя напыжилась так же, как и «драгоценный В. А.» (валять дурака, так уж валять!). – Это стильно. Престижно… Но думаю, раз владелец галереи отсутствует, есть время хорошенько все обдумать – брать или отказываться. И в следующий раз…

– У вас есть наши координаты? – перебил ее Дивиторский. – Чудненько. Можете звонить в любое время. Я передам Белогурову, что именно вас интересует. И если наши условия вам подойдут, то… Будем рады видеть вас снова.

Когда за ними захлопнулась дверь, бронированная, словно ворота бункера, Катя (она, как примерная супруга, все еще цепко держала Кравченко под руку) ехидно прошипела:

– Богатенький наш Буратино, господин Кравченко, а слабо вам купить эрос во плоти?

– Господа – в Париже. А ради вас, – в тон ответил «драгоценный В. А.», – я готов пустить на ветер фамильное состояние. Да за такое виртуозное вранье ты, Катька, пива мне должна поставить ящик! Два ящика!

– Десять ящиков, – Катя выдернула руку, – ты за рулем. Ох, Вадя, что мы наделали? Так завраться… Я же с ним, с этим Белогуровым, поговорить хотела только о его помощи нам, об участии в обезвреживании преступника. А теперь что же? С какими глазами я теперь к нему снова отправлюсь?

– Очарованными. Я заметил, что этот хлыщ на тебя ба-альшое впечатление произвел. Так и млела там перед ним.

– Очень красивый парень. Скажешь, нет? А ты тоже – это дитя с косичкой… – Катя внезапно умолкла.

Они подошли к своей машине. А неподалеку от нее, у самых дверей дома, стояли бежевые потрепанные «Жигули». И тот самый кудрявый паренек старательно протирал их лобовое стекло тряпкой. Катя медленно прошла мимо машины. Вот и здесь тоже старые бежевые (то есть светлые) «Жигули». Сколько их в Москве, в области – тысячи. А Колосов еще не потерял надежду найти среди них и те самые… Странно, у владельца этой богатой галереи – человека явно очень состоятельного (вон какой роскошный особняк, какая мебель) – и такая ветхая (лысая резина, пятна ржавчины на багажнике, вмятина на правом крыле), старая машина… Может, она принадлежит не Белогурову, а этому вот кудрявому? Ишь как старательно стекло полирует… Наверное, подружку свою с косичкой покатать замыслил…

И вдруг ей вспомнилось: эта девочка Александрина сказала, что «менеджер с минуты на минуту вернется – отъехал на заправку». На машине отъехал? Но у дома номер шесть, кроме машины Кравченко и этой развалюшки, других никаких нет. Значит, он на «Жигулях» заправляться ездил? На таких вот – такой сноб?

– Вадь, это какая модель «Жигулей»? – спросила Катя, когда они сели в машину.

– Первая. «Копейка». Что, понравилась? Прямо глаз от нее не оторвешь.

– Да-а… «копейка»… Подожди секунду. – Она зашелестела блокнотом в сумочке, украдкой записав номер. Она сделала это без всякой задней мысли. Чисто машинально. Раз ищут в столичном регионе старые бежевые «Жигули» и проверяют абсолютно всех их владельцев, то…

– Ох, чувствую, отольется еще нам наше беспардонное вранье, Вадичка, – вздохнула она тяжело.

– Ящик пива! – хищно напомнил Кравченко. – Сейчас рванем куда-нибудь, о, знаю куда – мне Серега про одну забегаловку говорил.

Он олицетворял собой само легкомыслие. А обычно это было Катино амплуа. Но сейчас она охотно уступила «драгоценному В. А.». Оглянулась напоследок: Гранатовый переулок, бежевые «Жигули»… Видно, придется возвращаться в эту галерею. Ее владелец и точно – весьма и весьма занятная личность.

Глава 19 FIN DE SICLE 2

Занятная личность… именно так думал кое о ком и Белогуров. О том человеке, к кому ехал. Ему предстояла занятная встреча с занятной личностью. И от всей этой занятности впору было рехнуться.

С утра (они договорились по телефону встретиться в половине первого: раньше клиенту просто не доставили бы деньги – оплату заказа) Белогурова тянуло к бутылке. Но он гнал от себя свою жажду. Во-первых, клиент, с которым предстояла встреча, Феликс Михайленко, не выносил и запаха спиртного. А во-вторых, управлять машиной под градусом, когда на заднем ее сиденье в специальном деревянном футляре покоилась ЭТА ВЕЩЬ, было… Если бы что-то случилось – самая пустячная авария – и Белогуров бы попал в цепкие лапы ГИБДД, то заветный футлярчик и его причудливое, если так можно выразиться, содержимое, стало бы… Белогуров хмыкнул: а вот как раз и страж дороги у светофора на перекрестке. Салют тебе, хозяин трассы, салют, товарищ, друг мой, брат мой, салют тебе! О, если бы ты только знал, мент-братишка, чью машину провожаешь сейчас равнодушным взглядом. Не к чему придраться, комендаторе? С иномарочкой моей все вроде в полном порядке. Если бы ты только знал, что увозит от тебя моя иномарочка все дальше и дальше…

Белогуров (светофор впереди зажег красный свет) оглядел стоявшие рядом авто. И вы, братцы мои, если бы только узнали, что я везу бедному богатому Феликсу… Интересно, что бы вы, дорогие сограждане, подумали? И что бы сказали вслух? Что отразилось бы на ваших усталых, скучающих лицах, землячки, «дорогие мои москвичи»? Ужас? Отвращение? Ярость? Страх? И что бы вы сотворили со мной за ЭТО – упекли в психушку, растоптали, размазав мои мозги по асфальту, расплющили бы меня – выродка, ядовитую гадину, сумасшедшего извращенца, кровавого садиста, манья…