Родео для прекрасных дам - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 29

Катя посмотрела на Марьяну.

– Домработница – свидетель пристрастный. По стилю же отравление уксусной эссенцией – это вообще-то очень женское преступление, а, как считаешь? – сказала она задумчиво. – Кто чаще всего на кухне с уксусом дело имеет?

– А может, кто-то намеренно выбрал такой стиль. Специально, – ответила Марьяна. – Знаешь, какая вторая новость? Ты заключение экспертизы по видеозаписи прочла?

– Прочла. Ни слова не поняла – техническая абракадабра.

– Мне эксперт разжевал: на видеозаписи имеются помехи. Может быть, это брак пленки, а может, и что-то искусственное. Возможно, камеру на какое-то время отключали, а чтобы скрыть это отключение, создали помехи – сейчас есть немало разных устройств, при помощи которых сведущий человек может легко это сделать. Кстати, помехи обнаружены только на видеозаписи с камеры, следящей за входом в прачечную.

– Это тот подъезд в торце главного корпуса, что мы с тобой тогда осматривали?

– Нет, прачечная находится в отдельном здании, рядом с бойлерной. Но ее с главным корпусом и с подземным гаражом соединяет тоннель – им пользуется гостиничный персонал.

– И горничные? – спросила Катя.

– И горничные. Только вот отключить внешнюю камеру на пульте охраны горничная не может. Там ведь коды доступа несложные, но все же… Это сумел бы сделать только охранник. – Марьяна помедлила минуту, потом взялась за телефон. – Надо еще раз допросить того самого Лосева, дежурившего на первом этаже корпуса в ночь убийства.

– А если это все же просто брак пленки?

Марьяна помедлила, а затем решительно набрала номер менеджера «Паруса». Разговор был короткий, деловой – менеджер по-прежнему шел всем требованиям следствия навстречу. Соединил Марьяну с офисом охраны – мол, нужный вам Лосев как раз на месте.

В этот момент дверь в кабинет открылась: майор из тира принес простреленные мишени – уже подписанные и заверенные у начальства. Это была старая традиция. Отличникам огневой подготовки мишени выдавались на память. А те, кто попадал исключительно «в молоко», могли лицезреть свои промахи на доске позора, которая специально сооружалась перед тиром в назидание нерадивым.

Катя с интересом глядела на мишени, хотя уже и так знала результат. Эти аккуратные дырочки – пулевые пробоины на темном поле – просто завораживали ее.

– Ну и когда он явится? – спросила она, когда Марьяна повесила трубку.

– Лосев сказал, что сегодня он на сутках, завтра отсыпается. Я не стала на него давить, торопить – вызвала на послезавтра, на утро. Никуда он не денется. А завтра, если ты не против, мы наведаемся в офис «Стройинвеста». Я договорилась с Усольским. Там будет и Юлия Олейникова. Пора, ох пора, Катя, нам с ней встретиться лицом к лицу.

– А как Лосев воспринял приглашение на допрос? – машинально спросила Катя.

– Вполне безмятежно.

Безмятежностью в том ответе охранника Лосева и не пахло. Увы, они поняли это слишком поздно.

Глава 12

ВЕЧЕР И УТРО

Вероника Мизина заканчивала смену, собиралась домой, когда он появился на пороге кастелянской.

– Гоша, что случилось?

Лосев обогнул загромождавшую кастелянскую тележку с чистым постельным бельем, подошел к окну, сел боком на подоконник. Так в эти дни вышло, что они с Вероникой попадали по графику в разные смены. Она заканчивала, он оставался работать в ночь.

Вероника дотронулась до кулончика на шее в виде золотых рыбок, с которым не расставалась, – это был подарок Лосева. Первый его дорогой подарок, с тех пор как они стали жить вместе.

– Что случилось? – спросила она, чувствуя смутную тревогу. – Неприятности, да?

Лосев усмехнулся. Вероника любила эту его усмешку – она красила, смягчала его лицо, делала его совсем мальчишеским.

– Да ничего не случилось, просто выпала минутка свободная, забежал к тебе, соскучился, – сказал он, окидывая ее взглядом. – Вэри, вэри найс… Эх, Верок, скоро отправимся мы с тобой на юга, к морю. Отдохнем по-человечески.

– Ты договорился насчет отпуска? – спросила Вероника. Странно было как-то – спрашивала-то она Лосева о радостных вещах, а тревога в сердце росла, сжимала его, точно клещами.

– Угу, – Лосев, казалось, что-то обдумывал. – Только вот надо уладить сперва кое-какие дела.

Вероника смотрела на него.

– Ну что ты, Вера, – Лосев махнул рукой. – Брось, не бери в голову. Это не нам с тобой волноваться надо. Нас это ни с какого бока не касается, так я говорю?

– Гошенька, ты…

– А с другой стороны, – Лосев задумчиво почесал подбородок, – нервы-то и у нас не веревка, правда? А за мотание нервов нам и на ладонь не плюнули. А ведь это того, Верок, такое дело – нервы, психика. Тонкая механика. А компенсации никакой – разве это справедливо?

И тут Вероника не выдержала. Подошла к Лосеву, обняла его. Она слишком хорошо знала его, успела уже изучить за все то время, что они были вместе.

– Гоша, не надо, – прошептала она. – Я прошу тебя, не надо, слышишь?

– Что, что не надо? Что ты испугалась, дурочка?

– Ничего, ничего нам не надо, – шептала Вероника. – И так уж видишь, как все вышло… ужасно…

– Да я ж для тебя стараюсь, – хмыкнул Лосев. – Для нашей будущей семьи. Да ладно, не трясись, как овца. Я только мысль высказал, что за мотание нервов положена дополнительная компенсация. А ты уж и в панике… Ну, брось. Перестань, – он отстранил от себя Веронику, глянул на часы. – Собирайся давай, а то на автобус опоздаешь.

Он смотрел, как она торопливо переодевается – снимает форменное платье горничной, надевает цветную шифоновую юбку, прямо на голое тело натягивает тонкий хлопковый свитерок. Он был доволен, что она давно уже не носит бюстгальтер. С такой грудью – небольшой, полной, крепкой, как орех, это просто грешно.

– Подожди, – шепнул он, спрыгивая с подоконника. – Иди сюда. Только дверь запри сначала.

– Ты с ума сошел, а автобус?

– Еще целых десять минут, я тебя обманул, – он сильным рывком притянул ее к себе.

– У меня гости, месячные начались… – Вероника положила руку на ремень его форменных черных брюк.

Лосев накрыл ее руку своей. Крепко сжал.

– Чтоб утром все было тип-топ, – шепнул он, целуя ее. – Никаких досадных препятствий. Слышишь? Ну давай, давай, солнышко, по-быстрому, время – золото!

Надавливая ей на плечи, он заставил ее встать на колени. Рывком расстегнул тяжелый ремень, на котором висели рация и резиновая дубинка. Все остальное Вероника уже делала сама.

Рабочий день в офисе фирмы «Стройинвест» начинался в девять. Юлия Олейникова, как ни старалась, всегда опаздывала. Утром на Каширском шоссе, по которому она ехала на машине, – пробки. А на так называемой развилке на пересечении с МКАД – вообще столпотворение.

Юлия Олейникова ненавидела пробки и медленную езду. Она обожала скорость, любила обгонять тихоходов. Нещадно подрезала неповоротливых и почти никогда не сбавляла скорость на крутых поворотах. Правда, на Каширке таковых и не было. И за это она не любила Каширку, как не любила и Новый Арбат, и Кутузовский проспект, Тверскую и Ленинский. Вообще Москвы она не любила, не принимала. Часто вспоминала тишайшую Гатчину, откуда была родом и уехала еще студенткой. И Рим, в котором прожила пять незабываемых лет и где едва не вышла замуж.

Просыпаясь по утрам в своей московской квартире на одиннадцатом этаже новостройки в Царицыне, она часто вспоминала уютную тесную съемную квартирку на улице Кватро Фонтане в Риме: спальня, столовая-кухня и открытая терраска с выходом на плоскую крышу соседнего дома. Там росли апельсиновые деревья в кадках, стояли два плетеных кресла и стол. Справа высилась терракотовая стена отеля, дававшая тень в самые знойные послеполуденные часы. Слева располагался маленький старый кинотеатр, в котором шли только американские фильмы и никогда итальянские. Весь Рим был как на ладони – вид с террасы открывался великолепный.