Сон над бездной - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 30

Несмотря на «советскую старину», световая реклама была новенькой, модерновой, продвинутой. И внутри все тоже было довольно забавно и не лишено своеобразного колорита – бочонок с пивом на барной стойке, на полках вдоль обшитых тесом стен – немецкие кружки с крышками, похожие на призовые кубки, бойкие «Вопли Видоплясова» из магнитолы и извивающаяся на шесте, воткнутом в дощатый пол, пухленькая, курносенькая, розовенькая, как свинка, стриптизерша в трусиках-стрингах и топлес. Мещерский, ожидавший увидать подслеповатый, засиженный мухами сельский «шинок», был приятно удивлен: попка и грудки упитанной стриптизерши поднимали настроение посетителям прямо с порога, а «Вопли» он слыхал как-то в одном московском клубе и тоже не остался равнодушным. А тут еще и пиво текло рекой. И многолюдное общество гуляло, развлекалось.

Бар был набит битком. Откуда взялись все эти посетители в горной глуши приграничья, было до поры до времени неясно. Присмотревшись, Мещерский распознал водителей большегрузов (отстойник был, оказывается, тут же, на шоссе за поворотом) – в основном чехов, словаков и венгров. Были тут и туристы – экскурсионный автобус притормозил у дверей «Карпатской сказки». Но основную массу пьющих пиво в этот вечер составляла горластая молодежь в штормовках и линялых джинсах – бритые наголо и буйноволосые, с бородами и без таковых, с загорелыми хохочущими подружками, стреляющими сигаретки, с гитарами в кожаных чехлах и еще с какими-то музыкальными инструментами, баулами и рюкзаками.

– Так це ж наш фестиваль, – пояснил Тарас. – От они и збираются в кучу. У нас тут кажну годину так. Скоро еще больше понаедут, палатки вокруг замка свои понаставят, а мы потом за ними их г… убирай.

– Весело вы тут живете, оказывается, – хмыкнул Кравченко, – с музыкой, с танцами. А я думал, вы тут только про хмырей-упырей истории туристам доверчивым впариваете.

Разговор происходил у барной стойки. За ней царил сурового вида бармен с черными как смоль гуцульскими усами, облаченный в вышитую украинскую сорочку. Он слышал слова Кравченко. Тугая струя пива из открытого им крана ударила в кружки.

– Ты им про Миланкину могилу сбрехал? – спросил он у Тараса.

– Ни, дядя Василь, ничо якого я не брехал. – Тарас впервые за этот вечер улыбнулся, схлебывая душистую пену.

– А что это за Миланкина могила? – сразу насторожился Мещерский.

– Там за поворотом холмик есть в лесу, – Тарас говорил громко, его слушали и из-за соседних столиков. – Дивчина тут одна была, Миланкой ее звали. У нее отец председатель сельсовета был, – отхлебнув пива, продолжил он, – а жених пограничником.

– На границе служил румынской, – подхватил кто-то из местных (в сигаретном дыму было и не разобрать толком кто), явно рассчитывая на внимание собравшихся. – Под Берлибашем на заставе. Он, значит, границу охранял, а она замуж выскочила за другого, шкуреха. Пограничник света белого невзвидел, лоб себе прострелил. Тело родителям отдали, они его сюда хоронить привезли. Ну, схоронили. Ну, помянули как полагается. А спустя девять дней Миланку ту, невесту его, нашли задушенной – как раз во-он там, в лесу. Муж-то у нее студентом был, биологом, птиц все по лесам подсчитывал, в журнал полевой вписывал. Она к нему на опытную станцию шла из села. Она-то шла, а он ее на лесной дороге и задрал.

– Кто он-то? – Мещерский подумал: в какой раз задается этот вот глупый вопрос?

– Та упырь! Пограничник-то упырем стал, мертвяком ходячим. Не стерпел, сердяга, та ж и отомстил бывшей невесте за измену.

– Здорово! Так и надо, – хмыкнул Кравченко. – Кремень был парень. Характер и с того света проявил. Одобрям, Серега, а?

Бармен Василь окинул его взглядом. Налил еще кружку пива. Туристы, слушавшие байку, зашумели.

– Тут ведь обряд у вас такой давно уже существует, экскурсовод нам говорила, – заметила толстая дама в ветровке и красной панамке, сидевшая в компании подруг-сорокалеток за столиком в углу. – Какое-то фольклорное действо вроде языческого карнавала.

– Будэ, будэ вам карнавал, – пообещал бармен.

– Тарас, так, значит, тот покойник, что Миланку придушил, теперь и в замок наведывается безобразить, да? – наивно и громко спросил охранника Кравченко.

– В каком замке? – бармен нахмурил черные брови.

– У вас тут один и есть. Там, на горе.

– А вы шо ж, оттуда? Не туристы?

– Мы оттуда, многоуважаемый. И мы не туристы.

– Шо ты им сбрехал? – спросил бармен Тараса.

– Ничо. Ты, дядя Василь, разве не слышал, шо утром было?

– Слышал, Евдомаха заезжал, так то ж вроде несчастный случай. Баба та по пьянке вниз сорвалась.

– Ни, – Тарас покачал головой. – Нема пьянки, дядько Василь.

– А что случилось в замке? – начали наперебой спрашивать посетители.

– Женщина погибла, – громко объявил Кравченко.

– А как, почему? Каким образом?

– Да мы не знаем. Что вы нас-то спрашиваете? – Кравченко только плечами пожимал. – Это здешнюю милицию спрашивать надо. Или вот, – он положил Тарасу руку на плечо. – Ты вроде, дорогой, какую-то историю хотел нам рассказать про замок?

– Шо ты им сбрехал?! – уже зло и грозно спросил бармен.

Тарас отодвинул недопитую кружку пива. В баре повисла напряженная тишина – все с любопытством ждали, какой еще страшилкой их угостят напоследок. Но охранник молча поднялся со стула.

– Геть до хаты, брехун, – бросил вслед ему бармен. Повернулся и включил на полную громкость телевизор, висевший над стойкой.

На экране замелькали голубые и оранжевые полотнища, шел репортаж с улиц украинской столицы, где продолжались многолюдные демонстрации за и против роспуска Верховной Рады. Разогретые пивом посетители начали обсуждать последние новости. Яростно, пристрастно, как это и водится, заспорили о политике. И сразу все забыли – байки, охранника Тараса, даже стриптиз показался пресным по сравнению с последними теледебатами лидеров партий и депутатов. Чешские и венгерские дальнобойщики с праздной скукой, покуривая трубки, взирали на кипевшие в баре политические страсти. Кравченко, оставив Мещерского у стойки, вышел на воздух тоже покурить.

К его удивлению, Тарас не уехал – красная «Шкода» стояла возле бара.

– Поди до менэ, – поманил он Кравченко из салона. – Вот шо, друже… Ты лучше про все это забудь.

– Про что, Тарас? Про женишка-упыря или про трех чекистов?

– Упырь – брехня, не было никакой Миланки, понял? А чекисты были, и Вайда Марковец с отрядом был, дед мне про него рассказывал. И в замок они приходили, да обратно ни один не вышел. – Тарас неожиданно притянул Кравченко к себе за куртку. – И с вами со всеми такое ж может случиться. Что глядишь? Может, пани ваша первой ему в когти попалась.

– Тарас, слушай, брось, а? За кого ты меня принимаешь? За дурака?

– Его видели, понял? – прошипел Тарас. – Многие тут у нас видели. Тетка Параскева с почты, Федул, что завфермой был. Его потом в больницу увезли в Ужгород… И отец дядько Василя тоже видел его однажды. Лунная ночь была. Такая ж, как сейчас. Он в окно заглянул – отец Василя потом всяку ночь окна ставнями наглухо закрывал и засовом закладывал – а ведь он только заглянул, не вошел к нему в хату, – Тарас еще ближе притянул к себе Кравченко, дыша пивом ему в лицо. – Ты меня про аварию спрашивал. Не было утром никакой аварии. То опять знаки его были. Запомни: увидишь птиц растерзанных, знай – он уже где-то поблизости. А может, и за твоей спиной – не дай тебе боже, друже, оглянуться!

– Тарас, ты знаешь… отпусти-ка меня, – Кравченко буквально отодрал от себя парня. – Ты пьян, что ли?

– Я не пьян. Я-то уж тикаю, отпуск взял на две недели, еще погляжу, вернусь ли. А вы-то в замке остаетесь!

Красная «Шкода» газанула и через мгновение скрылась за поворотом.

– Дурдом, – подытожил Кравченко.

– Что ты там все бубнишь, Вадик? – Мещерский, которого достали шум-гам, политические склоки, а также ставки на «садовников» и «водопроводчиков», коими в местном ресторанном тотализаторе обозначались участники киевских баталий, тоже выполз на воздух. – А пиво тут ничего. И ночь какая лунная!