В моей руке – гибель - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 7

Сторож – хромой ханыга, поднятый с постели, долго не мог понять, чего от него хотят двое этих крепких качков. Тупо созерцал фото Антипова. Его явно слепил свет карманного фонарика, включенного Халиловым.

– Лампочку-то Ильича свою притуши, – буркнул он. – Ну? Чегой-то натворил этот?

– Вы его видели? – Колосов быстро отвел фонарик.

– Ну жисть, ну власть пошла – серед ночи народ булгачат, – сторож сладко зевнул. – Видел, ну. А то! У прозоровской старухи дачу он снял. Неделю назад ай меньше – приехал уж с ключами. Просил АГВ проверить.

– Что за старуха? – спросил Колосов.

– Вдова, профессорша. Прозорова Долорес… Долорес… Ромуальдовна – и не выговоришь… Ей лет восемьдесят уж, она сюды и не ездит. А дачу завсегда сдает. И в прошлый год жильцы жили, и сейчас энтот вот приехал. Пенсия у нее – коту на молоко не хватит, родственники за бугор подались, вот она и химичит с дачей-то… Дом-то дай бог всякому, и участок, и мебеля…

– Сегодня этот человек сюда приезжал? – перебил сторожа Колосов.

– А я почем знаю? Машина вроде никакая не проезжала. Свет вроде на их даче тоже не горел. Эвон улица-то, пятый дом от конца, там еще терраса такая пузырем, круглая.

Сторож смотрел им вслед: машину эти двое странных мужиков оставили прямо возле его будки, а сами чуть ли не бегом подались к указанному дому. Он почесал под мышкой, прикрикнул на собаку и поплелся в будку – досыпать.

Глава 3

ОПОЗДАЛИ!

Дом, окруженный невысоким забором, словно частоколом, огороженный старыми елями, затенявшими запущенный обширный участок, казался на первый взгляд тихим, темным и необитаемым.

На окнах плотно задвинуты шторы. Клетчатый витраж выпуклой, в форме фонаря, террасы закрыт изнутри соломенными циновками, служащими самодельными ставнями. Однако кто-то в этом доме все же находился. Приблизившись к калитке, Колосов и Халилов сразу же увидели в глубине участка возле сарая синюю «девятку». Калитка оказалась не заперта. Они осторожно миновали лужайку, густо заросшую осокой и одуванчиками. Легкий кивок, обмен взглядами – и Халилов, бесшумно ступая по траве, начал обходить дом со стороны сарая. Колосов же прямиком направился к входной двери.

В принципе все это было против правил – такое вот авантюрное задержание. Грант был явно не тот человек, который при окрике «Бросай оружие, гад!» беспрекословно подчиняется приказу. Следовало, конечно, поступить более осмотрительно: связаться со штабом оперативно-следственной группы, вызвать подкрепление, установить за домом наблюдение. И только в случае, если бы преступник задумал дать деру на заранее оставленной среди дачного парадиза тачке, стоило становиться в классическую стойку для стрельбы и командовать: «Хенде хох!» Ничего глупее в такой ситуации Колосов и придумать-то не мог.

Однако то, что они затеяли с Халиловым, тоже отдавало глупейшей авантюрой и самоуправством. Но… каким-то внутренним чувством Никита осознавал: нечего тянуть резину с этим ублюдком. Надо брать его, и немедленно, не дожидаясь главковских качков из спецназа. Колосов знавал за собой один тяжкий грех: профессиональное тщеславие и самонадеянность. Ему было отнюдь не все равно, кому достанутся лавры от такого красивого задержания. Грант был достойным противником, и победой над ним впоследствии можно было бы скромненько гордиться хоть до самой пенсии.

Дверь на террасу отчего-то тоже оказалась незапертой. А в доме стояла могильная тишина… Колосов замер на пороге. Это что еще за фокусы? Тачка его здесь. По фотороботу эта морда сторожем опознана. Но эта гостеприимно открытая дверь… Словно бы приглашает он кого-то или, терпеливо затаившись в темноте, выжидает: добро пожаловать, гость незваный, мент самонадеянный. Заползай, хоронясь по стеночке, доставай свою пушечку – тут мы тебя и замочим, мозги по штукатурке размажем…

Колосов тихонько двинулся вперед: темная терраса, направо – дверь в комнату. Впереди – винтовая лестница на второй этаж. Белое пятно холодильника в углу. Утробное урчание, стук. Ч-черт! Это холодильник включился. Значит, в доме и правда кто-то есть, вернее, был, включил электричество, АГВ… И Колосов уже прикидывал, как бы половчее пересечь открытое место от дверного косяка до угла террасы (если эта тварь затаилась на втором этаже на лестнице, он невольно бы подставлялся под выстрел), как вдруг…

– Крестный, скорее сюда!

На крыльце появился Халилов. Он стоял в дверном проеме – четкий силуэт на фоне белесой утренней мглы, окутывавшей участок. Стоял так открыто и по-дурацки вызывающе, словно ему и в голову не приходило, что в любую минуту из этого мертвого заброшенного дома может грянуть выстрел.

– ОН за домом. Я на него наткнулся, споткнулся прямо, ей-богу, он… Мы опоздали, Крестный, – Халилов дышал так, словно пробежал стометровку.

Спустя два часа, когда на дачном участке уже работала оперативная группа, когда следователь прокуратуры, криминалист и судебный медик, ползая буквально на карачках по траве, сантиметр за сантиметром осматривали место этого нового происшествия, Никита Колосов сидел на полусгнившей дачной скамеечке, низкой и неудобной, облокотясь на столь же низкий и неудобный садовый столик с потрескавшейся столешницей, и, щурясь, смотрел на солнце. Оно казалось красноватым – точно на закате, а ведь было всего-навсего семь тридцать утра. Никите отчего-то представлялось, что он видит Марс – Красную планету. И видение это не предвещало ничего доброго.

– Странно все это как-то, Никита Михайлович, – тяжело ступая, подошел Касьянов – старший следователь областной прокуратуры, дежуривший всю эту неделю по области. Усталый. Длинное лицо – серое, помятое. Под глазами – мешки, вид сильно пьющего человека. Но Никите было отлично известно: Касьянов Толик и в рот не берет: язвенник-трезвенник, аккуратист и ужасный крючкотвор, но свое дело знает крепко. А его испитая внешность – одна только обманчивая видимость. – Вы его во сколько обнаружили? – Касьянов хмурился.

– Без четверти пять ровно, – Колосов отвечал через силу: великие пираты, это ж надо такое задержание ушло! Такого фигуранта из-под носа увели-угробили! (Он все еще никак не мог прийти в себя от досады и злости.)

– Семен Палыч, судмедэксперт, предполагает, что смерть наступила между половиной третьего и тремя часами ночи. В час Быка, в общем. – Касьянов пошуршал листами в своей следственной папке. – Палыч что-то с пятнами крови там колдует. Настороженный весь какой-то, заинтригованный, но пока выводами не делится… Мда-а, ну, а ты что скажешь?

Колосов молчал.

– У него вроде шея сломана. И горло, мда-а… Ты видел что-нибудь подобное прежде? Черт-те что.

Колосов машинально кивнул. Переливать из пустого в порожнее ему сейчас не хотелось. Этот труп он видел раньше Касьянова, раньше всех остальных коллег. И вот это самое изумленное «черт-те что» тоже уже слышал от Рената Халилова.

Когда они обогнули дом, Халилов, в руке у него был теперь вместо пистолета карманный фонарик, посветил в траву. У поленницы возле самого забора Колосов увидел торчащие из лопухов ноги в голубых джинсах. Пятно света сдвинулось вправо, и они увидели лицо того, кто был им так хорошо знаком по фотороботам и снимкам из спецальбома. Безжизненное мертвое лицо. Открытые глаза, кончик прикушенного языка между посинелых губ и…

– Мать честная, кровищи-то! – не удержался Халилов. – Что ж тут было, Никит, а?

Антипов-Грант лежал на спине. Голова его была самым неестественным образом свернута набок, словно, вопреки всем законам природы, он в такой неудобной позе стремился изогнуться на сто восемьдесят градусов. Однако в первое мгновение внимание Колосова привлекла не эта причудливая поза трупа, а внушительная рана на горле. Настоящая дыра с рваными краями. Трава под трупом совершенно почернела от крови. Множественные пятна и брызги Колосов заметил и на ветках жасмина, росшего под окнами, и на дровах. Даже на заборе примерно в метре от земли имелись обильные кровяные потеки.