Зеркало для невидимки - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 58
Глава 23
ПАРАД-АЛЛЕ!
Несмотря на то, что стоял белый день и солнце слепило глаза, на куполе шапито мигала иллюминация. Ее проверяли светотехники к вечернему представлению. А на манеже репетировал Разгуляев.
Колосов вошел в амфитеатр и чуть не оглох. Сверху из включенного на полную мощь динамика ударила громоподобная барабанная дробь. Напуганная шумом, прямо под ноги Никите метнулась мартышка в цилиндре и бархатной курточке, за ней волочился оборванный поводок. Следом устремился цирковой служитель, пытаясь поймать беглянку. Никита сплюнул: тьфу ты пропасть… Цирк!
То, что он увидел в следующую минуту, помимо воли приковало его внимание: на манеже – клетка, а в ней пять пятнистых злых леопардов на тумбах. В центре – черная пантера упрямо и свирепо катит шар по рельсам. А перед ней Разгуляев. Вот он выпрямился, раскинул руки – ап! Черное гибкое тело распласталось в прыжке. Колосов едва не схватился за кобуру. Ему померещилось, что эта черная злыдня сейчас вцепится дрессировщику в горло, но…
– Тише! Вы что, с ума сошли! – В Никиту точно клещ вцепился Липский, которого тот в горячке и не заметил. Он стоял возле самой сетки, напряженно следил за репетицией. Пантера перемахнула через Разгуляева и приземлилась на тумбу. Это был отрепетированный трюк.
– Номер сорвете! – возбужденно зашептал Липский. – И так тут все на лезвии бритвы балансирует. Вы еще лезете!
– Я никуда не лезу. – Колосов стряхнул его с себя. – Я просто подумал… зверь же… хищник.
В клетке начало происходить что-то. Липский махнул рукой – подождите вы! Смотрел на манеж. Пятнистые ерзали на своих тумбах, переминались с лапы на лапу, и то один, то другой пытался спрыгнуть, подавая голос, рычал, скалился.
– Валя! Внимание! – крикнул Липский. – Справа!
«Справа», на взгляд Никиты, не происходило ровным счетом ничего. Там сидела сонного вида зверюшка ростом с хорошего теленка с клыками и когтями и брезгливо косилась в сторону пустого амфитеатра. Но едва Разгуляев приблизился, этот леопард мгновенно преобразился: бешено оскалил клыки и начал метко и сильно наносить удары лапой по тонкой палке в руке дрессировщика.
– Валя, ради бога, осторожнее.. не перегибай…
– Я сам разберусь, Теофил Борисыч!
Липский наклонился к Колосову:
– Что вы наделали, а? Зачем забрали Генку? Ведь это же… Без ножа вы нас зарезали. Валентина в такие условия поставили! Он жизнью рискует!
Колосову уже осточертело отвечать на подобные упреки. Так и подмывало брякнуть этому «укротителю элефанта», в чем именно обвиняется Генрих Кох.
Злобное рычание из клетки. «Неподдающийся» леопард нехотя спрыгнул с тумбы и так же нехотя, огрызаясь на каждом шагу, направился к пирамиде в центре манежа. Прыгнул на одну из ее ступеней. На две другие ступени Разгуляев загнал еще двух леопардов. Потом положил хлыст на шар, подошел к пирамиде и… Тут Колосов похолодел. Дрессировщик протиснулся между пятнистыми телами и оседлал того самого зверя, который всего минуту назад пытался достать его когтями. Два других леопарда оказались у него за спиной на возвышении. Никита отлично видел, куда именно был направлен их острый прицельный взор: на открытую шею и плечи человека.
– Самый опасный трюк. Сейчас он в полной их власти, – шепнул Липский. – Если что, не дай бог, никто и вмешаться не успеет. На этом трюке погиб великий Тогарэ.
Барабанная дробь смолкла. Могильная тишина в цирке. Ворчание леопарда. И – марш «парад-алле» из динамиков. Разгуляев спрыгнул на манеж.
– Тогарэ был знаменитый укротитель начала века. Красавец, женщины его просто обожали. – Липский как-то странно смотрел на арену: одновременно с восхищением и неприязнью. – Эпатировал публику знаете как? На арену в начале номера выставляли гроб, выпускали львов. Они выволакивали из гроба кровавые куски мяса, рвали и пожирали их прямо на глазах публики. Оргия, одним словом, кромешная. Дамам дурно делалось. А затем в клетке появлялся сам Тогарэ и силой загонял зверей на тумбы, заставляя бросить добычу. Он первый придумал и эту вот «пирамиду смерти». На ней и погиб – на него бросился леопард, загрыз. Валентин похож на Тогарэ, сам это знает, подражает ему… Дурак. Самонадеянный мальчишка…
– А в вашем цирке это самое, ну, с гробом, проделать не пытались? – спросил Никита, следя за манежем. Там вроде все утихомирилось. Звери снова чинно расселись по местам.
– Генка как-то раз предложил. Говорил, что гуманной дрессировкой никого сейчас не удивишь. Нужен риск, эпатаж. Одним словом, опасный кровавый спорт. Это, мол, значительно повысит сборы.
– А он не сообщил, откуда гроб взять?
– Нет. А при чем тут… – Липкий внимательно глянул на Колосова и ответил холодно: – Естественно, этот бред отвергли. Всему есть предел в конце-то концов.
– День добрый. Какими судьбами?
Колосов отвернулся от Липского – с той стороны клетки на него смотрел Разгуляев. Он стоял, широко расставив ноги, вполоборота к ним, не упуская из виду и рассевшихся полукругом на тумбах хищников.
– Вы ко мне?
Никита увидел в его холодном насмешливом взгляде что-то…
– К вам. Надо поговорить.
– Ну, раз надо…
Разгуляев шагнул к боковой двери клетки, той самой двери, у которой некогда бессменно дежурил Кох, и с лязгом отодвинул засов.
– Раз надо – прошу. Заходите, потолкуем.
Синие глаза… Никита видел в них сейчас лишь презрение. Он почувствовал, как предательски сжалось его сердце.
– Ну, мент, что, особого приглашения ждешь?
А вот и зрители… И голос до тошноты знакомый. Под ложей осветителей стояли испуганный, враз потерявший дар речи администратор Воробьев, два каких-то плечистых бугая в тесных дорогих костюмах и… Клиника собственной персоной. Клиника – весь белый как ангел – брюки, рубашка, пиджак, небрежно свисающий с плеча. Со знакомым Колосову пластырем на губе и в темных очках от Валентино.
– Ну? – тихо и дружелюбно промолвил он. – Что же ты, дружок? Мы гостям всегда рады. Всегда и везде.
Колосов шагнул в клетку. Разгуляев захлопнул дверь. Лязгнул засов. Кто раз ступил на манеж – тому нет дороги назад. Помнится, в одной их беседе это гордо говорил Воробьев. А он, Никита, все старался заткнуть фонтан его профессионального красноречия, задавая сухие протокольные вопросы. А надо было спрашивать совсем про другое!
Никита чувствовал, как все они напряженно смотрят на него – эти пятнистые с янтарными глазами – звери. И другие, отделенные от него прутьями и сеткой – люди. И только один из них его последняя опора и надежда. Но как раз он и поворачивается спиной…
– Стойте спокойно и не делайте резких движений, – услышал он голос Разгуляева. Это был совершенно иной голос, чем тот, каким его приглашали сюда, испытывая на испуг.
И точно уловив что-то в дрогнувшем тоне дрессировщика, пантера, сидевшая на крайней левой тумбе, пружинисто спрыгнула вниз. Черная тень на опилках.
– Уголек, на место!
Но она не послушалась. А следом за ней со всех сторон разом – бешеное гортанное рычание. Оскаленные пасти, удары лапами. Колосов прижался к сетке. Почувствовал, как враз вспотели у него ладони. Можно было, конечно, достать старого верного товарища – табельный, но…
В изготовившуюся для броска пантеру с размаха полетела брошенная Разгуляевым тумба. Следом со своих мест на нее прыгнули два леопарда. Визг, хриплые вопли. Клубок дерущихся тел на опилках. Разгуляев вытолкнул Колосова из клетки.
– Сукин ты сын, Валька, ты какие шутки шутишь?! – крикнул ему Липский, подскочил к Никите. – Вы не ранены?!
Колосов мотнул головой – нет! Он видел, как на манеже Разгуляев, схватив арапник, ринулся к дерущимся, щедро раздавая пинки и удары. А потом откуда-то сбоку хлынула из брандспойта мощная струя крови. Кошачий вой, злобное фырканье, кашель. И – огромная лужа на манеже. И что-то красное… Кровь?
Разгуляев был мокрым с ног до головы. Его левое предплечье в крови, черный рукав располосован в клочья. Улучив момент, его достала чья-то когтистая лапа. И он даже не успел заметить в горячке, кто это был – пантера или леопард.