Зеркало для невидимки - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 62
– Никита, а почему ты не спросил: как же он объясняет, что вещь сначала была у него в гардеробной, а затем, причем сразу после того, как стало известно об убийстве, оказалась на помойке? Он ее сам выбросил? Почему? – Мещерский с любопытством заглядывал в справку, которая поглощала все колосовское внимание.
– А ты, Сергей, считаешь, что именно это сейчас нужно спрашивать? Катя, будь добра… – Колосов, казалось, нашел нужное в справке. – Я понимаю, в каком ты сейчас состоянии… Жаль девчонку. И мне тоже жаль. Красивая была, хотя, по-моему, не слишком добрая… Катя, но мне срочно нужна твоя помощь. Ты ведь на машинке и на компьютере как бог печатаешь, а я одним пальцем с грехом пополам.
Господи, опять он с этой машинкой! Катя взяла документ в руки.
– Что мне нужно сделать? – спросила она.
– Этот вот лист прямо сейчас перепечатай для меня с некоторыми изменениями. Какими – я тебе сейчас продиктую.
Катя пробежала глазами текст. Это было заключение экспертизы по поводу стартового пистолета, переделанного под боевой, из которого и был убит Севастьянов. Комплексные исследования: баллистика, горюче-смазочные вещества и дактилоскопия.
– Изменим вот этот абзац в середине. Вместо формулировки «с некоторой долей вероятности можно утверждать, что обнаруженный отпечаток принадлежит гражданину Геворкяну Б. Л.» ты сейчас напечатаешь… – Колосов посмотрел на Катю: – «Выводами экспертизы достоверно установлено, что данный отпечаток принадлежит гражданину Геворкяну Б. Л.».
– Ты никогда прежде не был замечен в должностных подлогах, – у Кати, однако, не было сил спорить с ним, убеждая, что так не делают и так не поступают честные люди. – Я не понимаю, отчего именно сейчас ты так озабочен этой грубой подделкой?
– Потому что в дежурке сидит ее муж и ждет меня. – Колосов снял с соседнего стола машинку, поставил перед Катей, вставил туда чистый лист. – Потому что здесь и сейчас я буду говорить с ним предметно и по существу. И начну я не со смерти его жены, а с этого пистолета, о котором мы все тут вроде уже подзабыли.
И Катя напечатала текст. Напечатала ЛИПУ. Мещерский сидел в углу на стуле, курил. Он впервые стал свидетелем того, на что приходится идти, когда в деле не клеится ни черта, а только прибывают и прибывают мертвецы.
Геворкян ждал Колосова внизу. В принципе его никто не удерживал в отделе. Начальник отдела убийств просто попросил его проехать в милицию для беседы. На людях Геворкян кое-как крепился. Жадно курил, кашлял. Кашель походил на подавленные всхлипы. Но, словно стыдясь, Геворкян торопливо, судорожно затягивался дымом. Сигарета превращалась в последнюю соломинку, за которую можно было схватиться. И снова кашлял. Гулко и надрывно.
Колосову в глубине души было жаль этого человека. И подозрения, что он вполне может оказаться убийцей, жалость эту не уничтожали. С той самой встречи с Погребижской Никита понял, что Геворкян, как говорится, срубил сук не по себе и расплачивался за это. Илона была чересчур красивой для этого невзрачного чернявого коротышки. И вообще, они представляли странную пару. Что их связывало? Это было для Колосова полнейшей загадкой. Геворкян наверняка бурно, трагически ревновал свою жену. И у него имелись к тому все основания. Однако он великодушно, если не сказать рабски, прощал ей измены, заботился о ней как мог… И за одно за это Колосову было его жаль. Однако могло случиться так, что в один прекрасный момент терпение даже у самых послушных и преданных лопается, и вот тогда…
Никита припомнил свою – почти стопроцентную – уверенность перед осмотром слоновника в том, что они обнаружат там тело именно жены Геворкяна. Тогда он ошибся. Убитой оказалась маленькая уборщица, у которой в цирке вроде совершенно не было врагов. Но он ошибся лишь во времени, потому что спустя всего несколько дней пришлось осматривать уже труп Илоны. И именно у ее мужа, по мнению Колосова, и был один из самых сильных побудительных мотивов к убийству и ее, и ее любовника Севастьянова – жгучая ревность. Ненависть.
И тем не менее, несмотря ни на что, Геворкяна было жаль, потому что…
Они сидели друг против друга. И все было, как в дешевых полицейских детективах: привинченный к полу табурет, свет лампы, бьющий в глаза, плотно задернутые шторы. Перед Геворкяном лежало перепечатанное «заключение эксперта». Грубая подделка. Он читал, читал, читал. Потом отодвинул листы и упал лицом в скрещенные руки.
В кабинете и на улице за окном было тихо-тихо, как это только бывает в четыре часа утра, когда мир видит седьмые сны. И не желает просыпаться.
– Слушай, Баграт… нет вещей, которые нельзя объяснить и понять. – Колосов придвинул к нему пачку сигарет, сам закурил. – Так и с пистолетом твоим. Если хочешь знать, в случае с Арканом я целиком на твоей стороне. И святой бы не выдержал в такой ситуации. Не мужик тот, кто за честь свою постоять не может. Но с бабами… С женой и этой девчонкой… Зачем ты так? Столько крови ненужной…
Он почувствовал, как Геворкян напрягся. Остерег себя: не перегибай палку. В случае с Петровой против этого «индийского факира» не то что улик, но и даже намеков на возможный мотив нет.
Геворкян выпрямился, провел ладонями по лицу. Казалось, ему не хватает воздуха.
– Меня арестуют? – хрипло спросил он.
– Арестовывают после того, как предъявляют обвинение. Следователь этим занимается. Но я не следователь, я хуже. И я еще не услышал от тебя ни одного слова ни за, ни против, ни по поводу… этого вот заключения. – Колосов кивнул на бумаги. – Ведь это твои пальцы, Баграт.
– Мои. – Геворкян снова провел ладонями по лицу. – Я вот только хочу понять… ты парень вроде незлой, не упертый, не шкура, одним словом. – Он посмотрел на Колосова. – Мне еще в тот раз показалось. Такие ни людей, ни животных не бьют. Это в цирке у нас такая верная примета. Правда, на психику давят и кровь портят… Так вот я хочу тебя спросить… кое о чем, парень, можно?
– О чем? – Никита облокотился на стол. «Не шкура»… Похвала? Он смотрел на грубую подделку. Да, Баграт, неточные у вас в цирке приметы…
– Тебе самому что вообще нужно – посадить кого-нибудь, меня, например, и отчитаться перед начальством или узнать правду по этому делу?
– А ты, Баграт, знаешь по этому делу правду?
– Не иронизируй. Я спросил – ответь. – Геворкян расстегнул воротник рубашки. – Потом можешь делать со мной что хочешь. Я даже адвоката не возьму.
Колосов поднялся из-за стола.
– Положим, лично я хочу раскрыть эти убийства. Все три. Я тебя в них подозреваю, потому что стою перед голым фактом, Баграт. Твои отпечатки пальцев на пистолете, из которого замочили Аркана. А ты… всем этим «не возьму адвоката даже» хочешь дать мне понять, что… знаешь по этому делу правду. Сейчас ты заявишь, что никого, особенно Севастьянова, ты не убивал. Что ты невиновен. Не убийца. Ты ни при чем. Но кто же тогда при чем? Кто убил Аркана из этого пистолета?
Геворкян тоже встал. Застегнул воротник.
– Я хочу сделать официальное заявление. Для протокола. Признание. Чистосердечное. В ТОМ, ЧТО Я…
В десять утра Колосов позвонил в морг Стрельненской больницы, попросил к телефону патологоанатома Грачкина. Срочно!
– Слушай, Никита, я не метеор, – рассердился тот. – Мы и так всю ночь работали тут. Вскрытие… Идет вскрытие своим чередом! На пожаре, что ли, в самом деле! Первоначальный вывод мой естественно подтвердился. А когда он не подтверждался? Смерть наступила в результате проникающих ножевых ранений в брюшную полость. А то, о чем ты вчера среди ночи справлялся… Переполошил всю дежурную бригаду… Ну да, да! Это подтвердилось.
– Значит, она была беременна? – спросил Колосов.
– Да. Я особо отмечу это в заключении, – пообещал Грачкин.
Колосов достал из стола диктофон, на который записывался вчерашний допрос Геворкяна. Включил – хриплый взволнованный голос «индийского факира». Взрывы кашля, так похожие на едва сдерживаемый плач.
«– В тот день мы ездили с Севастьяновым на склад выкупать спортинвентарь. То, что Ленка жила с ним… Спрашиваешь, знал ли я? Знал. Давно. Об этом у нас в цирке все знали. Но я ей слова грубого не сказал, не упрекал. Почему? Молодой ты еще парень, вот что я тебе скажу, раз такие вопросы задаешь – почему? Боялся я, вот почему. Прежде была одна история – два года мы прожили, а потом понравился ей один, голову закружил… Не назову кто, сам догадайся. Я узнал, сначала просил, потом злость меня взяла – ударил ее. А Ленка пригрозила: брошу, мол, тебя, скотину. И ушла. К нему ушла. А я… Я в таком состоянии был – жить не хотел. Прощения просил у нее, в ногах валялся, просил вернуться. Все равно бы тот на ней не женился никогда. А я… Куда я без нее? Куда?!