Звезда на одну роль - Степанова Татьяна Юрьевна. Страница 46

Когда все закончилось, Марголин снимал всех участников этих товарищеских игр, потом он и Серебров углубились в долгий спор о секретах кунг-фу. Катя вертелась как на иголках: «Лучше б я в парикмахерскую сегодня пошла! Это ж надо – выходной на такую ерунду угробить!»

– Ну как, понравилось вам, Катюша? – Спецназовец сиял, как серебряная ложка.

– Очень. – Катя закивала, как китайский болванчик. – Так здорово! Просто чудесно!

– Ну а теперь все участники и наши уважаемые гости переходят к столу. – Спецназовец сделал широкий жест. – Катенька, Тима, прошу.

– Ой, нет, спасибо большое, я тороплюсь! – Она схватила сумку: скорей отсюда, иначе прощай, парикмахерская!

– У нас, к сожалению, еще одно дело, – неожиданно поддержал ее Марголин.

– Ну что же вы? Так нельзя. – Спецназовец опечалился. – Екатерина Сергеевна, обижаете.

– Служба. – Марголин извиняюще улыбнулся. – В другой раз – обязательно.

– Что за дело, Тимочка? Я – пас. Высади меня, пожалуйста, на Маяковке, – заявила Катя в машине.

– На Маяковке? А я, собственно, в другую сторону. Ты не со мной? Ну, как хочешь. Мое дело предложить.

– Что предложить? – Она насторожилась.

Марголин оглянулся и стал разворачивать машину.

– В Октябрьском ОВД в ИВС сидит один человек. Я думал, ты с ним побеседовать желаешь.

– Что за человек?

– Андрей Прохоров.

– Отмороженный Андрюша? – ахнула Катя. Тот самый прыщавый юнец в коридоре розыска, голубоглазый Андрюша, зарезавший тринадцать человек! – Подожди, а почему он в Октябрьске сейчас?

– Его на выход [1] взяли. У Прохорова там тяжкое телесное и разбой. Водитель после всей этой истории, к счастью, выжил. Следователь свой эпизод отрабатывает, – пояснил Марголин. – Кстати, следователь там – Саша Гордеев.

– Знаю его. – Катя лихорадочно обдумывала ситуацию. – И что ты собираешься делать?

– Я с Гордеевым созвонился. Он дал «добро» и на съемку, и на беседу. Ну что, на Маяковку едем?

– Рули прямо, – распорядилась Катя. Эх, прощай, парикмахерская!

Следователь Октябрьского ОВД майор милиции Гордеев был как две капли воды похож на Чапаева из фильма, только шашки не хватало, а так все при нем – и усы, и голос командирский.

– Я не знаю, о чем этого убийцу спрашивать, – шепнула Катя Марголину, пока они сидели в кабинете. Добрый Гордеев решил сначала напоить гостей из главка чаем.

– Ешьте, ребята, на сытый желудок с этой мразью общаться легче, – басил он, угощая их бутербродами.

– Мне самому не по себе что-то, – признался Марголин. – Ну да ладно, на месте сориентируемся.

– Он вообще как себя ведет? – спросила Катя.

– Да по-разному, – усмехнулся Гордеев. – Мы с ним три дня уже беседуем. И все по-разному. Вот отработаю свои эпизоды, сдам в общую папку. Там дело-то многотомное собирается. Эпопея.

– Надо думать. Тринадцать убийств все-таки. – Катя покачала головой.

– Четырнадцать. Четырнадцать, по всему, должно было быть. Мой-то потерпевший, «жигуля»-»семерки» владелец, выжил. Чудом. Врачам памятник должен поставить, с того света выкрали. Его нейрохирург из нашего госпиталя оперировал.

– Прохоров сам их всех убивал? Лично? – Катя приготовилась записывать.

– В основном – да. Был у него, правда, подручный, Уколов. Но тот, как говорится, бил через раз. А Андрюша крови не боялся.

– А остальные бандиты? Они принимали участие в убийствах шоферов?

– Остальные – что-то вроде обслуживающего персонала. Хотя все и соучастники, но с Андрюшей тягаться им не под силу, – рассказывал Гордеев.

Тут в кабинет вошел молодой блондин в белом свитере и серых брюках. Катя поняла, что это оперативник.

– Ну что, пошли к людоеду в гости, – улыбнулся он.

В следственном кабинете ИВС Марголин сразу же включил камеру. Конвойный и оперативник ввели Прохорова. Катя замерла. Ее вдруг охватило чувство гадливости.

– Добрый день всем. – Прохоров вежливо поздоровался и тихонько опустился на табурет, привинченный к полу.

– Здравствуй. – Гордеев кивнул на камеру: – Вот с телевидения к тебе приехали. Не против?

– Нет. – Прохоров пристально посмотрел на Катю, но, встретившись с ней взглядом, медленно отвел взор. А она теперь смотрела на него в упор. Все как тогда, в коридоре розыска: белесые бровки, небесно-голубые глазки, золотистая щетинка на подбородке, прыщики… Только на этот раз кроссовки другого цвета. И снова без шнурков…

– Вы с какой передачи?

– «Милицейские новости», – брякнул Марголин первое попавшееся.

– Милицейские? Значит, снова топтать меня станете?

– Почему топтать?

– Ну как же! Я в тюрьме про себя газетки читал разные: подонок, убийца, садист – как только меня не называли там.

Марголин смутился, пробормотал что-то невразумительное.

– Я в профиль лучше получаюсь. – Прохоров повернулся к Кате. – А почему девушка мне вопросов не задает?

– А какие я вам должна задавать вопросы? – спросила она сухо.

– Ну вы ж корреспондент, профессионал.

– И что?

– Ну как же: «Почему убил?», «Что чувствовал, когда совершал преступление?», «Почему до жизни такой докатился?» – Его голос, негромкий и неторопливый, звенел в тиши кабинета.

– А мне наплевать, что вы чувствовали.

– Да? – Он уперся взглядом в ее ногу. – Значит, так и будешь молчать?

– Вы виновным себя признаете? – спросил Марголин.

– Частично.

– В чем, если не секрет?

– В завладении чужой собственностью. – Отмороженный Андрюша усмехнулся.

– А в убийстве тринадцати человек?

– Эти сказки я на суде послушаю. От других.

– Значит, вы никого не убивали? Так, что ли?

Отмороженный снова обернулся к Кате.

– Ну что, так и будешь на меня смотреть? А за просмотр деньги платят.

– Ну ты, не забывайся, – вставил Гордеев.

– Я не забываюсь. – Прохоров положил ногу на ногу и уперся в ладонь подбородком. – Мой ответ вашей милицейской передаче: я никого не убивал, ясно?

– В тюрьме с вами хорошо обращаются? – продолжал Марголин.

– Да.

– Вы что-нибудь там читаете, кроме газет?

– Да.

– Что?

– «Робинзона Крузо».

– Чего ждете от суда?

– Справедливости.

– Они вам по ночам не снятся? – тихо спросила Катя.

– Кто? – Он резко вскинул голову.

– Тринадцать человек. Те самые.

– Снятся.

Марголин снимал Андрюшу крупным планом. Все затаили дыхание.

– Снятся, – повторил Отмороженный медленно. – И твой, гражданин следователь, мне тоже снится! Сука! Жаль, я его не добил тогда! Ты чего на меня смотришь, а?! – Он вдруг резко вскочил с табуретки. – Ты зачем сюда пришла? Издеваться надо мной? Издеваться?! Убери ее от меня, – прошипел он Гордееву. – Я с бабами три месяца не… Нарочно, что ли, меня доводишь? Убери! У меня встает на нее!

– Да ты что себе позволяешь! – Гордеев тоже поднялся. Он был выше Прохорова на две головы. – Ты с кем говоришь, забыл? Ну-ка, Сережа, выведи его отсюда!

Опер в белом свитере рывком обернул Отмороженного к себе.

– Мы с тобой потом поговорим, дорогуша, – молвил он грозно. – Попозже. По-свойски.

– Прошу извинения, – сказал Гордеев Кате, когда Прохорова увели.

– Ничего страшного.

Марголин даже сопел от удовольствия: «Ну и типчик в галерею «Криминальные монстры», ну и портретик срисовали!»

– Запись остановишь на словах «не добил». Остальное сотрешь, – сказала Катя на обратном пути в Москву.

– Ладно.

– Я проверю потом, смотри.

– Я сказал – ладно. – Марголин подмигнул ей в зеркальце. Катя быстро строчила что-то в своем блокноте. Ручка прыгала. Чистописание в мчащейся на полной скорости машине – занятие для виртуоза пера. – Ты про него материал делаешь? – осведомился Марголин.

– Да. Только не про него. А про тех, кто его брал. Про наших, в общем. Ну а его перлы тоже вставлю. – Катя захлопнула блокнот.