Последние и первые люди: История близлежащего и далекого будущего - Стэплдон Олаф. Страница 41

Сексуальная мораль Вторых Людей прошла через все известные Первым Людям стадии; но к тому времени, когда они установили единую мировую цивилизацию, она приняла неизвестную ранее форму. И мужчин, и женщин не только поддерживали в стремлении иметь столько случайных связей, сколько им хочется для их потребностей, но так же, при высоком уровне духовного единения, строгая моногамия даже преследовалась. Потому что в сексуальном единении такой высокой формы они видели символ такого единения разума, которое они страстно желали сделать всеобщим. Поэтому самым ценным даром, которым могли обменяться любовники, была не девственность, а сексуальный опыт. Союз, как ощущалось, был тем богаче, чем больше каждая сторона могла получить от предыдущей сексуальной и духовной близости с другими. Однако, хотя как основной принцип моногамия не одобрялась, высшей формой единения на практике считалось долгое, пожизненное партнерство. Но поскольку обычная жизнь была намного дольше, чем у Первых Людей, такие постоянные союзы очень часто преднамеренно прерывались переменой партнеров, а затем восстанавливались – с возросшей жизненной силой. С другой стороны, группа лиц обоих полов могла образовывать смешанное и долговременное совместное супружество. Иногда такая группа менялась одним или несколькими участниками с другой группой, или рассредоточивала себя по другим группам, чтобы обогатившись опытом, вновь объединиться через годы. В той или другой форме, этот «групповой брак» весьма поощрялся как расширение живых сексуальных отношений на другие общественные сферы. Среди Первых Людей непродолжительность жизни делала невозможными такие новые формы союза между людьми, потому что, безусловно, ни сексуальные, ни духовные отношения не могли развиться до подобного уровня менее чем за тридцать лет постоянной близости. Здесь интересно бы описать социальные институты Вторых Людей в пору расцвета их цивилизации; но у нас нет времени уделять внимание этому предмету нет его даже для ярких интеллектуальных достижений, в которых эти новые племена так опередили своих предшественников. Несомненно, что любой обзор естественных наук и философии Вторых Людей будет непонятен читателям этой книги. Достаточно сказать, что они избежали тех ошибок, что привели Первых Людей к фальшивым абстракциям и метафизическим теориям, которые с самого начала оказались искажены и упрощены.

Еще не проделав всей той работы, какую совершили Первые Люди в науке и философии, Вторым Людям удалось открыть остатки гигантской каменной библиотеки в Сибири. Группа инженеров случайно наткнулась на нее, когда они готовились пробивать шахту для получения подземной энергии. Пластины были с трещинами, перепутаны и частично разрушены от воздействия воздуха. Но, однако, постепенно они были восстановлены и переведены благодаря иллюстрированному словарю. Находка вызвала чрезвычайный интерес у Вторых Людей, но не тот, на который рассчитывала заброшенная в Сибирь горстка людей, не как хранилище научной и философской истины, а как живой исторический документ. Взгляд на вселенную, каким он предстал на пластинах, был слишком наивен и слишком искусственен, но проницательность разума ранних племен была бесценна. Так мало сохранилось от старого мира в вулканическую эпоху, что Вторым Людям до сих пор не удавалось получить ясную картину жизни их предшественников.

Лишь один элемент из этого археологического сокровища вызывал более чем просто исторический интерес. Биолог, предводитель маленького поселения в Сибири, записал очень многое из священных текстов о Божественном Ребенке. В конце записи шли последние пророческие слова, которые так озадачили жителей Патагонии. Эта тема оказалась полной смысла для Вторых Людей, и ей следовало бы быть таковой и для Первых Людей в лучшие годы их расцвета. Но в то время как для Первых Людей беспристрастный восторг, с которым проповедовал этот Ребенок, был скорее всего лишь идеалом, чем фактом жизненного опыта, Вторые Люди опознали в словах проповеди интуитивные знания, очень знакомые им самим. Изничтоженные давным-давно гении из городов вдоль Янцзы выражали ту же самую интуицию. Впоследствии нечто подобное очень часто переживали и более здоровые поколения, но всегда со смутным ощущением позора. Потому что это ассоциировалось с ущербным, болезненным сознанием. Но теперь, постом убежденности в том, что на самом деле оно здравое и благотворное, Вторые Люди начали подыскивать наиболее пристойную форму выражения для этого. В жизни и в последних словах удаленного от них веками апостола молодости они нашли выражение, которое еще не было совсем адекватным их исканиям. Но племена теперь болезненно нуждались в подобной доктрине.

Мировое сообщество со временем достигло некоторого относительного совершенства и равновесия. Наступил длительный период расцвета социальной гармонии, преуспевания и культурного совершенства. Почти все, что могло быть создано разумом на достигнутой стадии развития, казалось, было сделано. Поколения долго живущих энергичных и взаимно восторженных существ следовали одно за другим. Бытовало широко распространенное мнение, что настало время для людей собрать все их силы для полета в какую-то новую область интеллекта. Существовавший тип человеческого существа, как было признано, являл всего лишь грубый и негармоничный продукт природы. Наступило время человеку взять контроль над самим собой и перестроить себя в соответствии с лучшей моделью. Имея в виду подобную цель, были развернуты два огромных направления: исследование идеала человеческой природы, и исследование практических средств ее перестройки. Индивидуумы в разных концах Земли, живущие своей личной жизнью, находящие восторг в общении друг с другом, поддерживавшие ткань общества живой и полной сил, были глубоко тронуты тем, что их мировое сообщество наконец-то было призвано к решению героической задачи.

Но в другом месте Солнечной системы жизнь заметно иного вида пыталась, на свой странный манер, достичь совершенно непостижимых для человека целей, однако схожих по сути с его собственными. Вскоре попытки достижения этих целей должны были соприкоснуться друг с другом, и отнюдь не для сотрудничества.

VIII. Марсиане

1. Первое вторжение марсиан

В предгорьях недавно образовавшихся титанических гор, составлявших когда-то Гиндукуш, располагалось множество центров для отдыха, где молодежь Азии имела обыкновение искать альпийские приключения, опасные и тяжелые, для того чтобы взбодрить свой дух. Именно в этом районе, в самом начале лета, люди первый раз заметили марсиан. Отправившиеся на раннюю прогулку обнаружили, что небо имеет странный зеленоватый оттенок, и что восходящее солнце, хотя и не закрыто облаками, но тускло. Наблюдатели через минуту были удивлены, увидев, что зеленоватость сама собой концентрируется в тысячи мельчайших облачков с отчетливой синевой между ними. Полевые бинокли позволили обнаружить внутри каждого облачка зелени некий слабый намек на красноватые центры и перемещающиеся линии инфракрасного цвета, которые были бы невидимы для более ранних человеческих рас. Эти необычные кусочки облаков были все одного размера, самые большие из них выглядели меньше лунного диска; но по своей форме они сильно менялись, и казалось, что изменяли свой вид гораздо быстрее, нежели естественные перистые облака, с которыми они имели небольшое сходство. Несомненно, хотя в их форме и движении было многое от облаков, в них было и нечто трудно формулируемое, как с точки зрения формы, так и поведения, что заставляло предполагать о наличии в них жизни. Разумеется, они сильно напоминали примитивные амебовидные организмы, видимые лишь под микроскопом.

Они покрывали все небо, здесь и там виднелись как бы брызги зелени, кое-где расплывающиеся. И они казались движущимися. Основное медленное движение всей массы этих небожителей было направлено к одному из снежных пиков, который резко выделялся по высоте над всем ландшафтом. Вскоре их передовые отряды достигли гребня горы и были видны теперь спускающимися вниз по каменистому склону очень медленными, как у амеб, движениями.