Яма - Берт Гай. Страница 10

— Они тебя видели?

— Разумеется нет.

— Уверена?

— Да. Я все время сидела здесь.

Он немного расслабился.

— Хорошо. Было бы очень... плохо, если бы кто-то тебя увидел. Все было бы испорчено.

— Знаю, — сказала я. — Поэтому я и не попадалась им на глаза.

Его черты постепенно смягчились.

— Молодчина. Да, мы хотим, чтобы наш маленький проект прошел тихо. Нельзя, чтобы Картер или Аркрайт разгадали, что я готовлю.

— И что же?

Он рассмеялся.

— Поживем-увидим, как говорят наши бабушки. — Он сел на скамейку и вытянул ноги. Светлые волосы упали на один глаз; он подул, и они взлетели веером.

— Правда, Картер никогда не замечает то, что я делаю, — посетовал Мартин. — В каком-то смысле мне даже немного обидно, что он меня никогда не подозревает. Все думает, что это те дебилы из корпуса напротив. Слишком уж он консервативен.

— В каком смысле?

— До сих пор считает, что трудные подростки носят потертые кожаные куртки, курят тайком и разговаривают на задних партах. В начальной школе они плевались бумажными шариками в потолок. Наверное, его утверждения были справедливы лет тридцать назад.

— Значит, ты причислил себя к новой породе школьных бунтарей?

Он рассмеялся и пожал плечами.

— Идеальный бунтарь и идеальный преступник — одно и то же. Он не из тех парней, о которых все известно. Он выполняет задания, вовремя сдает сочинения, он вежлив, и его никогда не поймают. Взять хотя бы меня и моего друга Картера, который считает, что у меня из штанов солнце светит. И штаны чистые, заметь, со стрелочками.

Я понимающе кивнула.

— Но вся школа знает, что ты за человек, — возразила я.

— Ну, я в конечном счете не идеальный бунтарь, — равнодушно ответил он. — Это всего лишь хобби, понимаешь?

— Понимаю, — озадаченно ответила я; он пошутил, но его слова не прозвучали как шутка. — Так в чем же заключается идеальное преступление?

Мартин нахмурился, будто никогда не задумывался об этом.

— Это преступление, о котором никто даже не знает, — наконец ответил он.

— Я бы тоже так ответила, — согласилась я.

Оглядываясь в прошлое, я вижу, в чем его ошибка — маленькая оплошность, которая тогда ускользнула от моего внимания. Прежде чем ответить, он размышлял на секунду больше, чем необходимо. Его ответ был верен; именно так следовало ответить; но Мартин был слишком умен, ему не требовалось трех секунд, чтобы придумать, что сказать. Осторожное размышление было мистификацией, ведь он знал ответ задолго до того, как я задала вопрос.

— Мне кажется, — продолжал он, — такие люди, как Картер, даже не допускают возможности, что что-то происходит, если им об этом неизвестно. Мистер Картер держит руку на пульсе школы, как он любит повторять. Он проработал здесь тридцать лет; ему ли не знать? Но потом случается нечто, и винить некого. Что же делает бедняга Картер? То же самое, что и всеми уважаемый господин Аркрайт, и даже старина Гиббон: опускает руки. Он не делает ничего, потому что других вариантов у него нет. Печально, правда?

— Итак, — сказала я. — Что бы ты посоветовал начинающему бунтарю?

— Думать по-крупному, — сразу же ответил он. — За мелкие пакости исключают.

— По-крупному, как в случае с речью в честь окончания семестра?

— Именно. И личные особенности тоже имеют значение. Я знал, что Аркрайт даже не станет искать нарушителя, потому что начать какое бы то ни было расследование значило бы признать истинность завуалированного обвинения в баловстве с овечками.

— Тому, кто пытался оклеветать Лоу, это было бы только на руку, — заметила я.

— Да. Так что он обратил все в шутку и отсмеялся. Как знать? Может, он даже не понял, что цель розыгрыша — Лоу. Может, старый идиот был слишком огорошен самим инцидентом. Не в первый раз в Нашей Любимой Школе произошло нечто неподвластное его пониманию. — Он говорил с жестоким и веселым презрением.

— Сочувствую тому университету, которому ты достанешься, — осторожно пошутила я.

— А, — отмахнулся он. У него был мелодичный спокойный голос. — Не стоит. Думаю, злым шуткам скоро настанет конец.

— Совершенствуешься?

— Безусловно.

Я поразмыслила над его словами.

— И что же такое Яма?

— О, это не шутка. Ничего даже близко похожего. Разве я не сказал? Это эксперимент...

— ...с реальностью, — закончила я. — Ты говорил.

— Нечто особенное. Да.

Услышав шаги, мы подняли головы. Джефф завернул за угол и увидел нас.

— Привет, ребята. Слышал, здесь затевается вечеринка?

— Надеюсь, ты взял все необходимое? — поинтересовался Мартин.

— Видимо, ты не знаешь о слухах, — ответил Джефф. — Что у тебя там?

— Там, — объяснил Мартин, — веревочная лестница. Важная составляющая нашего маленького приключения.

— Жутковато, — заметил Джефф.

В четыре, когда пробыть в Яме осталось всего час, атмосфера стала намного более расслабленной. Выпив больше сюрпризной водки Джеффа, чем намеревался поначалу, Майк сидел, окутанный теплым ореолом благодушия, которое простиралось на все вокруг. Смешанная с лимонадом водка стала и на вкус как лимонад. Он выпил четыре кружки этого коктейля и наполовину опустошил пятую, не отставая от Джеффа и Фрэнки. Ведь через час, говорил он себе, все будет кончено. Майк нахмурился: взбираться по веревочной лестнице будет нелегко.

Тут он понял, что Алекс ему улыбается.

— Майки, у тебя жутко пьяный вид, — заметила она.

— Неужели?

— Да.

— Пьяный вид. Как это?

— У тебя такой... рассеянно-окосевший вид, вроде того.

Майк изобразил презрение.

— Это у тебя перед глазами все плывет, — съязвил он.

Алекс рассмеялась.

— Возможно, — призналась она.

— А кто из нас круче всех? — громко спросила Фрэнки.

— О чем это ты, черт возьми? — брякнул Джефф.

— О том, кто круче, — ответила Фрэнки. — Майк — крутой. Алекс тоже крутая. Фрэнки — необыкновенно крутая. Но кто из нас самый крутой?

— Какая муха тебя укусила? — поморщилась Алекс.

— Даже не спрашивай, — Майк махнул рукой.

— Я против слова «крутой», оно меня бесит до чертиков, — сказал Джефф.

— По-моему, самая крутая — это Лиз, — решил Майк.

— Спасибо, — ответила Лиз. — И какими же качествами должна обладать крутая девчонка?

Майк задумался. Вместо него ответил Джефф:

— Главное — красивые ноги и любовь к приключениям.

— Это не крутая девчонка, — возразил Майк. — А опытная шлюшка. Ха! Шутка!

— У нашей собаки красивые ноги и тяга к приключениям, — Алекс лукаво прищурилась. — Что многое говорит о твоих предпочтениях среди женщин, Джефф.

— Опять она на меня наговаривает, — пожаловался он.

— Шутка удалась? — спросил Майк.

— Думаю, этого следовало ожидать, учитывая обстоятельства, — ответила Лиз.

В банке на моем столе стоят карандаши и ручки. Я иногда удивляюсь, почему мы до сих пор живем в этом огромном старом доме, со всех сторон окруженном деревьями, вдали от поселка. Река тянется через лес примерно на четверть мили. Я очень люблю реку; вчера я снова была там, прошлась до каштановой аллеи. Но этот дом для меня загадка. Первый этаж и чердак — мои владения, и они стали на меня похожи: бывает, комнаты становятся похожими на своих хозяев. Взять хотя бы комнату моей матери рядом с кухней: голубую, чистую, свежую, с акварелями на стенах и изящной вазой на подоконнике. А моя комната — водоворот коричневых и охряных цветов, оттенков осени, которые на солнце загораются ярким огнем. Вдоль плинтусов выстроились разнообразные свидетельства моего прошлого, упрятанные в обувные коробки и полиэтиленовые пакеты. Мое окно выходит на противоположную от чердачного окна сторону, и сидя на кровати, можно увидеть деревья у реки, и ни одного здания вокруг.

Так вот, когда я гуляла, я встретила девушку, которую, кажется, не видела тысячу лет.

— О, — произнесла она. — Привет. — Странно было видеть, как быстро мы стали друг другу чужими.