Сказки Пушкина (с илл.) - Пушкин Александр Сергеевич. Страница 7

А зайка в лесок до дому.

Вот, море кругом обежавши,

Высунув язык, мордку поднявши,

Прибежал бесёнок задыхаясь,

Весь мокрёшенек, лапкой утираясь,

Мысля: дело с Балдою сладит.

Глядь – а Балда братца гладит,

Приговаривая: «Братец мой любимый,

Устал, бедняжка! отдохни, родимый».

Бесёнок оторопел,

Хвостик поджал, совсем присмирел,

На братца поглядывает боком.

«Погоди, – говорит, – схожу за оброком».

Пошёл к деду, говорит: «Беда!

Обогнал меня меньшой Балда!»

Старый Бес стал тут думать думу.

А Балда наделал такого шуму,

Что всё море смутилось

И волнами так и расходилось.

Вылез бесёнок: «Полно, мужичок,

Вышлем тебе весь оброк —

Только слушай. Видишь ты палку эту?

Выбери себе любимую мету.

Кто далее палку бросит,

Тот пускай и оброк уносит.

Что ж? боишься вывихнуть ручки?

Чего ты ждёшь?» – «Да жду вон этой тучки:

Зашвырну туда твою палку,

Да и начну с вами, чертями, свалку».

Испугался бесёнок да к деду,

Рассказывать про Балдову победу,

А Балда над морем опять шумит

Да чертям верёвкой грозит.

Вылез опять бесёнок: «Что ты хлопочешь?

Будет тебе оброк, коли захочешь…» —

«Нет, – говорит Балда,—

Теперь моя череда,

Условия сам назначу,

Задам тебе, вражёнок, задачу.

Посмотрим, какова у тебе сила.

Видишь, там сивая кобыла?

Кобылу подыми-тка ты,

Да неси её полверсты;

Снесёшь кобылу, оброк уж твой;

Не снесёшь кобылы, ан будет он мой».

Бедненький бес

Под кобылу подлез,

Понатужился,

Понапружился,

Приподнял кобылу, два шага шагнул.

На третьем упал, ножки протянул.

А Балда ему: «Глупый ты бес,

Куда ж ты за нами полез?

И руками-то снести не смог,

А я, смотри, снесу промеж ног».

Сел Балда на кобылку верхом

Да версту проскакал, так что пыль столбом.

Испугался бесёнок и к деду

Пошёл рассказывать про такую победу.

Черти стали в кружок,

Делать нечего – собрали полный оброк

Да на Балду взвалили мешок.

Идёт Балда, покрякивает,

А поп, завидя Балду, вскакивает,

За попадью прячется,

Со страху корячится.

Балда его тут отыскал,

Отдал оброк, платы требовать стал.

Бедный поп

Подставил лоб:

С первого щелка?

Прыгнул поп до потолка;

Со второго щелка?

Лишился поп языка,

А с третьего щелка

Вышибло ум у старика.

А Балда приговаривал с укоризной:

«Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной».

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях

Царь с царицею простился,

В путь-дорогу снарядился,

И царица у окна

Села ждать его одна.

Ждёт-пождёт с утра до ночи,

Смотрит в ноле, инда очи

Разболелись глядючи

С белой зори до ночи;

Не видать мило?го друга!

Только видит: вьётся вьюга,

Снег валится на поля,

Вся белёшенька земля.

Девять месяцев проходит,

С поля глаз она не сводит.

Вот в сочельник в самый, в ночь

Бог даёт царице дочь.

Рано утром гость желанный,

День и ночь так долго жданный,

Издалеча наконец

Воротился царь-отец.

На него она взглянула,

Тяжелёшенько вздохнула,

Восхищенья не снесла

И к обедне умерла.

Долго царь был неутешен,

Но как быть? и он был грешен;

Год прошёл, как сон пустой,

Царь женился на другой.

Правду молвить, молодица

Уж и впрямь была царица:

Высока, стройна, бела,

И умом и всем взяла;

Но зато горда, ломлива,

Своенравна и ревнива.

Ей в приданое дано

Было зеркальце одно:

Свойство зеркальце имело:

Говорить оно умело.

С ним одним она была

Добродушна, весела,

С ним приветливо шутила

И, красуясь, говорила:

«Свет мой, зеркальце! скажи

Да всю правду доложи:

Я ль на свете всех милее,

Всех румяней и белее?»

И ей зеркальце в ответ:

«Ты, конечно, спору нет:

Ты, царица, всех милее,

Всех румяней и белее».

И царица хохотать,

И плечами пожимать.

И подмигивать глазами,

И прищёлкивать перстами,

И вертеться подбочась.

Гордо в зеркальце глядясь.

Но царевна молодая,

Тихомолком расцветая,

Между тем росла, росла,

Поднялась – и расцвела.

Белолица, черноброва,

Нраву кроткого такого.

И жених сыскался ей,

Королевич Елисей.

Сват приехал, царь дал слово.

А приданое готово:

Семь торговых городов

Да сто сорок теремов.

На девичник собираясь.

Вот царица, наряжаясь

Перед зеркальцем своим,

Перемолвилася с ним:

«Я ль, скажи мне, всех милее,

Всех румяней и белее?»

Что же зеркальце в ответ?

«Ты прекрасна, спору нет;

Но царевна всех милее,

Всех румяней и белее».

Как царица отпрыгнёт,

Да как ручку замахнёт,

Да по зеркальцу как хлопнет,

Каблучком-то как притопнет!..

«Ах ты, мерзкое стекло!

Это врёшь ты мне назло.

Как тягаться ей со мною?

Я в ней дурь-то успокою.

Вишь какая подросла!

И не диво, что бела:

Мать брюхатая сидела

Да на снег лишь и глядела!

Но скажи: как можно ей

Быть во всём меня милей?

Признавайся: всех я краше.

Обойди все царство наше,

Хоть весь мир; мне ровной нет.

Так ли?» Зеркальце в ответ:

«А царевна всё ж милее,

Всё ж румяней и белее».

Делать нечего. Она,

Чёрной зависти полна,

Бросив зеркальце под лавку,

Позвала к себе Чернавку

И наказывает ей,

Сенной девушке своей,

Весть царевну в глушь лесную

И, связав её, живую

Под сосной оставить там

На съедение волкам.

Чёрт ли сладит с бабой гневной?

Спорить нечего. С царевной

Вот Чернавка в лес пошла

И в такую даль свела,

Что царевна догадалась,

И до смерти испугалась,

И взмолилась: «Жизнь моя!

В чём, скажи, виновна я?

Не губи меня, девица!

А как буду я царица,

Я пожалую тебя».

Та, в душе её любя,

Не убила, не связала,

Отпустила и сказала:

«Не кручинься, Бог с тобой».

А сама пришла домой.

«Что? – сказала ей царица, —

Где красавица-девица?» —

«Там, в лесу, стоит одна, —

Отвечает ей она, —

Крепко связаны ей локти;

Попадётся зверю в когти,

Меньше будет ей терпеть,

Легче будет умереть».