Цыганы - Пушкин Александр Сергеевич. Страница 4
—
М о л о д о й ц ы г а н
Еще одно… одно лобзанье…
З е м ф и р а
Пора: мой муж ревнив и зол.
Ц ы г а н
Одно… но не доле!.. на прощанье.
З е м ф и р а
Прощай, покамест не пришел.
Ц ы г а н
Скажи — когда ж опять свиданье?
З е м ф и р а
Сегодня, как зайдет луна,
Там, за курганом над могилой…
Ц ы г а н
Обманет! не придет она!
З е м ф и р а
Вот он! беги!.. Приду, мой милый.
—
Алеко спит. В его уме
Виденье смутное играет;
Он, с криком пробудясь во тьме,
Ревниво руку простирает;
Но обробелая рука
Покровы хладные хватает —
Его подруга далека…
Он с трепетом привстал и внемлет…
Всё тихо — страх его объемлет,
По нем текут и жар и хлад;
Встает он, из шатра выходит,
Вокруг телег, ужасен, бродит;
Спокойно всё; поля молчат;
Темно; луна зашла в туманы,
Чуть брезжит звезд неверный свет,
Чуть по росе приметный след
Ведет за дальные курганы:
Нетерпеливо он идет,
Куда зловещий след ведет.
Могила на краю дороги
Вдали белеет перед ним…
Туда слабеющие ноги
Влачит, предчувствием томим,
Дрожат уста, дрожат колени,
Идет… и вдруг… иль это сон?
Вдруг видит близкие две тени
И близкой шепот слышит он —
Над обесславленной могилой.
1-й г о л о с
Пора…
2-й г о л о с
Постой…
1-й г о л о с
Пора, мой милый.
2-й г о л о с
Нет, нет, постой, дождемся дня.
1-й г о л о с
Уж поздно.
2-й г о л о с
Как ты робко любишь.
Минуту!
1-й г о л о с
Ты меня погубишь.
2-й г о л о с
Минуту!
1-й г о л о с
Если без меня
Проснется муж?..
А л е к о
Проснулся я.
Куда вы! не спешите оба;
Вам хорошо и здесь у гроба.
З е м ф и р а
Мой друг, беги, беги…
А л е к о
Постой!
Куда, красавец молодой?
Лежи!
Вонзает в него нож.
З е м ф и р а
Алеко!
Ц ы г а н
Умираю…
З е м ф и р а
Алеко, ты убьешь его!
Взгляни: ты весь обрызган кровью!
О, что ты сделал?
А л е к о
Ничего.
Теперь дыши его любовью.
З е м ф и р а
Нет, полно, не боюсь тебя! —
Твои угрозы презираю,
Твое убийство проклинаю…
А л е к о
Умри ж и ты!
Поражает ее.
З е м ф и р а
Умру любя…
—
Восток, денницей озаренный,
Сиял. Алеко за холмом,
С ножом в руках, окровавленный
Сидел на камне гробовом.
Два трупа перед ним лежали;
Убийца страшен был лицом.
Цыганы робко окружали
Его встревоженной толпой.
Могилу в стороне копали.
Шли жены скорбной чередой
И в очи мертвых целовали.
Старик-отец один сидел
И на погибшую глядел
В немом бездействии печали;
Подняли трупы, понесли
И в лоно хладное земли
Чету младую положили.
Алеко издали смотрел
На всё… когда же их закрыли
Последней горстию земной,
Он молча, медленно склонился
И с камня на траву свалился.
Тогда старик, приближась, рек:
«Оставь нас, гордый человек!
Мы дики; нет у нас законов,
Мы не терзаем, не казним —
Не нужно крови нам и стонов —
Но жить с убийцей не хотим…
Ты не рожден для дикой доли,
Ты для себя лишь хочешь воли;
Ужасен нам твой будет глас:
Мы робки и добры душою,
Ты зол и смел — оставь же нас,
Прости, да будет мир с тобою».
Сказал — и шумною толпою
Поднялся табор кочевой
С долины страшного ночлега.
И скоро всё в дали степной
Сокрылось; лишь одна телега,
Убогим крытая ковром,
Стояла в поле роковом.
Так иногда перед зимою,
Туманной, утренней порою,
Когда подъемлется с полей
Станица поздних журавлей
И с криком вдаль на юг несется,
Пронзенный гибельным свинцом
Один печально остается,
Повиснув раненым крылом.
Настала ночь: в телеге темной
Огня никто не разложил,
Никто под крышею подъемной
До утра сном не опочил.