Бессильные мира сего - Стругацкие Аркадий и Борис. Страница 62
- Значит, так, - решительно объявил папа Сережа, перехвативший этот обмен взглядами, но понявший его совершенно неправильно. - Будем все-таки лопать или будем в гляделки с дядей Андреем играть?
- Соку хочу, - объявило Луковое Горе, уклоняясь от прямого ответа на поставленный вопрос.
- Так. Желание законное. Подливаю соку. Пей. Но после - немедленно глотай то, что у тебя за щекой, и, черт с тобой, давай сюда эту котлету, и хлеб можешь оставить, положи на тарелку, я все уберу, только вот этот кусок котлеты доешь... который на вилке. Договорились, нет?
Это было похоже на полную и безоговорочную капитуляцию, каковой оно, по сути, и было. Андрей великодушно пропустил разгром опытного и умелого папы Сережи мимо внимания и спросил:
- Ну, хорошо. "Печальный рыцарь с длинными волосами". А поподробнее?
- "Печальный человек". Цитируешь, так цитируй.
- Виноват... "Человек". И что он, спрашивается, за человек? О нем же легенды ходят. Это все правда?
- Смотря что именно.
- Что он из людей делает овечек, например.
- Это как?
- Приходит к нему человек, - объяснил Андрей. - Мафиозо какой-нибудь. Людоед. А выходит - смирный, как овечка. Вегетарианец.
Эль-де-през покачал головой.
- Первый раз слышу.
- Что у него квартира - Эрмитаж пополам с Лувром. Сплошь увешана старинным оружием, латами там разнообразными, ятаганами...
- Не знаю. Дома у него никогда не был.
- А ты его вообще - видел когда-нибудь? - спросил Андрей мягко.
Эль-де-през только фыркнул с презрением, потом поднялся и, не говоря ни слова, вышел вдруг из кухни - неестественно бесшумный и легкий при такой-то массе. Андрей посмотрел на Горе Луковое и - не удержался все-таки - скорчил ему рожу в том смысле, что такие вот дела, друг мой, - какой у тебя папаня, оказывается, нервный и легковозбудимый... Впрочем, контакта никакого не получилось: парнишка отвел глаза в сторону и даже откусил от остатков котлеты, чтобы только не общаться с неприятным дядей. (Правая щека у него сразу сделалась еще больше.)
Эль-де-през вернулся (так же внезапно и так же бесшумно) и сунул Андрею под нос цветную фотографию неописуемой красоты: лето, зелень, роскошный белый лимузин аномальной длины, и какие-то люди рядом - стоят у распахнутых дверец.
- Это кто, по-твоему? - спросил Эль-де-през с невыразимым презрением.
- Ты.
- А это?
- Не знаю.
- Он. Между прочим, заметь: рядышком. Вась-вась.
- Понял. Сражен. Сдаюсь.
...А ведь и в самом деле: "печальный человек с длинными волосами". Бледное, слегка одутловатое лицо, уголки губ опущены, глаза чуть прищурены от солнца (в руках - темные очки). Все вокруг улыбаются, зубы напоказ, а он - нет. Ему - грустно. Или, может быть, скучно. Какой-то он... несовременный! Вот точное слово: несовременный. Несовременная одежда подержанная и мешком. Несовременное лицо... Выражение лица несовременное... И эта общая печальная расслабленность...
- А женщина кто?
- Супруга. Алена Григорьевна.
- Красивая.
- Ну дак!
- Краси-ивая... - повторил Андрей. - И дети есть?
- Есть. Сынишка. Алик. Это он нас как раз и фотографирует.
- А вот это кто, с тросточкой?
Эль-де-през протянул руку и отобрал у него фотографию.
- Много будешь знать, знаешь что будет?
- Гос-с-с... Подумаешь, тайны! Подожди, а что там у тебя написано? Покажи!
Эль-де-през показал, и с удовольствием. На обороте четким детским почерком написано было (фломастером): "Эль-де-презу - с благодарностью за все". И витиеватая неразборчивая подпись. И дата: июль прошлого года. Числа нет. Наверное потому, что снималось в один день, а надписывалось - в другой.
- А почему его зовут Аятолла?
- Его зовут Хан Автандилович, - резко сказал Эль-де-през. - Или господин Хусаинов. А ты не повторяй глупостей.
Андрей молча смотрел на него: какой он огромный, черный, грозный и праведно встопорщенный. Потом сказал:
- Кайлас помнишь?
- Ну, - ответил Эль-де-през, сразу же помягчев и сделавшись Серегой, Сержем, Серым, Щербатым.
- Черная гора. Долина Смерти. Титапури... - "Обитель голодного черта"... - Сережа уже больше не сердился, взгляд его сделался задумчив.
- Если бы я тогда самого господа бога назвал аятоллой, разве ты на меня обиделся бы?..
- Ну, я вообще-то неверующий... - Эль-де-през от внезапных воспоминаний совсем смягчился было, но тут же посуровел. - Все! - сказал он Горю Луковому. - Ты меня достал. Пошел с глаз моих, чтобы я тебя не видел. Игрушки убрать! Десять минут тебе на все... Дай сюда вилку...
Горе Луковое радостно отдало вилку с куском котлеты, съехало со стула и радостно затопало в глубь квартиры, мелькая вылезшей из рейтуз клетчатой фланелевой рубахой.
- Побеждает не сила, - сказал Андрей поучительно, - побеждает терпение.
- Это ты о чем? - спросил Эль-де-през с подозрением, но уточнять не стал - сунул в рот остаток котлеты, а вилку, не вставая и не прицеливаясь, с большой точностью переправил через всю кухню в мойку. С лязгом.
- Слушай, - сказал Андрей задумчиво, - как ты думаешь, почему меня детишки не любят?
- А кто тебя, такого, вообще любит?
- Гм. И то верно. Впрочем, женщины! Женщины меня любят.
- Это не любовь, - сказал Эль-де-през пренебрежительно. - Это похоть. При чем здесь любовь?..
Андрей почему-то сразу же вспомнил анекдот про мужика, который своей законной решил однажды показать по видику крутую порнуху, но рассказывать анекдот не стал: у Сережи всегда была некая затрудненка с юмором. Смешные истории он не воспринимал и ничего смешного в этой жизни никогда не замечал. "Ну, не знаю, не знаю, - говаривал он. - Со мной никогда ничего смешного не происходит..." Он был строгий парень. Но зато надежный как роллс-ройс.
- А откуда он знает, что ты - Эль-де-през? - спросил вдруг Андрей, и на этот раз был понят немедленно, хотя, казалось бы, речь шла уже совсем о другом.
- Сам удивляюсь, - признался Эль-де-през. - Знает откуда-то. Он вообще все знает.
- Но ты ему не говорил?
- Конечно, нет. Чего ради? Да и когда? Он со мной два раза всего разговаривал: когда я нанимался к нему и когда он меня отправлял в эту командировку...
- В какую еще командировку?
- Ну, в охрану к этому, к Профессору, к кандидату нашему.