Гадкие лебеди - Стругацкие Аркадий и Борис. Страница 8
Он задремал и снова проснулся, потому что под открытым окном громко разговаривали и ржали, как животные. Затрещали кусты.
– Не могу я их сажать, – сказал пьяный голос полицмейстера. – Нет такого закона…
– Будет, – сказал голос Росшепера. – Я депутат или нет?
– А такой закон есть, чтобы под городом – рассадник заразы? – рявкнул бургомистр.
– Будет, – упрямо сказал Росшепер.
– Они не заразные, – пробормотал фальцетом директор гимназии. – Я имею ввиду, что в медицинском отношении…
– Эй, гимназия, – сказал Росшепер, – расстегнуться не забудь.
– А такой закон есть, чтобы честных людей разоряли? – рявкнул бургомистр. – Чтоб разоряли, есть такой закон?
– Будет, я тебе говорю! – сказал Росшепер. – Я депутат или нет?
«Чем бы их садануть?» – подумал Виктор.
– Росшепер! – сказал полицмейстер. – Я тебе друг? Я тебя, подлеца, выбирал, я тебя, подлеца, на руках носил. А теперь они шляются, заразы по городу. Ничего не могу. Закона нет, понимаешь?
– Будет, – сказал Росшепер. – Я тебе говорю, будет. В связи с заражением атмосферы…
– Нравственной! – вставил директор гимназии. – Нравственной и моральной.
– Что?.. В связи, говорю, с отравлением атмосферы и по причине недостаточности обрыбления прилежащих водоемов… заразу ликвидировать и учредить в отдаленной местности. Годится?
– Дай, я тебя поцелую, – сказал полицмейстер.
– Молодец, – сказал бургомистр. – Голова. Дай я тебя тоже…
– Ерунда, – сказал Росшепер. – Раз плюнуть… Споем? Нет, не желаю. Пошли еще по маленькой.
– Правильно. По маленькой – и домой.
Снова затрещали кусты, Росшепер сказал уже где-то в отдалении: «Эй, гимназия, застегнуться забыл!» и под окном стало тихо. Виктор снова задремал и просмотрел какой-то незначительный сон, а потом раздался телефонный звонок.
– Да, – сказала Диана хрипло. – Да, это я… – Она откашлялась. – Ничего, ничего, я слушаю… Все хорошо, он был по-моему доволен…
Она разговаривала, перевалившись через Виктора, и он вдруг почувствовал, как напряглось ее тело.
– Странно, – сказала она. – Хорошо, я сейчас посмотрю… Да… Хорошо, я ему скажу.
Она положила трубку, перелезла через Виктора и зажгла ночник.
– Что случилось? – спросил Виктор сонно.
– Ничего. Спи, я сейчас вернусь.
Сквозь прижмуренные веки он смотрел, как она собирает разбросанное белье, и лицо у нее было такое серьезное, что он встревожился. Она быстро оделась, и вышла, на ходу одергивая белое платье. Росшеперу плохо, подумал он, прислушиваясь. Допился, старый мерин. В огромном здании было тихо и он отчетливо слышал шаги Дианы в коридоре, но она шла не направо, к апартаментам Росшепера, как он ожидал, а налево. Потом скрипнула дверь и шаги стихли. Он п вернулся набок и попробовал снова заснуть, но сна не было он понял, что ждет Диану и что ему не заснуть, пока она не придет. Тогда он сел и закурил. Желвак на затылке принялся пульсировать, и он поморщился. Диана не возвращалась. Почему-то он вспомнил желтолицего плясуна с орлиным профилем. Он-то здесь при чем? – подумал Виктор. Артист, который играет другого артиста, который играет третьего… А, вот в чем дело: он вышел как раз оттуда, слева, куда ушла Диана. Дошел до лестничной площадки и превратился в пижона. Сначала играл светского льва, потом стал играть разболтанного хлыща… Виктор снова прислушался. На редкость тихо, все спят… храпит кто-то… Потом снова скрипнула дверь, и послышались приближающиеся шаги. Диана вошла, лицо ее по прежнему было серьезно. Ничего не кончилось, происшествие продолжается. Диана подошла к телефону и набрала номер.
– Его нет, – сказала она. – Нет-нет, он ушел… Я тоже… Ничего, ничего, что вы… Спокойной ночи.
Она положила трубку, постояла немного, смотря в темноту за окном, затем села на кровать рядом с Виктором. В руке у нее был цилиндрический фонарик. Виктор закурил сигарету и подал ей. Она молча курила, о чем-то напряженно думая, а потом спросила:
– Ты когда заснул?
– Не знаю, трудно сказать.
– Но уже после меня?
– Да.
Она повернула к нему лицо.
– Ты ничего не слышал? Какого-нибудь скандала, драки…
– Нет, – сказал Виктор. – По-моему, все было очень мирно. Сначала они пели, потом Росшепер с компанией мочился у нас под окнами, потом я заснул… Они уже собирались разъезжаться.
Она бросила сигарету за окно и поднялась.
– Одевайся, – сказала она.
Виктор усмехнулся и протянул руку за трусами. Слушаюсь и повинуюсь, подумал он. Хорошая вещь – повиновение. Только не надо ни о чем спрашивать. Он спросил:
– Пойдем или поедем?
– Что?… Сначала пойдем, а там видно будет.
– Кто-нибудь пропал?
– Кажется.
– Росшепер?
Он вдруг поймал на себе ее взгляд. Она смотрела на него с сожалением. Она уже немного раскаивалась, что позвала его. Она спрашивала себя: а кто он, собственно, такой, чтобы брать его с собой?
– Я готов, – сказал он.
Она все еще сомневалась, задумчиво играя фонариком.
– Ну, ладно… тогда пошли. – Она не двигалась с места.
– Может быть, отломать у стула ножку? – предложил Виктор. – Или, скажем, у кровати…
Она встрепенулась.
– Нет, ножка не годится. – Она выдвинула ящик стола и вынула огромный черный пистолет. – На, – сказала она.
Виктор насторожился было, но это оказался спортивный мелкокалиберный пистолет. И к тому же без обоймы.
– Давай патроны, – сказал Виктор. Она непонимающе посмотрела на него, потом посмотрела на пистолет и сказала:
– Нет. Патроны не понадобятся. Пошли.
Виктор пожал плечами и сунул пистолет в карман. Они спустились в вестибюль и вышли на крыльцо. Туман поредел, моросил хилый дождик. Машин у крыльца не было. Диана свернула в аллейку между мокрыми кустами и включила фонарик. Дурацкое положение, подумал Виктор. Ужасно хочется спросить, в чем дело, а спросить нельзя. Хорошо бы придумать, как спросить. Не спросить, а так – отпустить замечание с вопросом в подтексте. Как-нибудь облитически. Может быть, драться придется? Неохота… Буду бить рукояткой. Прямо между глаз… А как там мой желвак? Желвак оказался на месте и побаливал. Странные, однако, обязанности у медсестры в этом санатории… А ведь я всегда считал, что Диана – женщина с тайной. С первого взгляда и все пять дней… Ну и сырость, надо было глотнуть перед уходом. Как только вернусь, сейчас же глотну… А я молодец, подумал он. Никаких вопросов. Слушаюсь и повинуюсь.
Они обошли крыльцо, пробрались через сирень и оказались перед оградой. Диана посветила. Одного железного прута в ограде не было.
– Виктор, – сказала она негромко. – Сейчас мы пойдем по тропинке. Ты пойдешь сзади. Смотри под ноги, и ни шагу в сторону. Понял?
– Понял, – покорно сказал Виктор. – Шаг влево, шаг вправо, – стреляю.
Диана пролезла первой и посветила Виктору. Потом они очень медленно двинулись под гору. Это был восточный склон холма, на котором стоял санаторий. Вокруг шумели под дождем невидимые деревья. Раз Диана поскользнулась, и Виктор едва успел схватить ее за плечи. Она нетерпеливо вывернулась и пошла дальше. Каждую минуту она повторяла: «Смотри под ноги… Держись за мной…» Виктор послушно смотрел вниз, на ноги Дианы, мелькающие в прыгающем светлом круге. Сначала он все ожидал удара по затылку, прямо по желваку, или чего-нибудь в этом роде, а потом решил: вряд ли. Концы с концами не сходились. Просто, наверное, удрал какой-нибудь псих – например, у Росшепера случилась белая горячка, и его придется вести обратно, пугая разряженным пистолетом…
Диана неожиданно остановилась и что-то сказала, но ее слова не дошли до сознания Виктора, потому что в следующую секунду он увидел возле тропинки чьи-то блестящие глаза, неподвижные, огромные, пристально глядевшие из-под мокрого выпуклого лба – только глаза и лоб, и ничего больше, ни рта, ни тела – ничего. Сырая тяжелая темнота и в светлом круге
– блестящие глаза и неестественно белый лоб.
– Сволочи, – сказала Диана перехваченным голосом. – Так я и знала. Зверье.