Год 1942 — «учебный» - Бешанов Владимир Васильевич. Страница 6
Генерал— фельдмаршала Браухича пришлось отправить в отставку. Непосредственное руководство сухопутными силами Гитлер взял на себя.
«Последствия этого решения, — по мнению Типпельскирха, — оказались гибельными для дальнейшего ведения войны и для самой сухопутной армии. Однако в тот момент решение Гитлера было единственно возможным и обещало успех. Он привел армию к Москве, он один обладал силой внушения, необходимой, чтобы воодушевить армию. [26] Он пользовался полным доверием войск. Поэтому его решение вызвало энтузиазм. Даже те представители высшего командования, которые критически относились к его руководству прошедшими операциями, понимали моральное значение этого решения Гитлера».
Первым делом фюрер отдал приказ о запрещении всякого самовольного отхода. Он тоже помнил историю великой армии Наполеона и больше всего опасался, что войска вермахта, ни материально, ни психологически не подготовленные к боевым действиям в суровых зимних условиях и разочарованные в обещанном им быстром окончании войны, сломаются физически и морально — тогда их будет уже не остановить, отступление превратится в бегство, фронт окончательно рухнет. Позднее фюрер признался маршалу Антонеску, что вооруженные силы находились на краю «наполеоновской катастрофы». В этих условиях «стоп-приказ» Гитлера, с тактической точки зрения примитивный и негибкий (как и сталинский «Ни шагу назад!»), по общему признанию, сыграл положительную роль: Восточный фронт устоял. Благодаря жестким мерам, фюреру удалось «предотвратить превращение оперативной неудачи в моральное поражение», а немецкий солдат
«после всех совершенных им героических усилий, после испытаний, выдержанных в обстановке, противоречащей всяким тактическим принципам, и после успешного отражения натиска противника… проникся верой в самого себя и в превосходство своего командования…».
Одним словом, с кризисом под Москвой Гитлер справился. Его личная репутация как «величайшего полководца всех времен» (все диктаторы — непременно великие полководцы) осталась незапятнанной. Правда, от всех этих хлопот «аккумулятор германского народа» заработал идиосинкразию. «У него физическое отвращение к снегу и морозу», — отметил в своем дневнике доктор Геббельс.
Неудачи в России не проникли глубоко в сознание немцев еще и потому, что с декабря 1941 года начались крупные успехи японцев на Тихоокеанском театре военных действий, выдвигаемые на первый план министерством пропаганды. [27] На радостях Гитлер и Муссолини тоже объявили войну Америке, хотя «стальной пакт» их к этому и не обязывал. Возможно, фюрер лелеял надежду на то, что японцы в качестве ответного жеста выступят против СССР, но те предпочли отделаться выражениями благодарности. Тем не менее вступление Японии в войну оказало Германии большую психологическую поддержку и имело важное военное значение. Считалось, что Соединенные Штаты теперь надолго будут отвлечены собственными проблемами и не смогут оказывать существенной помощи Великобритании и Советскому Союзу, что, в свою очередь, отдаляло решение вопроса об открытии второго фронта в Европе.
Одним словом, немцам казалось, что у них еще есть время для окончательного решения русского вопроса. С другой стороны, решение этого вопроса именно в 1942 году стало насущно необходимым, ибо теперь странам «Оси» {1}и их союзникам противостояло 75% населения, промышленности и сырья всего мира. Гитлер понимал, что это последняя возможность Германии выиграть войну, далее поражение Третьего рейха просчитывалось чисто арифметически.
Поэтому еще в то время, когда немецкие войска из последних сил отбивали наступление русских, фюрер занялся разработкой планов летней кампании. На этот раз было ясно, что для достижения победы над Советским Союзом путем одновременного наступления на трех основных стратегических направлениях сил не хватит. Сводка германской армии от 30 марта 1942 года показывала, насколько дорогую цену пришлось заплатить за зимние бои. Из 162 действовавших на Восточном фронте дивизий только 8 были пригодны для наступательных действий, еще 50 дивизий могли пойти в бой после краткосрочного доукомплектована, основная масса могла использоваться только для оборонительных целей. В 16 танковых дивизиях осталось всего 140 исправных танков. [28]
Провал «молниеносной войны» поставил Германию перед перспективой войны затяжной, требующей колоссальных средств, материальных и людских ресурсов. К такой войне не были подготовлены ни вооруженные силы, ни экономика. Разрыв между постоянно растущими потребностями фронта и ресурсами страны, а также состоянием военного производства все более увеличивался. Ранее установленный уровень выпуска военной продукции не соответствовал масштабам разворачивающихся военных действий и не покрывал расходов вермахта.
10 января 1942 года Гитлер распорядился о перестройке промышленности на военные нужды. Два с половиной года он не решался пойти на этот шаг — производить пушки вместо масла, стремясь минимизировать в глазах нации тяготы войны. Более того, совсем недавно им было принято решение о сокращении сухопутной армии, производства вооружений и боеприпасов. После Московской битвы и вступления в войну США положение круто изменилось, настало время поделить «тяготы» с народом:
«Современный ход тотальной войны, в которой немецкий народ ведет борьбу за свое существование, властно требует использования всех имеющихся сил для вермахта и военного производства».
То, что Сталин уже заканчивал, фюрер только начинал. Если летом 1942 года германская промышленность добилась выпуска 500 танков ежемесячно, то советская уже выдавала 2000 машин.
Что касается людских ресурсов, генерал Мюллер-Гиллебранд пишет:
«Потери в личном составе оставались столь высокими, что они уже не могли более восполняться. Недостаток бойцов стал тяжелейшей организационной проблемой, которая так и не была решена до конца войны». [29]
Но Гитлер старался убедить себя, что и на этот раз он одолеет судьбу.
Генерал— фельдмаршал Кюхлер, сменивший Лееба на посту командующего группы армий «Север», предлагал первоначально осуществить наступление на северном участке с целью овладения Ленинградом. Гальдер продолжал считать решающим Центральное направление и рекомендовал нанести главный удар на Москву. Фюрер рассмотрел все эти предложения и решил начать кампанию большим наступлением на юге, а затем, по мере высвобождения сил, наносить удары и на других направлениях.
28 марта 1942 года в ставке Гитлера состоялось совещание, на котором был окончательно принят план летнего наступления. Присутствовавший при этом генерал Варлимонт впоследствии писал:
«…Гитлер, невзирая на постигшие немцев неудачи, вновь возвратился к своей основной идее, которой он придерживался в декабре 1940-го и летом 1941 года. Он снова хотел сосредоточить основные силы на крайних флангах широко растянутого фронта…Москва как цель наступления пока совершенно отпадала (курсив наш. — Авт.)».
На севере следовало взять Ленинград, чтобы установить наконец связь с финнами по суше. На южном крыле Восточного фронта намечалось нанести противнику сокрушительные удары, захватить индустриальный Донецкий бассейн, нефтеносные районы на Кавказе, пшеничные поля Кубани, овладеть Сталинградом и лишить Советский Союз жизненно необходимых для ведения войны «важнейших военно-экономических центров». Считалось, что в случае успеха никакая американская помощь не сможет возместить Сталину потерянного. Германия соответственно приобретет источники стратегического Сырья для продолжения войны. Заместитель начальника генерального штаба ОКВ {2}Гюнтер Блюментрит по этому поводу вспоминал: [30]
«Промышленно-экономические круги в Германии оказывали сильное давление на военных, доказывая важность продолжения наступательных операций. Они говорили Гитлеру, что не смогут продолжать войну без кавказской нефти и украинской пшеницы».