Журнал «Если», 1999 № 04 - Пез М.. Страница 71

«ЖИДЫ ГОРОДА ПИТЕРА, или НЕВЕСЕЛЫЕ БЕСЕДЫ ПРИ СВЕЧАХ». На протяжении многих лет Стругацкие мечтали написать пьесу. Первое упоминание об этой сладостной мечте я обнаружил еще в письмах начала 60-х.

27.12.61 — АН: Идея № 2 — мысль написать пьесу. Давай попробуем, а? На современную тему… Давай, Боря, а? А пьеса у нас с тобой преотлично бы пошла, уверяю тебя…»

Но мы не попробовали. То есть АН сам, на свой страх и риск, пробовал, и неоднократно. Но либо не удавалось довести до конца, либо удавалось, но получалось «типичное не то» — вроде пьесы «Без оружия» по мотивам «Трудно быть богом». Написанная АН практически в одиночку, на взгляд БН она совсем не удалась, и не стоит, наверное, жалеть, что она так и не увидела (кажется) сцены, хотя какие-то театры вроде бы за нее брались, что-то там колдовали, репетировали, но не получалось у них ничего с этой пьесой.

4.11.66 — АН: «…Перед спектаклем Высоцкий сводил меня познакомиться с Любимовым. Очень понравился он мне. И в частности тем, что попросил поработать для них. Мы ему страшно нравимся, родственные души. Он не навязчив, просто просит посмотреть его работы и подумать, получится ли у нас что-нибудь. Проклял я, что ты не в Москве. Надо выписать тебе командировку, чтобы ты приехал специально на театр. Пьесу будем писать!..

И Володя хорош (Высоцкий, то есть). Он бы отлично сыграл Румату».

Подобных писем от АН было получено множество. Но не получилось с этой пьесой, ничего не вышло и из наших попыток войти в контакт с театром и поработать для сцены; чем дальше, тем меньше оставалось у нас энтузиазма по этому поводу, и в конце концов мы, отчаявшись создать для театра что-нибудь путное, махнули рукой на эту идею, полностью сосредоточившись на киносценариях.

Похоже, сама судьба хотела, чтобы именно ПЬЕСА стала последней работой АБС.

Первые обстоятельные наметки, хотя еще вполне приблизительные, появляются в дневнике 6 октября 1989 года во время краткого наезда БН в Москву. Условное название — «Ночь страха». Уже есть среди будущих героев и еврей, получающий повестку, которая начинается словами «Жиды города Москвы!..» В общем и целом сюжет с первого же захода определился вполне, и даже последняя немая сцена была придумана — с непрерывно звонящим телефоном, на который все молча смотрят, и никто не решается взять трубку.

Первая половина названия — «Жиды города Питера» — была принята позже, а вторую мы позаимствовали из старых записей конца 1988 года. Собственно, идея пьесы возникла именно тогда: «1.12.88. Б. прибыл в Мск обсуждать ситуацию. Пьеса: «Веселенькие беседы при свечах».

Позднее кое-кто приписывал нам особую проницательность: АБС, якобы, предвидели и описали путч 1991 года. Это и верно, и неверно.

В самом конце восьмидесятых было уже совершенно очевидно, что попытка реставрации должна воспоследовать с неизбежностью: странно было бы даже представить себе, что советские вседержители — партийная верхушка, верхушка армии и ВПК, наши доблестные «органы», наконец, — отдадут власть совсем уж без боя. Гораздо труднее было представить себе ту конкретную форму, в которую выльется эта попытка повернуть вспять, и уже совсем невозможно было вообразить, что эта попытка окажется такой (слава Богу!) дряблой, бездарной и бессильной. Дракон власти представлялся нам тогда хромым, косым, вялым, ожиревшим, но тем не менее все еще неодолимым.

Другой вопрос казался нам гораздо менее тривиальным, когда мы писали свою пьесу: а нужно ли ИМ совершать путч вообще — двигать танки, вводить войска, сгонять арестованных на стадионы по методике генерала Пиночета? Может быть, вполне достаточно только припугнуть нас хорошенько, и все мы тут же послушно (с отвращением к себе и к своей судьбе, бормоча проклятия в адрес поганой власти, но послушно и безотказно, как всегда) встанем по стойке смирно?

В реальности оказалось намешано всего понемножку — и беззаветного бунта, и покорности, и равнодушия, и радостной готовности подчиниться, но одно АБС угадали точно: отношение к происходившему молодежи. Молодежь с удивительным единодушием сказала перевороту либо «нет», либо, в крайнем случае, «плевать!» И это было лучшим доказательством тому, что Старый мир прекратил существование свое в прежнем, привычном обличье. Новое поколение, ничего не зная о Новом мире, без колебаний отвергло Старый. Как это, впрочем, обычно и происходит с каждым новым поколением, только далеко не каждому поколению выпадает оказаться на взлете своем именно в эпоху перемен.

Мы закончили пьесу в начале апреля 1990 года, и уже в сентябрьском номере «Невы» она была опубликована. Своеобразный рекорд, однако. Напоследок.

Надо сказать, мы совсем не планировали ее для театра, и полной для нас неожиданностью оказалось, что пошла она широко: Ленинград, Москва, Воронеж, Новосибирск… Был момент, когда она шла в доброй дюжине театров. В Киеве ее (с разрешения авторов) поставили под названием «Жиды города Киева», в Ленинграде (или уже в Петербурге?) сделали остроумную публицистическую телепередачу, когда сцены из постановки перемежались вполне документальными разговорами на улицах Питера — наугад выбранным прохожим задавали вопрос, как бы они поступили, получивши повестку соответствующего содержания…

Было довольно много хлопот с названием. Звонили из разных театров, произносили речи об опасности антисемитизма, просили разрешения переменить название, оставить только «Невеселые беседы при свечах». Мы отказывали дружно и решительно. Название пьесы представлялось нам абсолютно точным. И дело здесь было не только в том, что название это перекидывало прочный мостик между страшным прошлым и нисколько не менее страшным виртуальным будущим. («Жиды города Киева!» — так начинались в оккупированном Киеве 1942 года обращения немецко-фашистского командования к местным евреям: приказ, собрав золото и драгоценности, идти на смерть). Ведь все наши герои, независимо от их национальности, были в каком-то смысле «жидами» — внутри своего времени, внутри своего социума, внутри собственного народа — в том же смысле, в каком писала некогда Марина Цветаева:

…Жизнь — это место, где жить нельзя:
Еврейский квартал…
Так не достойнее ль во сто крат
Стать Вечным Жидом?
Ибо для каждого, кто не гад,
Еврейский погром —
Жизнь…

Эти слова, написанные много лет назад, и по сей день остаются в значительной мере актуальными — как тогда, как всегда. И, мне кажется, так же и по тем же причинам все еще остается актуальной наша пьеса.

КИНОСЦЕНАРИИ. Некоторые из сохранившихся киносценариев представляются мне (и представлялись в свое время обоим авторам) неудачными — например, сценарий по «Жуку в муравейнике», опубликованный в свое время в журнале «Уральский следопыт». Некоторые безвозвратно утеряны: такие, скажем, как самый первый, писанный по роману «Страна багровых туч» еще в начале 60-х, или, скажем, сценарий «Бойцовый кот возвращается в преисподнюю», который мы делали для Одесской киностудии, — он был зарублен Госкино по стандартному обвинению в «экспорте революции» (именно из него впоследствии произросла повесть «Парень из преисподней»).

Обоих вышеназванных сценариев, впрочем, ни чуточки не жалко. А вот самый первый вариант сценария по «Трудно быть богом» — жалко. У него своя, со специфическими хитросплетениями и неожиданными поворотами история, его несколько раз начинали и бросали; были моменты, когда дело, казалось, совсем уже на мази: еще немножечко, еще чуть-чуть, и фильм начнут снимать… но каждый раз возникало какое-нибудь препятствие (иногда — вполне исторических масштабов, вроде вторжения в Чехословакию в 1968-ом), и все надежды рушились, и все вновь откладывалось до морковкина заговенья. Сценарий добрых два года влачился по всем Ленфильмовским инстанциям (от редсовета к худсовету), не пропуская ни единой. В обсуждениях его принимало участие множество людей, причем не только редакторы и кинокритики, но и знаменитые литераторы — Вера Панова, выступавшая «против» с резкостью и жесткостью, меня, помнится, поразившими, и Александр Володин, заступавшийся за сценарий решительно, блестяще и неизменно. Но в результате этих редакционных перипетий все без исключения экземпляры сценария (очень, на мой взгляд, недурного), который писался вместе с Алексеем Германом и специально для Алексея Германа, пропали безвозвратно.