Журнал «Если», 2000 № 07 - Дяченко Марина и Сергей. Страница 1

«ЕСЛИ», 2000 № 07

Марина и Сергей Дяченко

ПОСЛЕДНИЙ ДОН КИХОТ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Осталась неделя.

В черных стрелках, ползущих по старинному циферблату, было что-то тараканье.

Минуты падали с цоканьем, как медяки в копилку, каждая минута отдаляла от мужа — пока не в пространстве, пока только во времени.

Алонсо спал. Она лежала, закусив край подушки, и молча проклинала его.

«Если бы ты любил меня, — говорила она, — ты не бросал бы меня одну. Но ты любишь Дульсинею, а я — заготовка для ее светлого образа. Я болванка; я не человек даже, я сырье, из которого скоро сделают Дульсинею. Ты будешь любить ее, вымышленную, на расстоянии; я останусь здесь почти без надежды снова тебя увидеть. А потом мне пришлют телеграмму: забирайте, мол, труп вашего рыцаря… Заберите его из канавы, где он умер… такую телеграмму прислали твоей матери. Да, твой отец умер в канаве… Кто я для тебя, Алонсо?! Только чужую женщину можно вот так бросать — ради фантома. Ты не можешь простить моей бездетности? Ты не можешь мне простить, что ты последний Дон Кихот?!»

— Никогда не говори мне таких вещей, — сказал он вдруг холодно и внятно. — Даже когда думаешь, что я сплю.

Она молчала, крепче закусив зубами край подушки.

— Альдонса, — сказал он мягче. — Я вернусь.

Санчо оглядывался, разинув рот; впервые в жизни он переступил порог столь впечатляющего, столь странного строения. Старый дом Кихано походил на оставленный обитателями муравейник: ходы-переходы, полости и проемы, чуть не узлом завязанные винтовые ступеньки — и широкие лестницы с массивными перилами, гобелены на стенах, портреты в темных золоченых рамах.

Гнездо семейства Дон Кихотов.

Санчо оглядывался, разинув рот, а служанка, хорошенькая девчонка с ямочками на щеках, неприкрыто любовалась его замешательством.

Здесь был какой-то особенно плотный воздух. Здесь пахло временем; чудовищами громоздились книжные шкафы, тяжелыми складками нависали портьеры, на большом гобелене выткан был портрет Рыцаря Печального Образа, каким его представлял себе и Санчо: узколицый, крайне удрученный господин…

— Любезный Санчо, вы мешочек бы поставили… Какое-такое золото у вас в мешочке, или боитесь, что сопрут?

— А-а-а, — он небрежно тряхнул немаленькой «торбой», — харчишки здесь, любезная Фелиса. — Овощи, сальдо, всяко разно. Ты не хватай, оно тяжелое, арроба веса наберется.

Деревянная лестница уходила в полутьму. Тусклый свет из подернутого бархатом окна падал на развешанное на стене оружие, на темные латы, на пыльные лопасти вентилятора — чужака и пришельца среди прочих вещей; светлыми пятнами маячили лица на парадных портретах.

— Вот они все, сеньоры Кихано, — буднично сообщила Фелиса. — Все Дон Кихоты, смотрите-ка.

Портретов было много, они обретались на стенах, в простенках, на потолке. Санчо вертел головой так, что у него заболела шея. Все благородные идальго были закованы в латы, у каждого на кончике подбородка топорщилась бороденка, каждый смотрел на Санчо с выражением благородной печали — на этом сходство и заканчивалось. Среди сеньоров Кихано были толстые и поджарые, круглолицые и с лицом, как иголка, брюнеты и шатены, и даже, кажется, один рыжий.

— Фелиса, а рынок тут у вас хороший? Со своего хозяйства живете или как? Кто на кухне заправляет?

— Я, — Фелиса выпятила и без того крутую грудь. Санчо едва удержался, чтобы тут же не цапнуть служанкино достояние руками. Фелиса вся была, как красное яблоко на не оборвавшемся еще черенке, самое привлекательное яблоко на ветке, созревшее, но не надкушенное, не знавшее червоточин и ударов града, и потому самоуверенное. Санчо тайком вздохнул: эх, задержаться бы здесь подольше, не спешить бы на большую дорогу, где грязь под сапогами и жесткое седло под задом, где холод, ветер, опасности, где хлеб черств, а служанки костлявы…

— Ты? — спросил он, недоверчиво разглядывая Фелисины перси. — Ты за кухарку?

Фелиса насупилась:

— А что?

— Ну так я тебя научу настоящую олью варить, — пообещал Санчо.

— А то знаю вас, девчонок, такого настряпаете, хоть собаке вылей…

— Я сама кого хочешь научу! — обиделась Фелиса.

Санчо примирительно засмеялся:

— Ну, чего надулась… как полтора несчастья, — он подошел поближе, скосил глаза, пытаясь заглянуть за вырез Фелисиного платья. Фелиса хихикнула. Отскочила. Стрельнула глазками.

— А у вас тут весело в Ламанче, — после паузы признал Санчо. — Ну, расскажешь мне про сеньоров Кихано?

Девчонка улыбалась:

— Про сеньоров? А что про сеньоров? Вот сеньор Мигель Кихано висит, все о почестях мечтал. За ним, господа, вы видите Алонсо Кихано Второго, по-простому его прозвали Дон Кихот Повторялыцик. Там, — Фелиса ткнула пальцем куда-то под потолок, и Санчо, задрав голову, разглядел укрепленный под сводами портрет, — там висит Се-лестин Кихано. Он, правда, не сам справедливость устанавливал, а собрал голоту и целой толпой попер на герцога. Потом его, правда, помиловали. Вот Алонсо Кихано Третий, этот дальше трактира не ушел. Целую неделю совершал подвиги в трактире, а потом в полубеспамятном состоянии был препровожден домой. Его называют еще Дон Кихот Благоразумный. Дальше, господа, вы можете видеть портрет Алонсо Кихано Четвертого, которого называют Дон Кихот Фанатик; знаменит тем, что в гневе пристукнул собачку какой-то дамы и был сгноен в судах чуть не до смер…

Фелиса осеклась.

На лестнице, секунду назад пустой, высилась неподвижная фигура.

— Ах… — выдохнул от неожиданности Санчо.

— Добрый день, милейший Санчо, — сказала женщина. — Я вижу, Фелиса расстаралась на маленькую экскурсию для вас. Между тем у коновязи вот уже полчаса ревет какой-то осел. Не тревожьтесь, любезный Санчо. Я позабочусь о вас, а Фелиса сию секунду позаботится об осле.

— В мире так много ослов, и все они требуют заботы, — пробормотала, уходя, Фелиса.

Стоя на широкой лестнице, Альдонса разглядывала человека, явившегося в ее дом, вернее, его круглую макушку, потому что небезызвестный Санчо Панса как раз согнулся в низком поклоне.

— Рада приветствовать, добрейший Санчо…

Таковы правила игры. Она видит его впервые в жизни, но зовет по традиции «добрейшим».

Пришелец выпрямился. Лицо его было розовым от прилива крови

— слишком низко и долго кланялся. Глаза Альдонсы встретились со светлыми, внимательными глазами гостя:

— С нижайшим поклоном, сеньора Кихано…

Она поморщилась:

— Позволяю вам звать меня Альдонсой, любезный друг. Вы устали? Вы прямо с дороги — к нам?

Голубые глаза пришельца оставались спокойными:

— Почти, госпожа Альдонса. С дороги я, признаться, заехал в местную цирюльню — побриться, помыться… А то с дороги, знаете, будто гуси за пазухой ночевали…

Она отвела глаза. Неприлично так таращиться на Санчо Пансу. Терпи, терпи, Альдонса, время еще не пришло… Ключ подошел к замку, а раздастся ли щелчок — скоро узнаем.

— Итак, добрейший Санчо, этот дом готов принять вас на те несколько дней, что остались до двадцать восьмого июля, столь значительного для семейства Кихано дня. Именно в этот день Рыцарь Печального Образа совершил свой первый выезд. В этот день и вы с сеньором Алонсо по традиции должны пуститься в путь. Управившись с ослом, Фелиса покажет вам вашу комнату. Вы, наверное, голодны?

— Я неприхотлив, сеньора, — смущаясь, заверил гость. — Не тот голод, когда пузо не кушает, а тот голод, когда ухо байку не слушает… Простите, — Санчо замялся. — В нашем роду… в роду Панса много басен рассказывают о семействе Кихано.