Планета Багровых Туч ( Собрание сочинений: В 11 т. Т. 1: 1955–1959 гг.) - Стругацкие Аркадий и Борис. Страница 36
Юрковский замолчал и стал, посвистывая, ходить по кают— компании; Быков напряженно думал, что могли означать странные слова «тяготение изменило время и пространство». Но едва он собрался задать вопрос, как Дауге, уже с минуту иронически поглядывавший на Юрковского, положил конец дискуссии:
? Владимир, хватит болтать! Накрывай на стол и зови Анатолия Борисовича. Пора ужинать.
После ужина за столом остались все, кроме Крутикова, став шего на вахту. Ермаков, чуть заспанный, но, как всегда, гладко причесанный и подтянутый, сидел над маленькой чашкой тонкого фарфора и с удовольствием смаковал горячий кофе. Богдан и Юрковский, по обыкновению, пересмеивались, вспоминая какие—то смешные случаи из их студенческой жизни. Дауге серьезно и сосредоточенно составлял какой—то фантастический напиток по меньшей мере из десяти различных фруктовых соков. Мягкий матовый свет озарял каюту, все было устойчиво, уютно, спокойно, и Быков в сотый раз подумал о том, как не вяжется такая обстановка с мыслью о металлическом ящике, с бешеной скоростью поглощающем миллионы километров черной пустоты.
? О чем задумался, Алексей? ? спросил Дауге.
Быков виновато улыбнулся:
— Так, понимаешь… мысли! Вот сидим, чаи распиваем… Я совсем не так себе это представлял.
— Да как ты это вообще представлять мог? ? Иоганыч коми чески изумился.? Ах, по книжкам? По газетным очеркам?
— Хотя бы…
Юрковский напыщенно изрек:
— Героические межпланетники отважно преодолевали все трудности опасного перелета, мужественно шагая навстречу опасности…
— Да… вроде этого. И, кроме того, я ожидал невесомости и всяческих новых ощущений.
— Да побойся бога…
— Нет—нет, я знаю, что в корабле, движущемся с постоянным ускорением, невесомости быть не может. Но все—таки это было разочарованием.
Богдан и Дауге расхохотались.
— Поверьте, Алексей Петрович,? серьезно сказал Юрков ский,? без невесомости гораздо удобнее. Вам ведь посчастливилось. А вот, помнится, тому назад лет шесть совершали мы рейс на Луну. И с нами отправился ? тоже в свой первый рейс, заметьте,? некий специалист. Только не по пустыням, а по селенографии. Много времени он писал о Луне, изучал Луну, спорил о Луне, а на Луне никогда до того не был. Боялся лететь. Но… так уж устроена наша жизнь…
— Это ты про Глузкина? ? спросил Дауге.
— Про него, про Глузкина,? усмехнулся Юрковский.? Так вот, стартовали мы. Летим. Выключили реактор, освободили пассажиров из амортизационных ящиков. Все им было сверхинтересно ? невесомость, понимаете ли, новые ощущения и прочее. Этот Глузкин тоже радуется, хотя и бледен немного. Часа через два подбирается он ко мне и спрашивает: «Где здесь умывальная комната, товарищ?» А я, видите ли, забыл, что он новичок. «Идите,? говорю,? по коридору, последняя дверь направо». И ничего больше не объяснил. Он, сердешный друг, и отправился.
Теперь улыбались все: Дауге, Богдан и даже Ермаков. Быков слушал насупясь.
— Ну, заперся там, как полагается,? продолжал Юрковский.? Проходит пять, десять минут, четверть часа ? нет его! Потом появляется… весь мокрый с ног до головы. Ругается, водяные пузыри вокруг него целым облаком летают… Мы все кто куда прятаться. Включили на полную мощность вентиляторы, насилу очистили коридор. Ругался селенограф ? спасу не было! До сих пор краснею, когда вспоминаю. А ведь там с нами были женщины. Вот что иногда невесомость учиняет, Алексей Петрович! ? торжественно заключил Юрковский.
— Да, в общем, невесомость ? удовольствие ниже среднего,? подтвердил Дауге, когда смех утих.? Пока научишься, как себя вести, намучаешься изрядно…
— Я помню,? сказал Богдан,? как один товарищ…
— Погодите—ка,? прервал его Ермаков.
Тонкий, едва слышный звук доносился сверху, то стихая, то усиливаясь волнообразно, словно писк комара в лагерной палатке. И Быков увидел, как медленно сошла краска с окаменевшего лица Ермакова, как внезапно до синевы побледнел Дауге, широко раскрыл глаза Спицын, а на скулах Юрковского выступили желваки. Все смотрели куда—то поверх его головы. Он обернулся. Под самым потолком, в складках стеганой кожи обивки, разгорался, пульсируя, красноватый огонек. Кто—то хрипло чертыхнулся и вскочил. С сухим стуком упал стакан, по скатерти расползлось красное пятно. И в то же мгновение оглушительный звон заполнил кают—компанию. Потолок, лица, руки, белая скатерть ? все озарилось зловещим малиновым блеском.
? Излучение! ? проревел над самым ухом чей—то незнакомый голос.
Быков как завороженный глядел на судорожно вспыхивающую красную лампочку—индикатор, похожую на палец, торчащий из стены. «Дзанн, дзан, дзззанн!» ? надрывался сигнальный звонок. Дверь распахнулась, на пороге появился Крутиков.
? Излучение! ? крикнул он.
Осунувшееся лицо его было покрыто потом. Ермаков спокойно проговорил, едва разжимая белые губы:
— Видим и слышим.
— Почему, откуда? ? пробормотал Богдан. Юрковский пожал плечами:
— Праздный вопрос.
— Не праздный, не праздный! ? словно задыхаясь, торопли во сказал Дауге.? Может быть, еще можно закрыться…
— Спецкостюмы?
— А хотя бы и спецкостюмы!
— Ерунда,? убежденно сказал Богдан.? Ведь пробило оболочку и защитный слой…
«Дзанн, дзззанн, дззан…»
— От этого не закроешься,? прошептал Крутиков. Дауге криво улыбнулся.
— Так,? сказал он.? Что ж, будем ждать.
Крутиков с какой—то чопорной торжественностью поднял упав ший стакан и уселся между Ермаковым и Быковым.
— Рентген сто, не меньше,? заметил Юрковский.
— Больше,? отозвался Богдан.
— Сто пятьдесят. Кто больше? ? Дауге взял со стола чай ную ложку и стал сгибать ее трясущимися пальцами.? Честное слово, я чувствую, как в меня врезаются протоны!
— Интересно, долго это будет продолжаться? ? проворчал Юрковский щурясь, глядя на лампу—индикатор.
— Если больше пяти минут, нам труба…
? Прошло две минуты,? объявил негромко Ермаков.
Крутиков поправил воротник комбинезона, захлестнул рас крывшуюся «молнию» на груди и полез в карман за трубкой.
«Дзанн, дзззанн, дззан…»
? Они сидели под ливнем смерти и слушали очаровательную музыку,? сказал Юрковский.? Слушайте, нельзя ли выключить этот проклятый трезвон? Я не привык умирать в таких условиях.
«Дзанн, дзззанн, дззан…»
Дауге наконец сломал ложечку и швырнул обломки на стол. Все уставились на них.
? Первая жертва лучевой атаки,? сказал Юрковский.? Иоганыч, будь другом, засунь руки в карманы…
Быков зажмурился. Пять минут ? и конец? И, главное, ниче го не поделаешь, ни—че—го…
И вдруг звон прекратился. Красный глазок индикатора погас. Тишина. Долго сидели они молча, не смея шевельнуться, слишком ошеломленные, чтобы радоваться. Наконец Ермаков проговорил, обращаясь к Юрковскому:
? Все—таки вы фат, Владимир Сергеевич. Позер…
Дауге нервно рассмеялся. На Крутикова напала икота, и он, морщась, потянулся за сифоном с содовой.
? Виноват, Анатолий Борисович! Каюсь, есть немножко,? сказал Юрковский.? В юности блистал в театральной самодея тельности…? Он потянулся, хрустнув суставами.? Будем надеяться, что обойдется без последствий. У меня и без того на текущем счету целая куча этих рентгенов.
Быков очумело вертел головой.
— Неужели всего две минуты? ? спросил он.
— Что ж, товарищи,? глухо проговорил Ермаков вставая.? Будем считать инцидент исчерпанным. Теперь ? немедленно за проверку внутренней защиты!
— Надо же! Ведь такие вещи раз в десять лет бывают! ? про басил Крутиков.? Кстати, чем же это вызвано, по—вашему?
— Ясно даже и ежу: космические лучи,? ответил Юрковский.
? Отлично, если так. Я, грешным делом, подумал, что кожух фотореактора лопнул.
Богдан посмотрел на часы:
— Мне на вахту, Анатолий Борисович. И время подавать сигналы на Землю. Будем сообщать?
— Нет! ? сухо отрезал Ермаков.? Незачем зря волновать людей. Подавайте обычное «все благополучно». И еще: сейчас прошу всех по очереди в медпункт для прививок и дезактивации. Дауге ? первый. А потом ? проверять и проверять защиту.