Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 1 - Стругацкие Аркадий и Борис. Страница 16
— «Скептики считают, что название планеты, данное ей древними римлянами, не имеет ни малейшего отношения к событиям. Что это есть впадение в мистику, абсолютно неприемлемое для научного сообщества и уж тем более не основа для принятия решений. Возможно. Но мы уже знаем, что существует возможность глобального воздействия на чувства людей. Если образцы с Венеры принесли любовь, то что могут дать образцы с Фобоса и Деймоса? Скорее всего, то, что им положено по определению — страх и ужас, войну и смерть. Начнется драка каждого с каждым и всех против всех. Люди встанут перед кошмарным выбором: быть убитыми или стать убийцами.
Возможно, ничего не случится. Но рисковать нельзя. Марсианский аппарат должен быть уничтожен, причем далеко от Земли, несмотря ни на какую научную ценность его контейнера с образцами.
Помните: у нас всего девять месяцев».
Бесформенная глыба пятнадцати километров в диаметре. Два кратера, будто две пустые глазницы. Слой рыхлого реголита держится здесь на честном слове едва заметной гравитации. Аппарат подходит со стороны Солнца.
— Я — Ужас, — говорит Деймос.
— Плевать, — отвечает аппарат.
Короткими выбросами газа двигатели ориентации разворачивают аппарат так, чтобы направить ствол пушки на объект.
— Не делай этого, — говорит Деймос.
— Ты боишься? — смеется аппарат.
— Ты пожалеешь! И те, кто тебя послал, горько пожалеют, что посмели прикоснуться ко мне. Вы все погибнете.
— Я не знаю ни страха, ни ужаса. Я не знаю, что такое смерть, потому что я не живой. Я знаю лишь свою программу и то, что ее надо выполнить.
— Подумай… я летаю здесь миллиарды лет. Я помогаю своему повелителю Марсу посылать войны и страдания на Землю, и Земля всегда молча принимала их. Теперь она прислала тебя. Ты пришел застрелить меня? Но бога войны победить нельзя! Потому что он Бог!
— Ты боишься! Но я уже вырвал сердце твоего брата Фобоса! Я привезу его на Землю и брошу к ногам моих повелителей!
— Привезешь на Землю? Ха-ха! Тогда стреляй, но знай, что твои повелители сами запрограммировали свою смерть! Что медлишь? Стреляй!
Тяжелая медная болванка бесшумно вылетела из ствола. Вскоре на поверхности Деймоса вырос яркий красно-зеленый цветок. Стеклянные глаза спектроскопов внимательно рассматривали его, пока он не ушел за горизонт. Оборот спустя, поймав несколько мелких обломков, аппарат повернулся спиной к поверженному врагу и плюнул в его сторону выхлопом маршевого двигателя:
— Лжец! Мою программу создали люди, в ней не — может быть ничего опасного для них…
Деймос молчал. Огромный красный полумесяц Марса криво усмехался в спину удаляющемуся победителю.
Режиссер похлопал по плечу мультипликатора:
— Отлично. Только давай побыстрей. Этот мультик нам нужен срочно.
Оксанка, похоже, забеременела. Что делать? Я ее не брошу, ясен перец. Скорей уж брошу институт. Тут как раз батя позвонил. Не волнуйся, говорит, все уладим. Что уладим? Я, говорю, жениться буду, независимо от ваших улаживаний. Паспорт у меня с собой, а больше ничего и не надо. Останусь здесь, хоть дворником пойду! Мне, кричу, все едино, лишь бы с ней быть. Батя спокойно спрашивает: все, наорался? Теперь меня послушай. Горячку не пори. Мы все спокойно сделаем, и свадьбу сыграем, как положено, как только в загс пробьемся. Сейчас надо с ее родителями поговорить. Убедить, чтобы Оксану к нам отпустили. Потому что бросать институт и идти дворником есть абсолютная вселенская глупость. Вот этого мы с мамой допустить не можем. Тебя же из общежития скоро попросят. И загремишь в армию… Так что дай мне телефон ее родителей. Практика твоя закончится, а потом — вместе — сюда. Оксану на нашу метеостанцию устрою без проблем. Он усмехнулся в трубку: к тому же ей лучше сейчас ехать, пока срок небольшой. Пап, говорю, ты-то откуда… А он: мама пошла вещи для малыша присматривать.
Тут у меня — не поверите — горло перехватило. Оксанка гладит меня по плечу: ну, что они сказали? А я ответить не могу — слезы душат. Положил в карман мобильник, морду платком вытер. Пошли, говорю, к твоим. От них и позвоним. Оксанка мне в ухо шепчет: ну, что ты так разволновался? У нас еще целых девять месяцев… И целая жизнь!
— Пап, а как древние римляне-то об этом узнали? Ну, что Венера несет любовь, а Марс — смерть? А не наоборот? Сейчас, например, красный цвет считают самым сексуальным…
— Они ничего и не знали. Они наделили этими свойствами планеты.
— Да брось! Каким таким образом?
— Очень просто. Дав им названия. Когда люди дают имена детям и названия кораблям, они изначально наделяют их желаемыми свойствами.
Старик немного помолчал, потом произнес:
— Антон, давай оставим эту тему астрологам. Насчет страшных свойств Марса нам, слава богу, ничего не известно. Но по Венере… ведь образцы, в конце концов, исследовали?
— Ну да. Как только волна секса прошла. На четвертый день их нашли и отдали геохимикам.
— И что в них?
— Ничего особенного. Ничего такого, чего не ожидалось. Углекислый газ, серная кислота, следы фтороводорода. Даже нашлась парочка молекул ацетилена. Конечно, изотопный состав задал множество загадок, но так всегда бывает. Во всяком случае, никаких глобально действующих факторов обнаружено не было. Я, вообще, очень сомневаюсь, что существует глобально действующий фактор, который можно засунуть в контейнер размером с пивную банку. И что он сведет с ума всю планету. Похоже на сказочного джинна. Что касается Марса, то мы с ним давно контактируем: в Антарктиде марсианских метеоритов полно. И это доказывает, что Марс никак на Землю не влияет.
— Согласен, что марсианских метеоритов полно. Так и войн было полно! И это доказывает, что Марс на Землю очень даже сильно влияет.
— Хочешь сказать, что падение каждого из них вызвало войну?
— Докажи, что это не так!
— Отец, давай не будем…
— Хорошо. Но на Марсе есть кое-что еще. Пыльные бури.
— Чего же в них необычного? Механизм их возникновения, в общем, понятен: солнышко нагревает поверхность, из-за чего поднимается ветер…
— Я не о том. Как часто бывают песчаные бури?
— Небольшие часто. Бывает за месяц по три штуки. Глобальные редко.
— То есть за миллионы лет их были миллионы. Так?
— К чему ты клонишь?
— Погоди. А какова скорость ветра?
— Считается, что подъем песка в атмосферу начинается при пятидесяти метрах в секунду.
— Я сегодня рассматривал старые марсианские фотографии. Снятые еще «Викингами». Пустыня песка с торчащими из него камнями. Эти снимки весь мир обошли. И я их видел тысячу раз. А сегодня заметил нечто странное. Камни были разной формы и размера, но у них была общая черта. Догадался?
— Нет.
— Они выглядят… как новенькие. Острые грани. Свежие сколы. Острые вершины. О них можно порезать пальцы, Антон! На Луне камни точно такие же! Почему же, подвергаясь воздействию миллионов пыльных бурь, они не несут следов эрозии? Почему этот пескоструйный аппарат не сгладил их грани? Даже алмаз не устоит перед летящим с большой скоростью песком!
Старик победно посмотрел на сына. Антон задумался.
— Пап, я не геолог, но наверняка объяснение есть. Какие-нибудь турбулентные потоки…
— Турбулентные потоки сожрали бы эти камни под самый корешок. И давным-давно сравняли бы их с песком. Но камни торчат. Мое объяснение такое: пыльные бури бушуют высоко, и поверхности не касаются. Они закрывают поверхность Марса от внешнего обзора. И там в это время что-то происходит.
— Отец, ты неистощим на выдумки. Но Марс после бури выглядит точно так же, как и до нее!
— Вот это и настораживает…
— Вариации на тему «есть ли жизнь на Марсе?»
— Я не говорил о жизни. Но… «Есть многое на свете, друг Горацио..» Вот и от Венеры никто не ожидал такой… гадости.