Стажеры(изд.1991) - Стругацкие Аркадий и Борис. Страница 17

Они стащили Моллара в амортизатор,привели его в чувство,а он,измотанный,отекший,сразу заснул,словно упал в обморок.Потом они вернулись в обсерваторный отсек и снова повисли на перископах.Под «Тахмасибом»,и рядом с «Тахмасибом»,и временами над «Тахмасибом» медленно проплывали в потоках сжатого водорода обломки несозданных миров— горы, скалы, чудовищные потрескавшиеся глыбы,прозрачные серые облака пыли.Потом «Тахмасиб» отнесло в сторону, а в перископах остался только пустой, ровный розовый свет.

«Устал как собака,—сказал Дауге.Он перевернулся на бок,и у него затрещали кости.—Слышишь?»—«Слышу,— сказал Юрковский.—Давай смотреть».—«Давай»,— сказал Дауге.«Я думал, это ядро»,— сказал Юрковский. «Этого не могло быть», — сказал Дауге. Юрковский стал тереть лицо ладонями. «Это ты так говоришь, — сказал он. — Давай смотреть».

Они еще многое увидели и услышали,или им казалось,что они увидели и услышали, потому что оба они страшно устали, и в глазах иногда темнело, и тогда исчезали стены обсерваторного отсека— оставался только ровный розовый свет.Они видели широкие неподвижные зигзаги молний,упиравшиеся в тьму наверху и в розовую бездну внизу, и слышали, как с железным громом пульсируют в них лиловые разряды.Они видели какие-то колышущиеся пленки, проплывавшие с тонким свистом совсем рядом. Они разглядывали причудливые тени во мгле, которые двигались и шевелились, и Дауге спорил, что это объемные тени,а Юрковский доказывал,что Дауге бредит.И они слышали вой, и писк, и грохот, и странные звуки, похожие на голоса, и Дауге предложил зафиксировать эти звуки на диктофоне, но тут заметил, что Юрковский спит, лежа на животе.Тогда он повернул Юрковского на спину и снова вернулся к перископу.

В открытую дверь отсека вползла,волоча брюхо по полу,Варечка, синяя в крапинку, подобралась к Юрковскому и взгромоздилась к нему на колени. Дауге хотел прогнать ее, но у него уже совсем не было сил. Он даже не мог поднять голову. А Варечка тяжело вздымала бока и медленно мигала. Шипы на ее морде стояли ежом, и полумертвый хвост судорожно подергивался в такт дыханию.

3. Надо прощаться, а радиооптик не знает как

Это было трудно, невообразимо трудно работать в таких условиях. Жилин несколько раз терял сознание. Останавливалось сердце, и все заволакивалось красной мутью. И во рту все время чувствовался привкус крови. Жилину было очень стыдно, потому что Быков продолжал работать неутомимо, размеренно и точно, как машина.Быков был весь мокрый от пота, ему тоже было невообразимо трудно,но он,по-видимому, умел заставить себя не терять сознание. Уже через два часа у Жилина пропало всякое представление о цели работы, у него больше не осталось ни надежды,ни любви к жизни,но каждый раз,очнувшись,он продолжал прерванную работу, потому что рядом был Быков. Однажды он очнулся и не нашел Быкова. Тогда он заплакал.Но Быков скоро вернулся, поставил рядом с ним кастрюльку с супом и сказал: «Ешь». Он поел и снова взялся за работу. У Быкова было белое лицо и багровая отвисшая шея.Он тяжело и часто дышал.И он молчал. Жилин думал: если мы выберемся, я не пойду в межзвездную экспедицию, я не пойду в экспедицию на Плутон, я никуда не пойду, пока не стану таким, как Быков. Таким обыкновенным и даже скучным в обычное время. Таким хмурым и немножко даже смешным. Таким, что трудно было поверить, глядя на него, в легенду о Голконде,в легенду о Каллисто и в другие легенды.Жилин помнил,как молодые межпланетники потихоньку посмеивались над «Рыжим Пустынником» — кстати,откуда взялось такое странное прозвище?— но он никогда не видел,чтобы о Быкове отозвался пренебрежительно хоть один пилот или ученый старшего поколения.Если я выберусь,я должен стать таким,как Быков.Если я не выберусь, я должен умереть, как Быков. Когда Жилин терял сознание, Быков молча заканчивал его работу. Когда Жилин приходил в себя, Быков так же молча возвращался на свое место.

Потом Быков сказал: «Пошли»,— и они выбрались из камеры магнитной системы. У Жилина все плыло перед глазами,хотелось лечь,уткнуться носом во что-нибудь помягче и так лежать, пока не поднимут. Он выбирался вторым и застрял и все-таки лег носом в холодный пол, но быстро пришел в себя и тогда увидел у самого лица ботинок Быкова. Ботинок нетерпеливо притопывал. Жилин напрягся и вылез из люка.Он сел на корточки, чтобы как следует задраить крышку. Замок не слушался, и Жилин стал рвать его исцарапанными пальцами. Быков возвышался рядом, как радиомачта, и смотрел не мигая сверху вниз.

— Сейчас,— торопливо сказал Жилин.— Сейчас…

Замок, наконец, встал на место.

— Готово,— сказал Жилин и выпрямился. Ноги тряслись в коленях.

— Пошли,— сказал Быков.

Они вернулись в рубку.Михаил Антонович спал в своем кресле у вычислителя. Он громко всхрапывал.Вычислитель был включен. Быков перегнулся через штурмана, взял микрофон селектора и сказал:

— Пассажирам собраться в кают-компании.

— Что?— спросил Михаил Антонович, встрепенувшись.— Что, уже?

— Уже,— сказал Быков. — Пойдем в кают-компанию.

Но он пошел не сразу— стоял и задумчиво наблюдал, как Михаил Антонович, болезненно морщась и постанывая, выбирается из кресла. Затем он словно очнулся и сказал:

— Пойдем.

Они пошли в кают-компанию. Михаил Антонович сразу пробрался к дивану и сел, сложив руки на животе. Жилин тоже сел, чтобы не тряслись ноги, и стал смотреть в стол. На столе еще стояли стопкой грязные тарелки. Потом дверь в коридор открылась,и ввалились пассажиры.Планетологи тащили на себе Моллара. Моллар висел, волоча ноги и обхватив планетологов за плечи. В руке у него был зажат носовой платок весь в темных пятнах.

Дауге и Юрковский молча усадили Моллара на диван и сели по обе стороны от него. Жилин оглядел их. Вот это да, подумал он. Неужели и у меня такая морда? Он украдкой ощупал лицо.Ему показалось,что щеки у него очень тощие,а подбородок очень толстый,как у Михаила Антоновича.Под кожей бегали мурашки, как в отсиженной ноге. Отсидел физиономию, подумал Жилин.

— Так,— сказал Быков. Он сидел на стуле в углу и теперь встал, подошел к столу и тяжело оперся о него. Моллар неожиданно подмигнул Жилину и закрыл лицо пятнистым платком.Быков холодно посмотрел на него.Затем он стал смотреть в стену.

— Так,— повторил он.— Мы были заняты пере-о-бо-ру-до-ва-нием «Тахмасиба». Мы закончили пере-о-бо-ру-до-ва-ние.— Это слово никак не давалось ему,но он упрямо дважды повторил его, выговаривая по слогам.— Мы теперь можем использовать фотонный двигатель, и я решил его использовать. Но сначала я хочу поставить вас в известность о возможных последствиях. Предупреждаю, решение принято, и я не собираюсь с вами советоваться и спрашивать вашего мнения…

— Короче, Алексей, — сказал Дауге.

— Решение принято,— сказал Быков.— Но я считаю, что вы вправе знать, чем это все может кончиться.Во-первых,включение фотореактора может вызвать взрыв в сжатом водороде вокруг нас.Тогда «Тахмасиб» будет разрушен полностью. Во-вторых, первая вспышка плазмы может уничтожить отражатель— возможно,внешняя поверхность зеркала уже истончена коррозией. Тогда мы останемся здесь и… В общем понятно. В-третьих, наконец, «Тахмасиб» может благополучно выбраться из Юпитера и…

— Понятно,— сказал Дауге.

— И продовольствие будет доставлено на Амальтею, — сказал Быков.

— П-продовольствие б-будет век б-благодарить Б-быкова,— сказал Юрковский. Михаил Антонович робко улыбнулся. Ему было не смешно.

Быков смотрел в стену.

— Я намерен стартовать сейчас же,— сказал он.—Предлагаю пассажирам занять места в амортизаторах.Всем занять места в амортизаторах. И давайте без этих ваших штучек,—он посмотрел на планетологов.— Перегрузка будет восьмикратная, как минимум. Прошу выполнять. Бортинженер Жилин, проследите за выполнением и доложите.

Он оглядел всех исподлобья, повернулся и ушел в рубку на прямых ногах.

— Mon dieu, — сказал Моллар. — Ну и жизьнь.

У него опять пошла кровь из носа, и он принялся слабо сморкаться. Дауге повертел головой и сказал: