Бесплодные земли (др. перевод) - Кинг Стивен. Страница 10

Тело чудовища еще излучало сильный болезненный жар. Паразиты полчищами покидали пасть и бахромчатые ноздри медведя, но почти мгновенно умирали. По обе стороны косматой головы росли восковой белизны горки крошечных тел.

Медленно приблизился Эдди. Теперь он нес Сюзанну, как матери носят младенцев — на бедре.

— Что это было, Роланд? Ты знаешь?

— По-моему, он назвал его Стражем, — сказала Сюзанна.

— Да, — от изумления Роланд едва ворочал языком. — Я-то думал, никого из них не осталось, не должно было остаться… если, конечно, они существовали не только в сказках да небылицах.

— Кто бы он ни был, крыша у него съехала напрочь, — заметил Эдди.

По губам Роланда скользнула едва заметная улыбка.

— Проживи две или три тысячи лет, и у тебя крыша напрочь съедет.

— Две или три тысячи… Господи Иисусе!

Сюзанна вмешалась:

— Значит, медведь? Да неужели! А это что? — Она показывала на толстую заднюю лапу зверя, где было прикреплено что-то, с виду напоминавшее квадратную металлическую бирку. Бирка почти заросла жесткой спутанной шерстью, но послеполуденное солнце обнаружило ее, обозначив поверхность из нержавеющей стали одной-единственной крохотной ослепительной звездочкой.

Эдди опустился на колени и нерешительно потянулся к бирке, сознавая, что из утробы поверженного исполина все еще несутся странное пощелкиванье и стрекот. Он посмотрел на Роланда.

— Валяй, — разрешил стрелок. — Он готов.

Эдди отвел в сторону клок шерсти и наклонился поближе. В металле были оттиснуты слова. Надписи сильно пострадали от времени, но Эдди обнаружил, что, приложив небольшие усилия, может их прочесть.

…

«НОРТ-СЕНТРАЛ ПОЗИТРОНИКС, ЛТД.»

Грэнит-сити

Северо-восточный коридор

Разработка 4 СТРАЖ

Cерия # АА 24123 СХ 755431297 L 14

Тип\вид МЕДВЕДЬ

ШАРДИК

***ЗНП*** СУБЪЯДЕРНЫЕ ЯЧЕЙКИ ЗАМЕНЕ НЕ ПОДЛЕЖАТ ***ЗНП***

— Вот те раз, эта штука — робот, — негромко вымолвил Эдди.

— Не может быть, — сказала Сюзанна. — Когда я попала в него, у него потекла кровь.

— Может, и так, только у обычных заурядных медведей радары из башки не торчат. И, насколько мне известно, обыкновенные заурядные медведи не доживают до двух или трех ты… — Эдди внезапно осекся, глядя на Роланда. Когда молодой человек вновь заговорил, в его голосе слышалось отвращение: — Роланд, что ты делаешь?

Роланд не ответил — да отвечать и не требовалось. Что он делает, было совершенно ясно: стрелок ножом выковыривал медведю глаз. Завершив эту хирургическую операцию, проделанную быстро, ловко и аккуратно, Роланд мгновение удерживал сочащийся липкой влагой бурый студенистый шар в равновесии на лезвии ножа, затем резким движением стряхнул его в сторону. Из зияющей дыры выбралось еще несколько червяков. Судорожно извиваясь, они попытались сползти с морды зверя вниз и издохли.

Роланд наклонился над глазницей Шардика, могучего медведя-стража, и заглянул внутрь.

— Идите-ка сюда, взгляните, — позвал он. — Я покажу вам чудо наших дней.

— Эдди, спусти меня на землю, — сказала Сюзанна.

Эдди выполнил просьбу, и Сюзанна, опираясь на руки и помогая себе культями ног, проворно двинулась туда, где над широкой, обмякшей медвежьей мордой на корточках сидел стрелок. Эдди, присоединившись к ним, заглянул в просвет между плечами товарищей. Почти целую минуту все трое в сосредоточенном молчании предавались созерцанию; тишину нарушала лишь перебранка ворон, по-прежнему круживших в небе.

Из глазницы вялыми струйками сочилась густая кровь. И все же, увидел Эдди, не одна только кровь. Из раны вытекала и другая жидкость — прозрачная, источающая запах, который ни с чем нельзя было спутать: аромат бананов. А среди хрупкого сплетения белесых волокон, образующих стенки углубления, Эдди разглядел вделанную в живую ткань сетку каких-то жилок. Еще ниже, на дне впадины, то вспыхивала, то гасла алая искра. Она высвечивала крошечную металлическую пластинку, испещренную серебристыми закорючками того, что могло быть только припоем.

— Да это не медведь, а какой-то хренов Сони Плеер, — пробормотал Эдди.

Сюзанна оглянулась:

— Что?

— Ничего. — Он быстро взглянул на Роланда. — Не опасно сунуться внутрь, как думаешь?

Роланд пожал плечами.

— По-моему, нет. Если в этом создании и сидел демон, он изгнан.

Эдди вытянул мизинец и стал медленно опускать его в глазницу, подсознательно настроившись отдернуть палец, если почувствует хоть малейший укол тока. Он коснулся сперва холодеющей мякоти внутри углубления величиной едва ли не с бейсбольный мяч, потом — одной из жилок. Но это была не жилка; это была паутинно-тонкая стальная нить. Эдди убрал палец и увидел, как крохотная алая искорка в последний раз моргнула и погасла навсегда.

— Шардик, — пробормотал Эдди. — Я знаю это имя, но не могу сообразить, откуда. Тебе оно что-нибудь говорит, Сьюзи?

Сюзанна помотала головой.

— Штука в том, что… — Эдди беспомощно рассмеялся. — У меня к нему цепляются кролики. Ну, не маразм?

Роланд встал. В коленях у него что-то звонко хрустнуло, словно грянули два выстрела.

— Нам придется перенести лагерь, — сказал он. — Здесь земля опоганена. Другая поляна, та, куда мы ходим стрелять, будет…

Он сделал шаг, другой, дрожащие ноги подкосились, и стрелок рухнул на колени, сдавив руками клонящуюся долу голову.

Эдди с Сюзанной испуганно переглянулись, и Эдди одним прыжком очутился рядом с Роландом.

— Что с тобой? Роланд, в чем дело?

— Мальчик был, — невнятно и едва слышно пробормотал стрелок. И сразу же, на одном дыхании, глухо проговорил: — Никакого мальчишки не было.

— Роланд? — спросила Сюзанна. Она подползла к стрелку, обвила рукой его плечи и почувствовала, что он дрожит. — Роланд, что?

— Мальчик, — Роланд поднял на нее затуманенный плавающий взор. — Мальчик. Всегда этот мальчик.

— Какой мальчик? — отчаянно завопил Эдди. — Какой мальчик?

— Раз так, идите, — вымолвил стрелок. — Есть и другие миры, не только этот. — И лишился чувств.

Вечером того же дня три пилигрима сидели вокруг громадного костра, который Эдди с Сюзанной развели на поляне, прозванной Эдди тиром. В зимнее время поляна эта, открывающаяся в долину, не годилась бы для стоянки, но сейчас подходила как нельзя лучше. В мире Роланда еще стояло позднее лето.

Над головой чернел высокий свод небес, испещренный, казалось, целыми галактиками. Впереди, почти точно на юге, за рекой тьмы — долиной — Эдди была видна встающая из-за далекого невидимого горизонта Праматерь. Он поглядел на Роланда. Стрелок, нахохлившись, сидел у огня, завернутый, несмотря на теплую ночь и жар костра, в оленьи шкуры. Рядом с ним стояла миска с нетронутой едой, а в руках Роланд бережно держал человеческую кость. Эдди опять устремил взгляд на небо, и ему вспомнилась история, рассказанная им с Сюзанной стрелком в один из тех долгих дней, что они провели в пути, удаляясь от берега моря и пробираясь через предгорья, пока наконец не очутились в этой дремучей чаще, где нашли временное пристанище.

До сотворения мира, рассказывал Роланд, Древняя Звезда и Праматерь, юные и страстные, заключили брачный союз. Потом в один прекрасный день они страшно повздорили. Праматерь (известная в те стародавние времена под своим настоящим именем, Лидия) застигла супруга (прозывавшегося на самом деле Апоном), когда тот крутился подле младой красавицы Кассиопеи. У парочки случился отменный скандал — с тасканьем за волосы, выцарапываньем глаз и битьем посуды. Осколок одного из пущенных разгневанной рукою горшков стал землей, черепок поменьше — луной, уголек же из кухонного очага — солнцем. В конце концов, дабы Лидия с Апоном в своей ярости не уничтожили вселенную прежде, чем та должным образом начнет свое существование, вмешались боги. Дерзкую негодницу Кассиопею, главную виновницу всех бед («Угу-угу, конечно, всегда виновата женщина», — заметила тут Сюзанна), навечно сослали в звездную колесницу. Однако даже это не разрешило проблему. Лидия горела желанием попробовать сызнова наладить семейную жизнь, но гордый Апон заупрямился («Ага, вали все на мужиков», — проворчал в этом месте повествования Эдди). Посему супруги расстались и ныне с ненавистью и страстной тоской взирают друг на друга через звездное пепелище, плод их разрыва. Лидии и Апона нет уже более трех миллиардов лет, поведал стрелок. Они стали Праматерью и Древней Звездой, севером и югом, изнывающими друг по другу, но ныне чересчур гордыми, чтобы молить о примирении… а Кассиопея сидит в сторонке на своей колеснице, болтает ногами и посмеивается над обоими.