Дети Эдгара По - Страуб Питер. Страница 12

Там она простояла несколько минут. Следила за толпой, прущей в Кэмден-таун, и непрерывным потоком такси и автобусов, направлявшихся к Хэмпстеду. Над головой тусклые оранжевые облака плыли по ночному небу цвета обугленной древесины; оттуда доносился ровный неумолчный гул самолётов, спирально набиравших высоту после взлёта с Хитроу. Наконец она подняла воротник штормовки, отбросила распущенные волосы на спину, сунула руки в карманы, повернулась и целеустремленно зашагала в глубь переулка.

Мостовая круто свернула вправо. Она не видела, что там, но слышала голоса: девушка смеялась, мужчина что-то шипел ей в ответ. Скоро переулок окончился тупиком. Парочка стояла в нескольких ярдах от поворота, перед дверью с небольшим медным козырьком. Молодая женщина искоса глянула на Джейн и тут же отвела глаза. В дверном проёме возник чёрный силуэт; молодой человек вытащил бумажник. Его рука исчезла внутри силуэта, появилась вновь, и парочка вошла внутрь. Джейн дождалась, когда тёмная фигура исчезнет. Оглянулась через плечо, потом подошла к зданию.

Дверь была тяжёлая, металлическая, чёрная, с царапинами граффити и расплывчатыми пятнами стёртых рисунков. Она была утоплена в кирпичной нише глубиной в несколько футов; сверху была зарешёченная металлическая прорезь, решётка отодвигалась и позволяла выглядывать во двор. Справа от двери, на кирпичной стене, висела металлическая табличка всего с одним словом.

Ни звонка, ни другого приспособления, чтобы сообщить о желании войти, не было. Джейн раздумывала, что же такое за этой дверью, и одновременно испытывала лёгкое беспокойное покалывание — не столько от страха, сколько от осознания того, что, появись вновь тёмный силуэт, который пропустил парочку внутрь, он бы уж точно дал Джейн от ворот поворот.

С неприятным скрежетом металла по камню дверь вдруг открылась. Джейн глянула вверх, в острое, неправильно-красивое лицо высокого, сравнительно молодого мужчины с коротко стриженными белыми волосами и блестящей строчкой золотых бусин пирсинга вдоль левой щеки.

— Добрый вечер, — сказал он, всматриваясь поверх её плеча в переулок. На нём была чёрная футболка без рукавов с вышитой на груди золотой пчёлкой. Руки голые, мускулистые, исполосованные длинными широкими шрамами: чёрный, красный, белый. — Ханну ждёшь?

— Нет. — Джейн быстро вытащила горсть пятифунтовых банкнот. — Сегодня я одна.

— Тогда двадцать. — Мужчина протянул вперёд руку, по-прежнему не сводя глаз с проулка; когда Джейн вложила купюры в его ладонь, он опустил взгляд и одарил её лисьей ухмылкой. — Наслаждайся.

Она стрелой пролетела мимо него в здание.

Внезапно вокруг пала ещё более тёмная ночь. И грозовая к тому же, ведь сгустившуюся тьму прорезала музыка, такая громкая, что сама походила на свет: Джейн помешкала, прикрыв глаза, и белые вспышки хлестнули её по векам, как ледяной дождь, пульсирующий в такт музыке. Она открыла глаза, чтобы привыкнуть к темноте, и попыталась понять, куда же попала. Сероватый ромб в паре шагов от неё сгустился, оказавшись окошком гардероба. Джейн прошла мимо него, к источнику звука. Пол сразу же пошёл круто вниз. Ухватившись одной рукой за стену, чтобы не упасть, она пошла вдоль ската и наконец добралась до похожей на пещеру танцплощадки.

Разочарованная, она заглянула внутрь. Там было всё, как в любом клубе: толчея, мигание огней, бирюзовый дым и серебристый блеск обволакивали сотни гибких многоцветных тел — карамельно-розовых, небесно-голубых, неоново-красных и химически-жёлтых. Детские цвета, решила Джейн. Один парень был почти голый, не считая трусов да ремня, который удерживал на его груди прозрачную бутылку с водой и змейками трубочек, шедшими из неё прямо в рот. У другого паренька были волосы цвета лаймового желе и лицо, морщинистое от пота и блеска; он покачивался у края танцплощадки, обернулся, увидел Джейн, просиял и тут же знаком пригласил её к себе.

Джейн ответила ему торопливой улыбкой и тряхнула головой; когда парень в шутливой мольбе распахнул ей объятия, она крикнула:

— Нет!

Но продолжала улыбаться, хотя ей и казалось, что её голова вот-вот лопнет, точно яйцо, от пульсирующей музыки. Сунув руки в карманы, она обошла танцплощадку кругом, пробираясь к бару, где купила что-то розовое, без льда, в пластиковом стаканчике. Жидкость пахла «Гэторейдом» [14] и бензином для зажигалок. Она выпила всё залпом и понесла стакан перед собой, как факел, продолжая обход комнаты. Ничего интересного не нашлось; только длинные очереди в уборные и второй бар, бесконечные двери и лестницы, где кучковались, пили и курили подростки. Какие-то писки и свист, похожие на пение птиц или крики насекомых, то и дело прорывались сквозь прерывистый электронный шум, вопли и смех танцоров. Но в основном люди танцевали молча, подняв глаза к потолку, тела их рассыпались фейерверками из плоти, пластика и нейлона — и всё это в полной немоте.

У Джейн разболелась голова — по-настоящему разболелась, затылок налился свинцом, так что дотронуться было больно. Бросив стаканчик, она стала озираться в поисках выхода. Джейн оглядела площадку в поисках двери, сквозь которую вошла, но с тех пор в клуб, похоже, набилось несколько сотен новоприбывших: подростки стояли по шесть человек в ряд в очередь к обоим барам, а толпа с танцпола расползлась, как амёба, во все стороны, заняв коридоры, выходящие на улицу.

— Прошу прощения…

Толстуха в джемпере клуба «Арсенал» врезалась в Джейн на полном ходу, оставив пятно маслянистого пота на её запястье. Джейн скорчила гримаску и вытерла руку подолом куртки. Она бросила последний взгляд на танцпол, но ничего не изменилось в сложной кристаллической решётке танцоров и дыма, жгутов света и озаренных лиц, скачущих вверх и вниз, вверх и вниз, без перерыва, а между тем всё новые и новые танцоры прокладывали себе путь к центру.

— Чёрт. — Повернувшись, она зашагала прочь, туда, где огромная комната закруглялась и была сравнительно пуста. Там были десятки столов, одни перевёрнутые, другие поставленные друг на друга вдоль стен. Несколько человек сидели и разговаривали; на полу лежала девушка, подложив вместо подушки рюкзачок Барби. Джейн подошла к стене и открыла дверь, за которой оказалась кирпичная кладка, потом другую — там обнаружилась кладовка для швабр. Третья дверь была тёмно-красной, железной, похожей на служебную: такого рода двери всегда напоминали Джейн школьные занятия по пожарной безопасности.

Пожарный выход. За ним наверняка улица или коридор к ней. Не колеблясь, она открыла дверь и вошла. Перед ней оказался короткий коридор, освещённый надписями «Выход», с дверью в другом конце. Она заспешила туда, на ходу машинально нашаривая в кармане ключи от квартиры, толкнула дверь и шагнула внутрь.

На миг ей показалось, что она каким-то образом попала в приёмный покой больницы. Ярко сияли галогеновые лампы в стальных светильниках, с поверхностей кривых зеркал на неё глядели искажённые отражения; резкий запах изопропилового спирта и более слабый кровяной душок вызывали металлический привкус во рту.

И тела: тела повсюду, распростёртые на каталках или подвешенные на поблёскивающих металлических крюках, стянутые чёрными электрическими шнурами и пригвождённые вертикально к гладким резиновым коврикам. Она смотрела на всё это с открытым ртом, не напуганная и не поражённая, но заворожённая открывшейся головоломкой: что делает там эта рука, и чья тут нога? Попятившись, она прижалась к двери, стараясь оставаться в тени — прямо перед ней в пол упирались ленты яркого синеватого света, исходившего от ламп высоко над головой. Контраст бледных тел и чёрной, лоснящейся от пота мебели, тут и там покрытой красными, а то и коричневыми пятнами; самый вид такого числа тел, настоящих тел — плоть, свисавшая со столешниц, то голая, то чересчур волосатая, глаза, зажмуренные в экстазе или в ужасе, раскрытые рты с жёлтыми зубами и бледными дёснами — во всём этом была такая текучесть, которая поистине завораживала. То же ощущение она испытала однажды, перевернув кусок прогнившей деревяшки и обнаружив под ней муравейник, толпы крошечных разбегающихся тел, солдат, спасающих яйца и личинок, спиральные ходы, ведущие к центру другого мира. Позади её бровей защипало, тёплая волна залила её от лба до груди…