Дети Эдгара По - Страуб Питер. Страница 66

— Напомни мне, почему он наш друг? — Вера была голой. Не доверяя зеркалу на туалетном столе, она выискивала видимые недостатки и работала над их уничтожением. Никаких полосок от купальника. Знакомых у них с Заком было множество, и каждый подходил для одной конкретной темы для разговора, с которыми к ним и обращались по мере необходимости. Донни занимал середину списка.

Зак тряхнул головой, чувствуя своё превосходство над несовершенными друзьями. Никого из них не ждёт отличный секс прямо сейчас.

— Потому, что мы оба знаем: у Донни никого, в сущности, больше нет. Он наш воскресный сиротка, наше дружеское плечо, наш оруженосец. Пушечное мясо. И потом, не так уж он и плох. Если на нас нападут в пустыне, мы с ним встанем спина к спине и защитим твою честь.

Она повернулась к зеркалу боком и, сидя в кресле, как амазонка в седле, сграбастала его набухающий член и заговорила в него, как в микрофон.

— Ты предлагаешь любовный сандвич? А? Один сверху и один снизу? Вы — ломтики хлеба, а я — кусочек мяса?

— Нет, — процедил он сквозь сжатые зубы и со свистом втянул воздух. Член стоял, как каменный.

— Отлично. — Она ласкала ручную зверушку. — Донни всё равно не в моём вкусе.

Он появился так быстро, что Зак и Вера едва успели принять душ, аура секса ещё витала вокруг обоих. Вера только влезла в укороченные джинсы и топ с узлом на груди, а Зак с трудом натягивал на мокрые ноги неподатливые джинсы. Вера чувствовала, как Донни обшаривает её взглядом, сверху вниз, от ещё не просохшей гривы чёрных волос по всей длине стройных ног до больших ступней. Округлости её грудей были приятно приподняты, твёрдые соски беззастенчиво заявляли о своём присутствии сквозь тонкую ткань топа. Она застукала Донни, когда он, встретив её неожиданный взгляд, отвёл глаза. Не её тип.

Донни был ухоженный, но хрупкий, не то чтобы хорошо сохранившийся, но как будто залакированный. Он всегда жил одним днём, едва сводил концы с концами, дотягивал до зарплаты; когда человек уже в годах, а перспективы не видно, ничего хорошего в этом нет. Он честно отбывал свой срок в роли удручённого философа, оставался вечным студентом, который не упускает приятных возможностей, вечно шагает немного невпопад, но остаётся открытым для любой шалости или развлечения.

Зак вышел из ванной, вытирая волосы полотенцем и притворяясь, будто не занимался сексом только что. Он был лет на десять старше Веры; Донни удивился, с чего вдруг об этом подумал. Сейчас его куда сильнее беспокоило то, что через какой-нибудь десяток лет и он не уйдёт дальше Зака. Ну, будет у него квартира получше, машина почище, секс регулярнее… а дальше-то что? У Зака два диплома, он работает в авиакомпании бог знает кем. У него есть Вера. И он ведёт себя так, словно постиг устройство мира, как будто он понимает вещи, недоступные сенсорному аппарату Донни. Но разве это прогресс? Донни любил подразнить себя мыслями о том, что будет, когда он догонит своего покровительственно настроенного друга; может быть, даже перегонит. Для этого ему не хватало только одного — удачной возможности. Всю свою жизнь он провёл, готовясь к тому моменту, когда судьба, наконец, постучит в его дверь.

Дружба с Заком была для него по крайней мере удобна.

— Ладно, мы уже слишком далеко зашли, чтобы ты надувал меня в самом главном, — проорал Зак с пилотского места своего мускулистого авто. Ветер, сухой и горячий, как из промышленного фена, дул в салон с такой силой, словно хотел обеззаразить сидевших в нём пассажиров. — Давай без ерунды. Только серьёзно. Ты с кем-нибудь встречаешься?

— Не-а. — Донни старался, чтобы это прозвучало небрежно, вроде «сегодня нет», а вышло «никогда не встречался, и ты это знаешь».

Вера, выгнувшись назад, положила руку на спинку, в её глазах загорелись огоньки.

— Да неужели никто и не смотрит в твою сторону? Ой, не верю.

— Просто я не спешу, вот и всё, — отозвался Донни с заднего сиденья.

Он видел, как двое амигос обменялись быстрым понимающим взглядом Зак уже не раз поднимал эту тему, убеждённый, что Донни просто предъявляет к девушкам такие высокие требования, что любая кандидатка в его подружки заранее оказывается обречена на провал. Донни обычно возражал, что глубоко травмирован своим последним опытом серьёзных отношений. Тут Вера обычно совершала коварный обходной манёвр и накидывалась на него с фланга, обвиняя в том, что он просто выдумал эту таинственную последнюю подружку — которую они с Заком никогда не видели, — чтобы облегчить себе жизнь, прикрываясь романтической катастрофой. Идеальная возлюбленная Донни была настолько идеальна, что просто не могла существовать в действительности, говорила обычно Вера. Или: настолько идеальна, что просто не захотела бы иметь с ним дела. Впрочем, ничего странного в этом нет: многие люди именно так и проживают свою жизнь.

Зак и Вера утверждали, что просто хотят видеть своего друга счастливым. Счастливее, чем он есть.

Донни, считая себя человеком почтительным и вежливым, настоящим джентльменом, менял тему. Про себя же думал: только посмейте меня жалеть!

Прихлёбывая накофеиненную колу и слушая музыку, они пожирали милю за милей. Они были одни на дороге, когда Зак почуял запах горящих прокладок.

Никто из них и не подозревал о том, как сильно им будет не хватать машины, с каким сожалением они будут вспоминать о ней несколько дней спустя.

— Нам надо сделать что-то непредсказуемое, — сказал Донни.

— Это что, новая теория? — Вера была не в настроении.

День сменялся ночью. Они шли уже по крайней мере неделю, если судить по закатам и восходам.

— Будь нам суждено шагать по пустыне веки вечные, ad infinitum [63], то мы бы нашли ещё еды, — сказал Донни. — А теперь нам предстоит сделать что-то, встряхнуть эту систему. Сотворить что-нибудь. Заявить о себе способом, который не имеет ничего общего со стереотипами.

— Тогда я заявляю, что упаду сейчас прямо здесь и буду спать, — сказал Зак, тяжело опускаясь на песок.

— Ты же раньше говорил совсем другое, — сказала Вера скорее устало, чем удивлённо.

— Нет, Вера, — ответил Зак. — Я всё вижу. Никакие объяснения тут не работают. А значит, в логике выхода нет. Именно к такому ответу приходишь, когда испробуешь все остальные. Так, Донни?

Он пожал плечами.

— С той только разницей, что я не знаю, что предложить.

— Можем пойти назад, к машине, — сказала Вера. Они уставились на неё.

— Шутка, — сказала она и подняла руки, сдаваясь. Прикрыв ладонью глаза, она рухнула спиной на песок так внезапно, словно из неё вынули позвоночник.

Зак расположился около — не настолько рядом, чтобы прижаться, но достаточно близко, чтобы заявить на неё свои права, — как пехотинец, который научился ложиться в полной амуниции и засыпать, где придётся. Скоро он уже похрапывал, но его заглушал ветерок, который всегда поднимался в пустыне на рассвете — негромкий, но шуршание песка просто выводило из себя. Зак перекатился на живот и уткнул лицо в ладони — в крохотный уголок темноты. Прячет голову в песок, подумал Донни, всё ещё раздражённый тем, с какой готовностью, без лишних вопросов, его друзья приняли причудливую ситуацию, в которой они оказались.

Донни стянул с себя ботинки, раз-два. Глядеть кругом было не на что: только небо, песок, редкие растения и двое спящих людей. Он не чувствовал усталости. Его сердце яростно билось.

Он взвесил на руке ботинок. Пыльный и заскорузлый, накопленный жар шёл от него, как от хлеба, только что вынутого из духовки. Раз-два.

Раз: взяв ботинок за нос, Донни ловко тюкнул каблуком прямо в затылочную ямку Зака, туда, где позвоночник встречается со стволом мозга. Зак обмяк, а Вера не шелохнулась. Оба были измучены; в погоне за снами их души уже неслись по другим местам. Донни сел Заку на голову и вминал её в песок до тех пор, пока он не перестал дышать.

Донни сразу испытал подъём. Все признаки налицо: точность, заряжающие энергией удары сердца, расширенные зрачки, эрекция и веселящий адреналиновый прилив от сознания того, что он прав. Он что-то делает, совершает декларативный поступок.