Дитя Колорадо - Кинг Стивен. Страница 8

— Аминь, — сказал Дэйв. — А теперь, почему бы тебе не рассказать остальное, пока в нашем распоряжении еще немного солнечного света?

И Винс продолжил.

7

— Мы с самого начала принимали участие в расследовании — под «мы» я подразумеваю себя и Дэйва, «Еженедельного островитянина» — но то, что Джордж Воурнос просил не печатать, в газете не появилось. Я решил, что в произошедшем нет ничего такого, что могло бы плохо отразиться на благополучии жителей острова, поэтому легко пошел на уступки. Такие решения газетчики принимают постоянно, и тебе придется, Стеффи, со временем ты к этому привыкнешь. Я лишь надеюсь, что ты никогда не станешь относиться к этому равнодушно.

Ребята вернулись на пляж и принялись сторожить тело. Хотя, вообще-то, и не от кого было сторожить — к тому моменту, как подтянулись Джордж и доктор Робинсон, они насчитали четыре машины, проехавших по направлению к городу, и не одна из них не притормозила около пары подростков, разминающихся бегом на месте и выполняющих упражнения на растяжку около маленькой парковки пляжа Хэммок.

Когда Джордж и доктор добрались до места, то отпустили ребят, которым, несмотря на свойственное всем людям любопытство, хотелось поскорее уйти. Тут мы с ними и простимся. Джордж припарковал свой «форд», доктор сгреб сумку в охапку, и они, выйдя из машины, направились туда, где у мусорной корзины сидел человек. Он снова немного завалился набок, и первым делом Док усадил его прямо.

«Он мертв, Док?» — спросил Джордж.

«Господи, да он мертв уже, по крайней мере, часа четыре, а может шесть и даже больше, — ответил тот. (Как раз в этот момент я припарковал свой „шеви“ рядом с „фордом“ Джорджа.) — Он тверд, как доска. Трупное окоченение».

«Так ты думаешь, он здесь давно? С полуночи?» — спросил Джордж.

«Он мог быть здесь с прошлого Дня Труда, откуда я знаю, — ответил Док. — Но в одном я абсолютно уверен: он мертв с двух часов ночи. Судя по окоченению. Возможно, он мертв с полуночи, но я в этом не специалист. Если сильный ветер дул с берега, то степень окоченения соответствует...»

«Никакого ветра всю ночь, — сказал я, подходя к ним. — Тихо, как в склепе».

"Смотрите-ка, еще один чертов знаток, — сказал доктор Робинсон. — Может, ты и время смерти назовешь, Джимми Олсон? [6]".

«Нет, — ответил я. — Предоставлю это вам».

«А я, наверное, оставлю это окружному медэксперту, — сказал он. — Каткарту из Тиннока. Государство платит ему лишних одиннадцать штук в год за квалифицированное выворачивание кишок. Не много, в моем мелочном понимании, но все ему одному. Я всего лишь терапевт. Ну и пусть. Этот парень умер около двух часов ночи, я бы определил так. Как раз к тому моменту, как скрылась луна».

Затем мы, наверное, с минуту стояли над трупом, как будто присутствовали при погребении. При одних обстоятельствах — минута ужасно малый отрезок времени, а при таких — она тянется бесконечно. Я помню шум восточного ветра, еще слабого, но настойчиво набирающего силу. Если оказаться на берегу залива, когда дует такой ветер, можно услышать звук, похожий на...

— Я знаю, — тихо сказала Стефани. — Похожий на крик совы.

Они закивали в ответ. Незачем ей было знать о том, что зимой этот звук становится похожим на плач вдовы.

— Наконец Джордж (думаю, он просто хотел что-нибудь сказать) спросил доктора, какого примерно возраста, по его мнению, был этот человек.

«Я бы дал ему лет сорок, плюс минус пять, — ответил тот. — Согласен, Винсент?»

Я кивнул. Приблизительно так. Наверное, нелепо умереть в сорок лет, подумал я, когда в жизни наступает некий безликий переходный период.

Затем Док заметил что-то интересное. Он опустился на колено, что для человека его комплекции было нелегко (к тому времени он набрал уже 280 фунтов и, похоже, не собирался на этом останавливаться. Но, должен заметить, что и роста он был под шесть футов), и поднял правую руку мертвеца, ту, что лежала на песке. Пальцы на ней были слегка сжаты, словно перед смертью он пытался сложить ладонь в трубочку, чтобы посмотреть в нее. Когда Док поднял руку, мы увидели, что на кожу внутренней стороны пальцев налипли песчинки, и ладонь тоже была испачкана.

«Что там? — спросил Джордж. — По мне, так это просто песок».

«Да, песок, но почему он прилип? — сказал доктор Робинсон. — Эта корзина, как и другие, вкопана далеко от полосы прилива, неужели не видно? И дождя этой ночью не было. Песок сухой, как в пустыне. И еще, посмотри».

Он поднял левую руку трупа, и мы увидели обручальное кольцо, но песка не было ни на пальцах, ни на ладони. Док вернул левую руку в прежнее положение и снова занялся правой. Он немного расправил ладонь, чтобы на нее попал свет.

«Вот, — сказал он, — видите?»

«Что это? — спросил я. — Жир? Небольшое пятно жира?»

Док улыбнулся и сказал:

«Кажется, ты выиграл плюшевого мишку, Винсент. Видишь, как скрючена рука?»

«Ага. Как будто он смотрел в подзорную трубу», — сказал Джордж. Теперь мы уже втроем стояли на коленях, словно мусорная корзина это алтарь, и мы пытаемся молитвами оживить умершего.

«Нет, не думаю, что он играл с подзорной трубой», — сказал Док. Я заметил, Стеффи, что он взволнован, как бывает, когда человек сталкивается с тем, что таким, как он, в повседневной жизни не встречается. Он вгляделся в лицо мертвеца, (то есть, мне показалось, что он смотрел на лицо, но на самом деле, он смотрел немного ниже), а затем его взгляд перешел обратно на правую руку.

«Я уверен, что это не так», — сказал он.

"Тогда что он делал? — сказал Джордж. — Я хочу сообщить об этом в полицию штата и в канцелярию министра юстиции, Крис. А чего я точно не хочу, так это провести все утро на коленях возле трупа, пока ты играешь в Эллери Куина [7].

«Видите, большой палец почти касается указательного и среднего?» — спросил Док. Конечно, мы видели.

«Если бы парень умер, пытаясь посмотреть в импровизированную трубу, то большой палец накрыл бы остальные и касался бы среднего и безымянного. Попробуйте сделать это сами, если мне не верите».

Я попробовал, и будь я проклят, но он не ошибался.

«Это не труба, — сказал Док, снова трогая пальцем твердую мертвую руку. — Это похоже на пинцет. Плюс жир, да песок на ладони и внутренней стороне пальцев. Что получается?».

Я знал, но поскольку Джордж был главным, я дал ему слово.

«Если он что-то ел, перед тем, как умереть, — сказал тот, — то где же это, черт возьми?».

Док указал на шею мертвеца — даже Нэнси Арнолт заметила, что она была распухшей — и сказал:

«Сдается мне, что там, где оно и застряло. Передай-ка мне сумку, Винсент».

Я передал. Он попытался в ней пошарить, но обнаружил, что, стоя на коленях, может работать только одной рукой: он был огромен и должен был опираться другой рукой о землю, чтобы не кувыркнуться. Поэтому он отдал сумку мне и сказал: «У меня там два отоскопа, Винсент. Так называются фонарики для осмотра. Один старый, я его постоянно использую, а другой запасной, он выглядит совсем новым».

«Минутку, минутку. Я не уверен, — запротестовал Джордж. — Мы вроде собирались передать это дело на материк, Каткарту. Это его работа, и ему за нее платят».

«Беру ответственность на себя, — сказал доктор Робинсон. — Любопытство сгубило кошку, но она была так довольна, что воскресла. Вы вытащили меня из дома в сырость и холод, оставив без утреннего чая и тоста, и я хочу получить хоть немного удовольствия, если получится. Может, все это зря. Но такое чувство... Винсент, бери этот. Джордж, ты возьми новый, и, пожалуйста, не надо ронять его в песок, такой инструмент стоит две сотни долларов. И еще, я не стоял на четвереньках, как ребенок, изображающий лошадку, с тех пор как мне было семь лет; если мне придется стоять так слишком долго, то я рухну прямо на этого парня, так что, ребята, слушайте меня и быстро выполняйте команды. Вы когда-нибудь видели, как работники музея направляют на маленькую картину два луча, чтобы она выглядела яркой и привлекательной?».