Извлечение троих (Двери Между Мирами) - Кинг Стивен. Страница 67

Он помахал ей в ответ, а потом развернул коляску и пустился бегом, приподняв передние колеса, которые были поменьше задних и не такие прочные, чтобы они не бились о землю. Он бежал на юг, туда, откуда пришел. Первые полчаса тень его бежала рядом — невероятная тень костлявого великана, начинавшаяся от подошв кроссовок и протянувшаяся на несколько долгих ярдов к востоку. А потом солнце зашло, тень исчезла, а из моря полезли омары.

Минут через десять после того, как они принялись трещать, переговариваясь друг с другом, он поднял голову и увидел вечернюю звезду, спокойно сиявшую на темно-синем бархате неба.

Тень ночная на землю ложится… в сумерках все растворилось…

Пусть только с ней ничего не случится. Ноги уже начинали болеть, разгоряченное дыхание тяжело вырывалось из легких, а ведь ему предстоял еще один переход, третий, со стрелком в коляске, причем Роланд весит на добрую сотню фунтов больше Одетты, и хотя Эдди знал, что ему надо бы поберечь силы, он продолжал бежать. Только бы с ней ничего не случилось — вот мое желание. Чтобы с моею любимой ничего не случилось.

Но тут, точно дурное предзнаменование, откуда-то из оврагов, которыми были изрезаны ближайшие склоны, снова донесся вопль дикой кошки… только на этот раз крик ее походил на рев разъяренного льва в африканских джунглях.

Эдди побежал еще быстрее, толкая перед собою коляску. И очень скоро ветер тонко и призрачно завыл в спицах поднятых кверху, свободно вращающихся передних колес.

11

Стрелок услышал, как к нему приближается какой-то пронзительный завывающий звук, на мгновение напрягся, но тут же расслышал тяжелое дыхание человека и расслабился. Это Эдди. Он понял это, даже не открывая глаз.

Когда завывание стихло, а топот бегущих ног остановился, Роланд открыл глаза. Перед ним стоял Эдди, тяжело дыша и обливаясь потом. Его рубаха прилипла к груди одним темным расплывшимся пятном. В нем больше не было и намека на приличного мальчика из университета, каковое требование предъявлял в свое время Джек Андолини к внешнему виду своих людей. Отросшие волосы мокрыми прядями лежали на лбу. Брюки лопнули по шву на самом, как говорится, интересном месте. Синевато-багровые синяки под глазами довершали картину. Видок у Эдди Дина был просто ужасным.

— Я все сделал, — выдавил он. — Я вернулся, — он огляделся по сторонам, потом снова уставился на стрелка, как будто не веря своим глазам. — Господи, я действительно здесь.

— Ты отдал ей револьвер.

Эдди подумал, что Роланд выглядит едва ли не хуже, чем до первого — прерванного — курса лечения «кефлексом». От него так и било волнами жара, и хотя Эдди понимал, что ему надо бы посочувствовать Роланду, но сейчас он буквально взбесился:

— Я драл свою задницу, чтобы добраться сюда за рекордно короткий срок, и тебе больше нечего мне сказать, кроме как «Ты отдал ей револьвер». Спасибо, конечно, дружище. Я имею в виду, я ожидал изъявления благодарности, но это, мать твою, даже слишком.

— Я сказал то, что важнее всего.

— Ладно, теперь, когда ты все высказал, предоставь слово мне, — Эдди упер руки в боки и свирепо уставился на стрелка сверху вниз. — Выбирай: либо ты сейчас же садишься в коляску, либо я ее складываю и запихиваю тебе в жопу. Что для вас предпочтительней, босс?

— Ни то, ни другое, — Роланд улыбнулся как человек, которому очень не хочется улыбаться, но и удержаться он тоже не может. — Сначала тебе, Эдди, нужно немного поспать. Утро вечера мудренее, тогда и посмотрим, а сейчас тебе нужно поспать. Ты ж на ногах не стоишь.

— Я хочу вернуться к ней.

— Я тоже. Но если ты не отдохнешь, ты просто свалишься где-нибудь по дороге. В этом-то все и дело. Так будет хуже тебе, мне, а хуже всего будет ей.

Эдди на мгновение заколебался.

— Ты очень быстро вернулся, — прищурившись, стрелок поглядел на солнце. — Сейчас часа четыре, самое большее — четверть пятого. Поспи часиков пять, может быть, даже семь, а там уж совсем стемнеет…

— Четыре. Четыре часа.

— Хорошо. Пока не стемнеет. Я думаю, это важно. Потом поешь, а тогда уже и пойдем.

— Ты тоже поешь.

Стрелок улыбнулся опять.

— Я попробую. — Он спокойно взглянул на Эдди. — Сейчас твоя жизнь у меня в руках. Я полагаю, ты это знаешь.

— Да.

— Я похитил тебя.

— Да.

— Ты не хочешь убить меня? Если да, сделай это прямо сейчас. Это лучше, чем… — голос его оборвался тихим присвистом. В груди у него захрипело, но Эдди не придал этому обстоятельству никакого значения, или, верней, сейчас ему было на это плевать. — …доставать друг друга и дальше, — закончил Роланд.

— Не хочу я тебя убивать.

— Тогда… — теперь голос его сорвался неудержимым приступом кашля. — … ложись.

Эдди послушно лег. И сон не подкрался к нему легонько, мягким наплывом, как это обычно бывает, а обхватил его грубо руками любовницы, неуклюжей в своем нетерпении. Он еще слышал (или это был уже сон?), как Роланд сказал: Но тебе все же не надо было оставлять ей револьвер, — а потом провалился во тьму, где даже время остановилось, и вот уже Роланд трясет его за плечо, и Эдди приподнимается на локтях, и в теле его нет ничего, кроме боли: боли и тяжести. Мышцы его превратились в какие-то проржавелые лебедки и блоки, забытые в заброшенном помещении. Он не сумел даже подняться на ноги с первой попытки: он тяжело рухнул обратно в песок. Он попробовал еще раз, но ощущение было такое, что вся эта нехитрая процедура грозит занять у него минут двадцать. И ему будет очень больно.

Роланд смотрел на него испытующе:

— Ты готов?

— Да, — кивнул Эдди. — А ты?

— Да.

— Сможешь?

— Да.

Они поели… а потом Эдди тронулся в путь. Это был его третий и последний рейс по этому чертову пляжу.

12

В тот вечер они покрыли приличное расстояние, но когда стрелок объявил привал, Эдди был несколько раздосадован, но не стал спорить, потому что он слишком устал, чтобы геройствовать и отказываться от отдыха, хотя с самого начала надеялся, что им удастся пройти подальше. Вес. Проблема серьезная. По сравнению с Одеттой, толкать Роланда было ничуть не лучше, чем толкать вагонетку с железными балками. Эдди поспал еще четыре часа и проснулся с рассветом, когда солнце только еще показалось над холмами, сглаженными эрозией остатками горной гряды. Стрелок кашлял. Кашель с хрипами, слабый — так кашляет старик, умирающий от обширного воспаления легких.

Глаза их встретились. Спазматический приступ кашля вдруг обернулся смехом.

— Я еще не кончаюсь, Эдди, — сказал Роланд, — не смотри, что меня так пробило на кашель. А ты?

Эдди вспомнил глаза Одетты и мотнул головой.

— Я тоже еще не кончаюсь, хотя чизбургер и «бутончик» мне очень бы не помешали.

— Бутончик? — не понял Роланд, представив себе яблоневые деревья и буйство цветов в Королевском Саду (хотя Эдди имел в виду кружечку пива).

— Не бери в голову. Забирайся, дружище. Не четырехместный, конечно, кабриолет, но как-нибудь пару миль мы одолеем.

И они действительно одолели несколько миль, хотя к закату второго дня его расставания с Одеттой, они ненамного приблизились к тому месту, где была третья дверь. Эдди прилег, надеясь вырубиться еще на четыре часа, но не прошло и двух, как его разбудил очередной истошный вопль дикой кошки. Он вскочил, его сердце бешено заколотилось. Господи, судя по крику, зверюга была громадной.

Он увидел, что стрелок тоже не спит: он приподнялся на локте, и глаза его сверкали в темноте.

— Ты готов? — спросил Эдди и медленно поднялся на ноги, скривившись от боли.

— А ты? — едва слышно спросил Роланд.

Эдди потянулся, позвонки захрустели, как будто в спине взорвались крошечные хлопушки.

— Да. Но я все-таки не отказался бы от чизбургера.

— Ты, по-моему, мечтал о цыпленке.

Эдди застонал:

— Не трави душу, старик.

Когда взошедшее солнце осветило холмы, вдали показалась третья дверь. Они добрались до нее через два часа.