Исход. Том 2 - Кинг Стивен. Страница 44

— Я пошел к ней рассказать немного о вчерашнем заседании и прокрутить ей пленку, если бы она захотела ее прослушать. Я хотел, чтобы она знала о Томе, потому что вся эта идея не давала мне покоя… все, что сказала Франни, как бы подействовало на меня перед рассветом. Я хотел прийти к матушке пораньше, так как Ральф сказал, что прибудут еще две партии людей, а ты знаешь, как она любит всех приветствовать. Я был у нее дома около половины девятого. Она не ответила на мой стук, и я вошел. Я думал, что, если она спит, я просто уйду… но я хотел убедиться, что она… ну, не умерла или еще что-нибудь… Она ведь так стара. Но ее вообще там не было. И на ее подушке я нашел вот это.

Он протянул им лист бумаги. На ней крупным, неровным, размашистым почерком было написано следующее:

«Мне необходимо ненадолго уйти. Я согрешила, возомнив, что знаю помыслы Божии. Мой грех — ГОРДЫНЯ, и Он хочет снова найти мне место в Своих деяниях. Скоро я снова буду с вами, если на то будет воля Божия.

Абби Фриментл».

Что же нам теперь делать? — воскликнул Стью. — Как ты думаешь, Ник?

Ник взял записку и, прочтя ее еще раз, вернул Глену. Жесткое выражение исчезло с его лица, уступив место грусти.

— Думаю, нам следует перенести собрание на сегодняшний вечер, — сказал Глен.

Ник покачал головой. Вытащив блокнот, он что-то написал, оторвал лист и передал Глену. Стью прочел написанное через плечо Глена: «Человек предполагает, а Бог располагает. Матушка Абигайль очень любила это высказывание и часто цитировала его. Глен, ты сам сказал, что она по-иному направлена; Бог или ее собственное сознание, или ее заблуждения, а может, еще что-то. Что делать? Она ушла. Мы этого уже не изменим».

— Но какой шум… — начал было Стью.

— Конечно, шума будет много, — согласился Глен. — Ник, может, нам, по крайней мере, провести заседание комитета и обсудить это?

Ник быстро написал: «С какой целью? Зачем устраивать заседание, которое ничего не решит?»

— Ну, мы должны отправить кого-то на поиски. Она не могла далеко уйти.

Ник обвел двойным кружком фразу « Человек предполагает, а Бог располагает». Ниже он написал: «Если вы найдете ее, как вы приведете ее обратно? С помощью цепей?»

— О Господи, нет! — воскликнул Стью. — Но мы не можем позволить ей просто так бесцельно бродить, Ник! Ей пришла в голову безумная мысль, что она оскорбила Господа. А что, если она вздумает забрести в какие-нибудь немыслимые кущи, как какой-то парень из Ветхого Завета?

Ник написал: «Я почти уверен в том, что она именно так и сделала».

— Ах, даже так!

Глен положил руку на плечо Стью:

— Погоди минуту, Восточный Техас. Давай-ка рассмотрим подоплеку этого дела.

— К черту подоплеку! Я не вижу никакой подоплеки в том, что мы бросаем старую женщину на произвол судьбы, предоставляя ей бродить день и ночь неизвестно где, пока она не умрет от истощения!

— Она не обычная старая женщина. Она матушка Абигайль, а здесь она Папа Римский. Если Папа решил, что ему нужно отправиться в Иерусалим, станете ли вы спорить с ним, если вы истинный католик?

— Черт возьми, это не совсем так, и вы прекрасно это понимаете!

— Да, это именно так. Именно. По крайней мере, именно так люди Свободной Зоны будут смотреть на это. Стью, ты готов утверждать, что Господь не говорил ей отправиться в кущи?

— Не-ет… но…

Ник все это время быстро писал, и теперь протянул листок Стью, который с трудом начал разбирать некоторые слова. Обычно почерк Ника был безупречным, это же было написано торопливым, даже нетерпеливым почерком: «Стью, это ничего не меняет, разве что пострадает боевой дух Свободной Зоны. Но я не уверен, что так будет. Люди не станут разбегаться только потому, что нам не придется советоваться с ней о наших задачах на теперешний момент. Может быть, это и к лучшему».

— Я просто схожу с ума, — сказал Стью. — То мы говорим о ней как о препятствии, которое нужно обойти, как будто она — камень, лежащий посреди дороги. То мы говорим о ней как о Папе Римском и что она не может сделать неверного шага, если она решилась на него. Но все дело в том, что я люблю ее. Чего ты хочешь, Ник? Чтобы кто-то наткнулся на ее тело, упавшее в одну из расщелин-ловушек, что к западу от города? Ты хочешь, чтобы мы бросили ее там на произвол судьбы, чтобы она послужила… святой вечерей для воронья?

— Стью, — мягко остановил его Глен. — На то было ее решение, чтобы уйти.

— О черт побери, ну и каша, — вздохнул Стью.

К полудню новость об исчезновении матушки Абигайль облетела всю общину. Как Ник и предсказывал, всех, скорее всего, охватило скорбное чувство покинутости, нежели тревоги. Все восприняли это так, что она, должно быть, ушла, «чтобы молиться о Божьем наставлении», чтобы помочь им выбрать правильный путь на общем собрании, назначенном на восемнадцатое.

— Не хочу богохульствовать, называя ее Господом, — сказал Глен за скромным обедом в парке. — Она… скорее всего, доверенное лицо Господа. Можно оценить силу веры любого общества наблюдением за тем, насколько ослабевает эта вера с уходом эмпирического объекта.

— Объясни еще разок.

— Когда Моисей разбил золотого тельца, израильтяне перестали ему поклоняться. Когда Гедеон разрушил жертвенник Ваала, мадианитяне решили, что Ваал — не такое уж средоточие святости. Но Христос вот уже две тысячи лет как удалился пообедать, а люди не только по- прежнему следуют его учению, но живут и умирают с верой в то, что он скоро придет, и не будет ничего удивительного во втором пришествии. Примерно то же чувствуют люди Свободной Зоны в отношении матушки Абигайль. Эти люди абсолютно уверены в том, что она вернется. Вы с ними разговаривали?

— Да, — сказал Стью. — Просто не верится. Старая женщина разгуливает неизвестно где, а никто и в ус не дует. Интересно, успеет ли она до собрания принести Десять заповедей на каменных скрижалях.

— Может быть, — серьезно ответил Глен. — Во всяком случае, в ус не дуют не все. Ральф Брентнер просто рвет и мечет.

— Бог с ним, с Ральфом. — Стью пристально посмотрел на Глена. — Плешивый? Ты-то сам как к этому относишься?

— Пожалуйста, не называй меня так. Это звучит недостойно. Вот что я скажу… получается довольно забавно. Старина Восточный Техас оказался более невосприимчивым к Божьим дарам, ниспосланным ею на общину, чем агностик — зубр социологии. Думаю, она вернется. Не знаю почему, но так я считаю. А что по этому поводу думает Франни?

— Понятия не имею. С самого утра не видел ее. А матушка Абигайль… где-то там ест личинки и дикий мед? — Стью задумчиво посмотрел на горы, вздымающиеся на востоке в голубой дымке разгорающегося дня. — Господи, Глен, только бы с нашей старенькой леди все было в порядке.

Франни не знала, что матушка Абигайль ушла. Все утро она провела в библиотеке, изучая литературу по садоводству. И она была далеко не единственной студенткой. Еще двое или трое человек читали книги по сельскому хозяйству, молодой очкарик лет двадцати пяти сосредоточенно изучал книгу «Семь независимых источников энергии для вашего дома», а хорошенькая белокурая девочка лет четырнадцати сидела над зачитанным томиком «600 простых рецептов».

Франни ушла из библиотеки около полудня и по Уолнат-стрит направилась в центр города. Она была уже на полпути к дому, когда встретила Ширли Хэммет, ту женщину средних лет, которая пришла в Боулдер вместе с Дайаной, Сьюзен и Пэтти Крогер. Теперь ее было не узнать. Она напоминала энергичную привлекательную матрону, беспокоящуюся о всех и вся.

Ширли, поздоровавшись с Франни, нетерпеливо спросила:

— Как ты думаешь, когда она вернется? Я всех об этом спрашиваю. Если бы в этом городе была газета, я бы направила вопрос в отдел опроса общественного мнения. Что-то типа: «Что вы думаете о позиции сенатора Банхоула по поводу истощения запасов нефти?» Что-то в этом роде.