Колдун и кристалл - Кинг Стивен. Страница 30

Она, впрочем, не возражала. Отнюдь. Руки при деле — счастливые руки. Так чего жаловаться.

Женщина подождала, пока стихнет топот лошадей ее ночных гостей, сидя у окна в большой комнате хижины (вторая комната, спальня, размерами лишь не намного превосходила чулан). Масти, шестилапый кот, устроился у нее на плече. На ее колени падал лунный свет.

Три лошади уносили прочь троих мужчин. Больших охотников за гробами, так они называли себя.

Она хмыкнула. Забавные они, эти мужчины, но самое смешное заключалось в том, что они об этом и не подозревали. Мужчины, такие хвастливые, выдумывающие себе грозные прозвища. Мужчины, так гордящиеся своими мускулами, способностью много выпить, много съесть, а особенно своими болтающимися концами. Да, даже в нынешние времена, когда большая их часть годится лишь на то, чтобы зачать детей-уродов, которых следует сразу топить в ближайшем колодце. Но вина, разумеется, лежит не на них, не так ли, дорогая? Нет, всегда виновата женщина: ее чрево — ее вина. Мужчины такие трусы. Улыбающиеся трусы. И эти трое ничем не отличались от остальных. Разве что хромоногого старика следовало остерегаться, его ясных и очень уж любопытных глаз, которые смотрели на нее с его головы, но она не видела в них ничего такого, с чем не смогла бы справиться.

Мужчины! Она не могла понять, почему так много женщин их боится. Разве боги не создали их с наиболее уязвимой частью организма, болтающейся между ног, как кишка, которой не хватило места в животе? Ударь их туда, и они свернутся в спираль. Поласкай их там, и у них растают мозги. А тому, кто хоть чуть-чуть сомневался в справедливости этого утверждения, достаточно узнать о том деле, что еще ждало ее. Торин! Мэр Хэмбри! Командир гвардии феода! Нет большего дурака, чем старый дурак!

Однако эти мысли лишь пролетали в ее голове и не несли в себе никакой угрозы, по крайней мере пока. Трое мужчин, называвших себя Большими охотниками за гробами, привезли ей чудо из чудес, и женщине не терпелось взглянуть на него. Не просто взглянуть, до дна испить глазами эту чашу. Этим она и собиралась заняться.

Джонас, этот хромоногий, настоял, чтобы она спрятала привезенное ими чудо, ему сказали, что у нее есть такой тайник. Нет, нет, сам он не хотел знать, где находится этот тайник или какой другой, избави Боже (при этих словах Дипейп и Рейнолдс загоготали, как тролли). Она спрятала, но теперь, когда топот копыт растворился в порывах ветра, могла делать все, что ей заблагорассудится. Девушка, грудь которой лишила Харта Торина остатков мозгов, придет не раньше чем через час (старуха настояла, чтобы из города девушка шла пешком, якобы для того, чтобы ее очистил лунный свет: на самом же деле ей хотелось развести во времени две встречи), и этот час она могла использовать по собственному усмотрению.

— О, как ты прекрасен, я в этом уверена, — прошептала она и почувствовала некий жар в том месте, где сходились ноги. Влага проступила в сухом ручье, что прятался там?

О боги!

— Да, даже сквозь ящик, в котором они тебя спрятали, я чувствую твой блеск. Масти, он так же прекрасен, как и ты. — Она сняла кота с плеча, подержала перед собой. Старый кот замурлыкал и потянулся мордочкой к ее лицу. Она поцеловала его в нос. Кот от восторга зажмурился. — Прекрасен, как ты. Да, как ты, как ты! Увидишь сам!

Она опустила кота на пол. Он медленно направился к очагу, где еще горел огонь, «доедая» последнее полено. Хвост Масти, расщепленный на конце, как у дьявола, нарисованного в старинных книгах, мотался из стороны в сторону в освещенном оранжевыми бликами воздухе комнаты. Его лишние лапы, свисая с боков, покачивались в такт шагам. Тень, поднимающаяся с пола на стену, являла собой чудовище: жуткую помесь кота и паука.

Старуха поднялась и направилась в спальню-чулан, где спрятала принесенное Джонасом.

— Если потеряешь, останешься без головы, — предупредил он.

— За меня не беспокойся, мой добрый друг, — ответила она, скупо улыбнувшись через плечо, думая при этом: мужчины! До чего же глупые и самоуверенные существа!

Теперь она подошла к изножию кровати, провела рукой по земляному полу. На, казалось бы, твердой поверхности появились щели. Образовали квадрат. Она сунула пальцы в одну из щелей. Квадрат приподнялся. Она сняла потайную панель (потайную в том смысле, что никто не мог найти ее, кроме старухи). Под ней открылась ниша в два фута глубиной и площадью в квадратный фут. На дне стоял ящик из железного дерева. На его крышке свернулась в клубок зеленая змея. Когда пальцы старухи коснулись змеи, та подняла головку вверх. Пасть раскрылась в безмолвном шипении, открыв четыре пары зубов, две — наверху, две — внизу Старуха достала змею из ниши, что-то ей ласково нашептывая. Когда поднесла ее к своему лицу, пасть змеи раскрылась вновь, шипение стало слышимым. Старуха открыла рот, меж серых дряблых губ высунулся желтоватый, дурно пахнущий язык. Две капли яда (достаточная доза, чтобы убить целую компанию, рассевшуюся за праздничным столом, если подмешать ее в пунш) упали на язык. Старуха проглотила яд, чувствуя, как огнем опалило рот, горло, желудок, словно она хлебнула крепкого напитка. На мгновение комната закачалась перед глазами, она услышала голоса, бормочущие в спертом воздухе лачуги, голоса тех, кого она называла «невидимыми друзьями». Из глаз потекли слезы, заполняя борозды, проложенные временем на ее щеках. Потом она выдохнула, и все встало на свои места. Пропали и голоса.

Она поцеловала Эрмота меж лишенных век глаз (время Целующейся Луны, все так, подумала старуха), а потом положила на пол. Змея уползла под кровать, откуда, свернувшись в клубок, наблюдала, как хозяйка водит ладонями над крышкой ящика из железного дерева. Старуха чувствовала, как вибрируют бицепсы, а жар между ног усиливается. Уже много лет она не слышала голоса пола, но теперь он прорезался, и причину следовало искать не в Целующейся Луне.

Джонас запер ящик и не оставил ей ключа, но с такими пустяками она справлялась без труда. Жила она долго, многое узнала и имела дело с существами, при виде которых большинство мужчин, при всей их браваде, удрало бы со всех ног. Она протянула руку к замку, выполненному в форме глаза. Поверх замка тянулась надпись на Высоком Слоге (Я ВИЖУ, КТО ОТКРЫВАЕТ МЕНЯ). Убрала руку. Внезапно она ощутила все те запахи, которые при обычных обстоятельствах ее нос более не улавливал: плесени и грязи, засаленного матраца и крошек еды, годами копившихся на кровати, золы и древних благовоний, старой женщины со слезящимися глазами и сухой (обычно) «киской». Здесь она не могла открыть этот ящик и взглянуть на хранящееся внутри чудо. И решила, что должна вынести его наружу, на свежий воздух, где пахло только шалфеем и мескитовым деревом.

Она должна посмотреть на это чудо при свете Целующейся Луны.

Риа с холма Коос, охнув, вытащила ящик из ямы в земле, с трудом поднялась, сунула ящик под мышку и вышла из спальни.

Хижина находилась достаточно далеко от вершины холма, чтобы до нее не долетали порывы холодного ветра, который дул практически постоянно от Первой Жатвы до Широкой Земли. К вершине вела узкая тропа. Под лунным светом она превратилась в серебряную дорожку. Старуха, тяжело дыша, поднималась по ней, седые космы торчали во все стороны, старые бедра ходили из стороны в сторону под черным платьем. Кот держался в ее тени, изредка хрипло мурлыкая.

На вершине ветер подхватил волосы Риа и отбросил к затылку. Он же донес до ее слуха ноющий шепот червоточины, которая добралась до дальнего края каньона Молнии. Этот звук многие старались не замечать, а вот ей он нравился. Риа с Кооса он напоминал колыбельную. Над головой плыла луна, тени на ее сверкающей поверхности складывались в лица целующихся влюбленных… если верить дуракам, что жили внизу. Обычные люди видели разные лица или лицо каждое полнолуние, но старая карга знала, что лицо на луне только одно — лицо демона, лицо смерти. Она же давно не чувствовала себя такой живой.