Команда скелетов (сборник рассказов) - Кинг Стивен. Страница 43
И он объяснил Рэнди прием, который Рэнди теперь и применил.
Он нагнулся и изо всех сил укусил Лаверн за ушную мочку.
В рот ему брызнула горячая горькая кровь. Веки Лаверн взлетели вверх, будто шторы. Она взвизгнула с каким-то сиплым рычанием и ударила его. Рэнди поднял глаза и увидел только дальний край пятна, остальное было уже под плотом. Оно переместилось с жуткой, омерзительной беззвучной быстротой.
Он снова подхватил Лаверн на руки, его мышцы запротестовали, взбугрились судорогами. Она била его по лицу. Ладонь задела его чувствительный нос, и он увидел багряные звезды.
– Прекрати! – крикнул он, отодвигая ступни подальше от щелей. – Прекрати, стерва, оно опять под нами, прекрати, не то я тебя, хрен. брошу. Богом клянусь, брошу!
Ее руки тут же утихомирились и сомкнулись у него на шее. как руки утопающей. Ее глаза в мерцании звезд казались совсем белыми.
– Прекрати! – Она продолжала сжимать руки. – Прекрати. Лаверн, ты меня задушишь!
Удавка стянулась еще туже. Его охватила паника. Глухое позвякивание бочек под плотом стало глуше – из-за того, что оно там, решил он.
– Мне нечем дышать!
Удавка, чуть расслабилась.
– Теперь слушай: сейчас я тебя опущу. Это безопасно, если ты…
Но она услышала только «я тебя опущу». И вновь ее руки превратились в удавку. Его правая ладонь поддерживала ее спину. Он согнул пальцы клешней и оцарапал ее. Она взбрыкнула ногами с хриплым мяуканьем, и он чуть не потерял равновесие. Она это почувствовала и перестала сопротивляться. Больше из-за страха, чем из-за боли.
– Нет! – Ее дыхание ударило ему в щеку, как самум.
– Оно до тебя не доберется, если ты будешь стоять на досках.
– Нет, не опускай меня, оно до меня доберется, я знаю что доберется, я знаю…
Он снова расцарапал ей спину. Она завизжала от ярости, боли и страха.
– Ты встанешь сама, или я тебя уроню, Лаверн!
Он опустил ее медленно, осторожно. Они дышали коротко, с каким-то пронзительным присвистом: гобой и флейта. Ее ступни коснулись досок. Она вздернула ноги, будто доски были раскалены добела.
– Вставай! – прошипел он. – Яне Дийк, я не могу продержать тебя на руках всю ночь.
– Дийк… – Мертв.
Ее ступни коснулись досок. Мало-помалу он отпустил ее. Они стояли друг против друга, точно партнеры в танце. Он видел, что она ждет, что оно вот-вот ее коснется. Рот у нее был открыт, точно у аквариумной рыбки.
– Рэнди, – прошептала она. – Где оно?
– Под плотом.
Посмотри вниз. Она посмотрела. Посмотрел и он. Они увидели, что чернота заполнила щели, заполнила их почти поперек всего плота. Рэнди ощутил его жадное нетерпение и подумал, что Лаверн чувствует то же.
– Рэнди, прошу тебя…
– Ш-ш-ш.
Они продолжали стоять лицом друг к другу. Рэнди, кинувшись к воде, забыл снять часы и теперь засек пятнадцать минут. В четверть девятого чернота вновь выплыла из-под плота. Она отплыла футов на пятнадцать и вновь заколыхалась там.
– Я сяду.
– Нет!
– Я устал, – сказал он. – Я сяду, а ты следи за ним. Только не забывай иногда отводить глаза. Потом я встану, а ты сядешь. Так вот и будем. Возьми. – Он отдал ей часы. – Будем сменяться каждые пятнадцать минут.
– Оно съело Дийка, – прошептала она.
– Да.
– Но что оно такое?
– Не знаю.
– Мне холодно.
– Мне тоже.
– Так обними меня.
– Я уже наобнимался.
Она затихла.
Сидеть было небесным блаженством; не следить за ним – райским наслаждением. Вместо этого он смотрел на Лаверн, удостоверяясь, что она часто отводит взгляд от черноты на воде. – Что нам делать, Рэнди? Он подумал. – Ждать.
Пятнадцать минут истекли, он встал и позволил ей сначала посидеть, а потом полежать полчаса. Потом поднял ее, и она простояла пятнадцать минут. Так они сменяли друг друга. Без четверти десять взошел холодный лунный серп и по воде зазмеилась серебряная дорожка. В половине одиннадцатого раздался пронзительный тоскливый крик, эхом проносясь над водой, и Лаверн испустила вопль.
– Заткнись, – сказал он. – Это просто гагара.
– Я замерзаю, Рэнди. У меня все тело онемело.
– Ничем не могу помочь.
– Обними меня, – сказала она. – Ну, пожалуйста. Мы согреем друг друга. Мы же можем вместе сидеть и следить за ним.
Он заколебался, но он и сам промерз до мозга костей, и это заставило его согласиться.
– Ну ладно.
Они сидели, обнявшись, прижимаясь друг к другу и что-то случилось – естественно или противоестественно, но случилось. Он испытал прилив желания. Его ладонь нашла ее грудь, обхватила сырой нейлон, сжала. У нее вырвался вздох, и ее рука скользнула по его трусам.
Вторую ладонь он опустил ниже и нашел место, еще сохранившее тепло. Он опрокинул Лаверн на спину.
– Нет, – сказала она, но рука в его трусах задвигалась быстрее.
– Я его вижу. – сказал он. Сердце у него снова колотилось, гоня кровь быстрее, подталкивая теплоту к поверхности его холодной нагой кожи. – Я могу следить за ним.
Она что-то пробормотала, и он почувствовал, как резинка соскользнула с его бедер к коленям. Он следил за ним. Скользнул вверх, вперед, в нее. Господи, тепло! Хотя бы там она была теплой. Она испустила гортанный звук, и ее пальцы впились в его холодные поджатые ягодицы.
Он следил за ним. Оно не двигалось. Он следил за ним. Следил за ним пристально. Осязательные ощущения были невероятными, фантастичными. У него не было большого опыта, но девственником он не был. Любовью он занимался с тремя девушками, но ни с одной не испытал ничего подобного. Она застонала и приподняла бедра. Плот мягко покачивался, будто самый жесткий из всех водяных матрасов в мире. Бочки под плотом глухо рокотали.
Он следил за ним. Краски начали завихряться – на этот раз медлительно, чувственно, ничем не угрожая: он следил за ним и следил за красками. Его глаза были широко открыты. Краски проникали в глаза. Теперь ему не было холодно, ему было жарко, так жарко, как бывает, когда в первый раз в начале июня лежишь на пляже и загораешь, чувствуя, как солнце натягивает твою зимне-белую кожу заставляя ее покраснеть, придавая ей
(краски)
краску, оттенок. Первый день на пляже, первый день лета, вытаскивай старичков Бич-Бойз, Пляжных Мальчиков, вытаскивай Рамонесов. Рамонесы говорили тебе, что Шина – панк-рокер, Рамонесы говорили тебе, что можно проголосовать, чтоб тебя подбросили на пляж Рокэуей, песок, пляж, краски,
(задвигалось оно начинает двигаться)
и ощущения лета, текстура; кончен, кончен школьный год, я могу болеть за «Янки», э-э-э-й, и даже девушки в бикини на пляже, пляж, пляж, пляж, о ты любишь, ты– любишь
(любишь)
пляж ты любишь
(люблю я люблю)
твердые грудки, благоухающие лосьоном «Коппертоун», и если бикини внизу достаточны узки, можно увидеть
(волосы, ее волосы ЕЕ ВОЛОСЫ В О ГОСПОДИ В ВОДЕ ЕЕ ВОЛОСЫ)
Он внезапно откинулся, пытаясь поднять ее, но оно двигалось с маслянистой быстротой и припуталось к ее волосам, точно поносы густого черного клея, и когда он ее потянул на себя, она уже кричала и стала очень тяжелой из-за него, а оно поднялось из воды извивающейся гнусной пленкой, по которой прокатывались вспышки ядерных красок – багряно-алых, слепяще изумрудных, зловеще охристых тонов.
Оно затекло на лицо Лаверн приливной волной, утопив его.
Ее ноги брыкались, пятки барабанили по, плоту. Оно извивалось и двигалось там, где прежде было ее лицо. По ее шее струилась кровь, потоки крови. Крича, не слыша своих криков. Рэнди подбежал к ней, уперся ступней в ее бедро и толкнул. Взмахивая руками, переворачиваясь, она свалилась с края плота – ее ноги в лунном свете точно алебастровые. Несколько нескончаемых секунд вода у края плота пенилась, взметывалась фонтанами брызг, словно кто-то подцепил на крючок самого огромного окуня в мире. и окунь боролся с леской как черт.
Рэнди закричал. Он кричал. А потом разнообразия ради закричал еще раз.