Кошачье кладбище (Кладбище домашних животных) (др. перевод) - Кинг Стивен. Страница 26

Луис так же бойко полез следом, не задумываясь, куда ставить ногу, не выискивая сук покрепче. Странно: в душе жила уверенность, что ничего плохого с ним в этом месте не случится, разве что сам оплошает. Глупая уверенность. Вроде той, когда несешься на машине с заляпанными грязью окнами, но веришь, что все обойдется, лишь потому, что на шее — медальон с ликом святого Христофора, покровителя путников.

Однако уверенность помогла Луису. Ни одна веточка предательски не хрустнула под ногой, ни разу не ступил он в страшный прогал, с торчащими, как иглы, побелевшими от времени и дождей острыми сучьями, которые так и норовят проткнуть, распороть, оцарапать до крови. Ни разу мягкие туфли (не лучшим образом приспособленные для лазания по кучам валежника) не заскользили на бархатистых замшелых стволах. Он не споткнулся, не покачнулся под неистовыми порывами ветра, завывавшего в густом ельнике.

Луис заметил Джада — тот постоял на вершине и начал спускаться, точно проваливался: сначала по колено, потом по пояс… Луч фонаря выхватывал из тьмы ветви деревьев уже по другую сторону… барьера. Да, именно барьера. Преграда на пути. Так стоит ли притворяться, будто это обычная куча валежника.

Вот и Луис добрался до вершины, на миг задержался, уперев правую ногу в толстый сук, торчавший из кучи, левой нащупав не очень-то надежные, пружинящие ветви — может, сухие еловые лапы? Но вниз не посмотрел, лишь перекинул тяжелый пакет с Чером в левую руку, а лопату — в правую. Подставил лицо ветру, бесконечному и неистовому, ерошившему волосы. Вдохнул холод ясного и… бесконечного вечера.

Спокойно, даже небрежно начал спускаться. Раз толстая, с руку, ветвь вдруг с треском обломилась под ногами, но Луис и ухом не повел, лишь переставил ступню чуть ниже на сук потолще. Даже не покачнулся. Теперь он, похоже, понял, как офицеры во время первой мировой разгуливали под градом пуль по брустверам окопов и еще беспечно насвистывали. Безумие, но именно оно и упоительно.

Луис спускался, не сводя глаз с маячившего впереди фонарика. Вот Джад остановился, подождал. На земле Луиса охватила бесшабашная радость — точно бензину в костер плеснули.

— Перелезли-таки! — воскликнул он. Бросил лопату на землю, хлопнул Джада по плечу. Вспомнилось, как мальчишкой он залез на самую вершину яблони, тонкие ветви гнулись под ним. И сейчас, как и двадцать лет назад, он чувствовал себя молодым, все внутри пело. — Перебрались-таки!

— А вы что, сомневались? — спросил Джад.

Луис хотел было сказать что-нибудь вроде: А КАК ЖЕ? НАМ ЕЩЕ ПОВЕЗЛО, ЧТО ЖИВЫ ОСТАЛИСЬ! Но промолчал. Ведь никаких сомнений у него и не было. С того момента, как Джад подошел к завалу, ни страха, ни беспокойства — а как назад доберемся? — он не ведал.

— Не очень, — сказал он наконец.

— Пошли. Нам еще чуток, мили три осталось.

За «барьером» тропа продолжалась, местами очень широкая, и, хотя фонарик выхватывал лишь полоску посередине, Луис чувствовал, что деревья отступили, шагалось свободнее. Он даже приметил в вышине звезды — значит, кроны деревьев не смыкались над тропой. Раз что-то или кто-то прыгнул на свет фонаря впереди, сверкнули зеленые глаза — и ОНО исчезло.

Иногда тропа суживалась так, что кусты цепляли Луиса своими мертвыми пальцами за воротник куртки. Он все чаще менял руки с тяжелой поклажей, но плечи уже ныли. Наконец, поймав нужный ритм, зашагал без остановок, как робот. Или впрямь место это заколдованное, и он подпал под его чары? Вспомнилось, как еще школьником он с друзьями и подружками отправился за город. Сначала посидели у костра, потом все разбились на парочки. Забрели они к самой электростанции, там грунтовая дорога кончалась. Так вот, не успел он всласть нацеловаться с подружкой, как она запросилась домой или хотя бы подальше отсюда, потому что здесь вдруг ни с того ни с сего зубы (правда, почти все с пломбами!) заболели. Луис и сам был рад уйти оттуда. Казалось, сам воздух вокруг электростанции давит и тревожит. Нечто похожее и сейчас, только стократ сильнее, и вместо подавленности, наоборот, приподнятость. И еще…

Джад остановился. Дальше тропа сбегала под уклон. Луис, задумавшись, едва не столкнулся со стариком.

— Вот мы почти и на месте, — обернувшись, сказал тот. — Дальше идти трудно, почти как по валежнику. Но не робейте, тверже шаг. Идите за мной и под ноги не смотрите. Видите, спуск? Так вот, внизу начинается БОЖКИНА ТОПЬ, это индейское прозвище. А белые — туда в основном скупщики меха наезжали — назвали это место ГИБЛЫМ БОЛОТОМ. Правда, те, кому удавалось ноги унести, больше не наведывались.

— Там что: трясина, зыбучие пески?

— Вот-вот, пески эти самые. Они тут с допотопных времен, а изнутри бьют ключи, вот на поверхности-то все и пузырится да булькает вроде. Мы-то просто песками зовем, а как по-научному, не знаю. — И он пристально взглянул в глаза Луису. Тому почудился недобрый огонек в глазах старика. Но вот луч фонарика стрельнул в другую сторону, и огонек в глазах потух. Джад продолжал: — Тут много странного происходит… Даже воздух особый… электрический… даже не умею объяснить.

Луис вздрогнул.

— Что-нибудь не так?

— Нет-нет, все в порядке. — И Луису вновь припомнилась ночь у электростанции.

— Даже блуждающие огоньки можно увидеть, вроде тех, что морякам в океане мерещатся. Чудные такие, как сполохи. Но вы не бойтесь. Увидите что — отвернитесь. А то и прислышаться может, будто стонет кто. Это гагары, они в карьере обосновались, далеко к югу. А звуки ишь как разносятся. Странно.

— Какие гагары? — изумился Луис. — Зимой-то?

— Да, они самые, — кивнул Джад и прибавил что-то, но Луис не разобрал. Эх, увидеть бы сейчас его лицо. Тот недобрый взгляд.

— Джад, а куда вообще мы идем? Забрались к черту на рога.

— Придем — скажу. — И Джад отвернулся. — Выбирайте кочки, бугорки.

И они пошли, высматривая, где посуше. Собственно говоря, Луис шагал наугад и оступился лишь раз, попав ботинком в застывшую на морозе кашицу. Быстро вытащил ногу и поспешил за мелькнувшим впереди лучиком фонаря. Он выхватывал из мрака темные деревья, и Луису пришли на память книжки про пиратов, читанные в детстве. Злодеи, хоронящие золотые дублоны под покровом ночи… Разумеется, одному уготовано навеки остаться на сундуке с сокровищами — он получит всенепременную пулю в сердце. Ибо пираты (так, по крайней мере, утверждали сочинители мрачных романов) верили, что мертвец — самая надежная стража.

НО МЫ ИДЕМ ХОРОНИТЬ НЕ СУНДУК С ЗОЛОТОМ, А ДОЧКИНОГО КАСТРИРОВАННОГО КОТА. И едва подавил взметнувшийся, как пузырьки в шипучке, смех.

Никаких стонов он не слышал, никаких огоньков или сполохов не видел. Лишь, взглянув под ноги, заметил белый без единого просвета туман, окутавший чуть не до пояса. Точно сеял мелкий-мелкий и густой-густой снег.

Вокруг вроде бы посветлело и потеплело. Точно, потеплело. Впереди мерно шагал Джад, перекинув через плечо кирку (не иначе сокровища хоронить!).

Необъяснимое, чудовищно-неуместное волнение не отпускало. Вдруг Луису подумалось: а что, если сейчас домой названивает Рейчел, и телефон все тренькает и тренькает. А что…

Он снова едва не налетел на Джада. Старик остановился посреди тропы, скособочив голову, сурово подобрав губы.

— Джад, что слу…

— Тс-с-с!

Луис примолк, настороженно огляделся. Туман чуть поредел, но собственных ботинок все же не видно. Он услышал хруст ветвей, шорох кустов. ЧТО-ТО — и, видно, большое — двигалось по лесу.

Он хотел было спросить Джада, не лось ли это (хотя самому сначала подумалось: МЕДВЕДЬ), но промолчал, вспомнив слова Джада: ЗВУКИ ДАЛЕКО РАЗНОСЯТСЯ.

Невольно подражая старику, Луис тоже склонил голову набок, прислушался: сейчас вроде далеко, а сейчас совсем рядом, точно угрожая. По оцарапанным щекам заструился пот. Он снова переложил тяжелый пакет из руки в руку. Ладонь тоже вспотела, и пакет так и норовил выскользнуть. Вот треск сучьев совсем рядом, вот-вот ОНО покажется из леса, поднимется на задние лапы, застит небо огромным косматым туловом.