Легенды - Кинг Стивен. Страница 56

Валентин был молод тогда, а теперь уже нет. Он понтифик Маджипура вот уже девять лет, а до того четырнадцать был короналом. В его золотистых волосах появились белые нити, и он, хотя и сохранил мускулы и выправку атлета, уже чувствует первые признаки возраста.

В тот первый раз в Велализьере он поклялся, что расчистит руины от сорных трав и пришлет сюда археологов для исследования и восстановления древних зданий. Он собирался привлечь к этой работе и вождей метаморфов.

Таким образом туземцы, презираемые и гонимые в прошлом, могли занять более значительное место в жизни Маджипура. Валентин знал, что метаморфы кипят от гнева и что их нельзя больше держать в резервациях, где вынуждали их жить его предшественники.

Он сдержал свою клятву и вернулся в Велализьер годы спустя посмотреть, каких успехов добились археологи.

Но метаморфы, возмущенные вторжением Валентина на их запретную территорию, наотрез отказались участвовать в экспедиции, чего он совершенно не ожидал.

Скоро он убедился, что метаморфы вовсе не против восстановления Велализьера, но намерены сделать это сами — когда прогонят человеческих захватчиков и прочих чужаков с Маджипура и вновь возьмут планету в свои руки.

Восстание метаморфов, тайно подготавливаемое в течение многих лет, разразилось вскоре после того, как Валентин вернул себе трон. Первая группа археологов, посланная Валентином в Велализьер, успела лишь предварительно расчистить кое-какие участки и набросать карты местности.

На время войны работы пришлось прекратить.

Боевые действия закончились победой Валентина. Составляя мирный договор, он постарался отменить как можно больше ограничений, вызывавших недовольство метаморфов. Данипьюр — таков был титул их королевы — была допущена к власти как полноправная правительница наряду с понтификом и короналом. Сам Валентин как раз тогда переместился с трона коронала на трон понтифика и вспомнил о своем плане восстановления Велализьера. Но теперь он позаботился, чтобы это происходило в тесном сотрудничестве с метаморфами. Их археологи должны были работать бок о бок с учеными из северного Аркилонского университета, которым он поручил эту задачу.

За прошлый год было сделано немало, чтобы поднять руины из забвения, в котором они столь долго пребывали. Но теперь это уже не радовало Валентина. Ужасная смерть, постигшая маститого метаморфского археолога на древнем алтаре, показывала, что в этом месте действуют какие-то злые силы.

Гармония, которую, как он полагал, принесло миру его правление, оказалась куда более шаткой, чем ему представлялось.

К тому времени, как Валентин обосновался в своей палатке, стало смеркаться. По обычаю, против которого он был бессилен, его поселили одного, а его супруга Карабелла на этот раз осталась в Лабиринте. Она и его всеми силами пыталась удержать от поездки. Тунигорн, Миригант, Наси монте и вроон заняли вторую палатку, а в третьей разместилась охрана.

Валентин вышел в вечерний сумрак. Зажглись ранние звезды, и на горизонте виднелось зарево Большой Луны. Воздух был сух до треска казалось, его можно разорвать руками, как бумагу, и на пальцах останется пыль. Странный покой царил здесь, нездешняя тишина.

Зато здесь он под открытым небом и смотрит на настоящие звезды, и здешний воздух, хоть и сухой, тоже настоящий, а не искусственный, как в городе понтификов. Валентин был благодарен за это.

Вообще-то ему не полагалось покидать Лабиринт.

Его место как понтифика там, глубоко под землей, где многочисленные ярусы укрывают его от обыкновенных смертных. Коронал, младший правитель, живущий в замке на сорок тысяч комнат на заоблачной вершине Замковой горы, — вот активная фигура, представляющая собой монархическую власть Маджипура. Но Валентин терпеть не мог сырой Лабиринт, где высокий сан вынуждал его жить, и пользовался каждым случаем, чтобы улизнуть оттуда.

А в этом случае его вмешательство было прямо-таки обязательным.

Убийство Гуукаминаана — серьезное дело, требующее расследования на высочайшем уровне, а коронал Хиссьюн как раз отбыл на далекий континент Зимроэль. Пришлось понтифику заменить его.

— Любишь смотреть на небо, да? — Герцог Насимонте приковылял из своей палатки и стал рядом. В его хриплом голосе слышались нежные ноты. — Понимаю дружище. Хорошо понимаю.

— Я редко вижу звезды, Насимонте, там, где мне приходится жить.

— Приходится? — хмыкнул герцог. — Самый могущественный человек на свете — всего лишь узник? Сколько в этом иронии! Как печально!

— Я знал с того самого дня, как стал короналом, что когда-нибудь мне придется жить в Лабиринте. И я попытался примириться с этим. Ты же знаешь, я никогда и не думал быть короналом. Если бы Вориакс остался жив…

— Да, Вориакс… — Брат Валентина, старший сын верховного советника Дамиандана, которого с детства готовили к тому, чтобы занять трон Маджипура. Насимонте пристально посмотрел на Валентина. — Ведь это метаморф сразил его тогда в лесу? Теперь-то доказано?

— Какая теперь разница, кто убил его? — неохотно сказал Валентин. — Он умер, и его трон перешел ко мне, как к другому сыну нашего отца. Я никогда и не мечтал носить эту корону. Все знали, что она предназначена Вориаксу.

— Но его ждала иная судьба. Бедный Вориакс.

— Да, бедный Вориакс. Стрела поразила его, когда он охотился в лесу на восьмом году своего корональства — стрела из лука какого-то метаморфа, затаившегося в чаще. Приняв корону своего погибшего брата, Валентин обрек себя на неизбежное сошествие в Лабиринт, когда старый понтифик умрет и он, коронал, займет его место.

— Ты верно сказал — так распорядилась судьба. И теперь я понтифик. Но я просто не могу все время сидеть под землей — и не стану.

— Да кому какое дело? Понтифик может поступать, как ему угодно.

— Да, но не выходя за рамки закона и обычая.

— Ты сам творишь закон и обычай, Валентин. Ты всегда так поступал.

Валентин понимал, что Насимонте имеет в виду. Понтифик всегда был не совсем обычным монархом. Во время своего изгнания он скитался по свету как бродячий циркач, забыв о своем титуле из-за амнезии, которой наделили его сторонники узурпатора. Эти годы изменили его необратимо, и он, даже вернув себе свои права, продолжал вести себя так, как немногие короналы до него: общался с народом, весело проповедуя мир и любовь — и это в то время, когда метаморфы готовили свою тщательно выношенную войну против ненавистных завоевателей.

И когда война наконец вынудила Валентина принять сан понтифика, он тянул сколько мог, прежде чем сдать верхний мир своему протеже Хиссьюну и спуститься в подземное царство, столь чуждое его солнечной натуре.

За девять лет своего понтификатства он пользовался любым предлогом, чтобы выйти наружу. Все понтифики до него покидали Лабиринт разве что раз в десять лет, и то лишь затем, чтобы присутствовать на торжественной церемонии в замке коронала. Но Валентин убегал при малейшей возможности и шатался по свету, как будто по-прежнему должен был совершать Выходы, входившие в обязанности коронала. Хиссьюн в таких случаях проявлял большое терпение, но Валентин не сомневался, что молодого коронала раздражает столь частое появление старшего монарха на публике.

— Я меняю то, что считаю нужным, — сказал Валентин. — Но ради Хиссьюна я обязан лезть на глаза как можно реже.

— Ну, теперь, во всяком случае, ты вылез из-под земли!

— Так-то оно так, но на этот раз я охотно бы остался. Только потому, что Хиссьюн в Зимроэле…

— Как же, как же. У тебя просто не было выбора. Кроме тебя, это следствие никто провести не мог. — Они помолчали. — Скверное дело — это убийство, — сказал наконец Насимонте. — Подумать только — раскидали куски этого бедолаги по всему алтарю! Тьфу!

— А с ним, боюсь, пришел конец и нашим стараниям наладить отношения с метаморфами.

— Ты думаешь, тут замешана политика?

— Кто его знает. Но я опасаюсь худшего.

— Ты? Неисправимый оптимист?