Лучшее за год 2005: Мистика, магический реализм, фэнтези - Датлоу Эллен. Страница 77

Из подлокотников вылезли иглы и воткнулись ему в запястья. Он невольно дернулся. Но тут же обнаружил, что не в состоянии убрать руки. Они больше его не слушались.

— Мальчик, — внезапно сказал Дракон, — каково твое истинное имя?

Уилл задрожал:

— У меня его нет.

Он немедленно почувствовал, что ответ неправильный. Повисло молчание. Потом Дракон бесстрастно сообщил:

— Я могу заставить тебя страдать.

— Да, господин, уверен, что можешь.

— Тогда назови мне свое истинное имя.

Его запястья теперь были холодными как лед. И этот холод распространился выше, до локтей, а потом — до подмышек. Это было не онемение — руки при этом ужасно болели, как будто он держал их в снегу.

— Я его не знаю! — страдальчески выкрикнул Уилл. — Не знаю! Мне его не называли. Мне кажется, у меня его вообще нет!

Огоньки сверкнули на панели приборов, как глаза зверя в ночном лесу.

— Вот как! — Впервые в голосе Дракона послышался намек на заинтересованность. — Из какой ты семьи? Расскажи мне о своих родных.

У мальчика не было никого, кроме тетки. Его родители погибли в первый день Войны. Они имели несчастье оказаться на станции Бросиланд, когда налетели драконы и сбросили свой огонь на железную дорогу. Так что Уилла потом отправили сюда, на холмы, к тете. Все сошлись на том, что здесь он будет в большей безопасности. Это случилось несколько лет назад, и временами он уже совсем не мог вспомнить своих родителей. Скоро будет помнить лишь то, что их помнит.

Что до тетки, то она стала для него всего лишь ходячим сводом правил, которые надо было по возможности не выполнять, и обязанностей, от которых следовало отлынивать. Она была набожная старуха, то и дело приносила мелких животных в жертву Безымянным и складывала их трупики под полом или прибивала гвоздями над дверями и окнами. Поэтому в хижине все время пахло гниющими мышами. Тетка все время что-то бормотала себе под нос, а в те редкие дни, когда ей случалось напиться — это случалось дважды или трижды в год, — выбегала ночью голая из хижины, ездила на корове верхом, задом наперед, и так пришпоривала ее пятками, что та опрометью носилась по холмам. В конце концов тетка валилась на землю и засыпала. На рассвете Уилл обычно приходил с одеялом и уводил ее домой. Но она не была ему близким человеком.

Все это он запинаясь рассказал. Дракон выслушал молча.

Холод поднялся до самых подмышек. Уилл содрогнулся, когда он тронул и плечи.

— Пожалуйста… — взмолился он. — Господин Дракон… Твой холод мне уже по грудь. Если он доберется до сердца, боюсь, я умру.

— А? А-а! Я задумался. — Иглы убрались внутрь подлокотников. Руки все еще оставались безжизненными, но, по крайней мере, холод перестал распространяться выше. Уилл по-прежнему чувствовал покалывание в кончиках пальцев и понимал, что теперь это ощущение будет то и дело возвращаться.

Люк открылся.

— Можешь выходить.

И он вышел на свет.

На деревню опустился страх. Боялись всю первую неделю. Но поскольку Дракон вел себя спокойно и не происходило больше ничего тревожного, жизнь мало-помалу опять вошла в свою ленивую колею. И все же окна домов, которые смотрели на главную площадь, оставались плотно закрытыми, и никто добровольно не ходил через нее, как будто там, в самом центре, сгустилась глухая, мрачная тишина.

Как-то раз Уилл и Пак Ягодник ходили по лесу, проверяли ловушки, поставленные на кроликов и верблюдопардов (сменилось уже несколько поколений, с тех пор как в Авалоне в последний раз поймали парда, и все-таки они еще надеялись), как вдруг на тропинке показался Точильщик Ножниц. Он куда-то спешил, пыхтел, отдувался и тащил что-то яркое, светящееся.

— Эй, кривоногий! — окликнул Уилл. Он только что связал задние лапы попавшегося в ловушку кролика, чтобы удобнее было закинуть его на плечо. — Привет, толстобрюхий! Что это у тебя?

— Не знаю. С неба свалилось.

— Врешь! — фыркнул Пак.

Мальчики запрыгали вокруг толстого Точильщика, пытаясь выхватить у него добычу. По форме она напоминала корону или, может быть, птичью клетку. Ее металлические грани были гладкие и блестящие. Мальчики никогда не видели ничего подобного.

— Должно быть, яйцо птицы рух… или феникса!

— И куда ты его несешь?

— В кузницу. Вдруг кузнец сможет разбить его и перековать на что-нибудь стоящее… — тут Точильщик Ножниц сильно оттолкнул Пака, едва не выпустив из рук драгоценную находку, — а мне даст за эту штуку пенни или даже целых три.

Маргаритка Дженни выскочила из зарослей полевых цветов у свалки и, увидев золотую штуковину, бросилась к ней, тряся своими хвостиками и клянча: «Дай-дай-дай!» Невесть откуда возникли две девчушки Жужжалки и Трубочист. И даже Чистильщик Котла бросил свой пучок металлической проволоки и тоже прибежал. Так что к тому времени, как Заливные Луга превратились в Грязную Улицу, побагровевший Точильщик Ножниц уже по уши увяз в толпе.

— Уилл, паршивец ты этакий!

Оглянувшись, Уилл увидел свою тетку, Слепую Энну. Она отчаянно пробивалась к нему. В каждой руке у нее было по ободранной от коры ветке ивы — как две белые антенны. Ивовыми ветками Энна ощупывала дорогу перед собой. Выражение лица под рюшами чепчика было угрюмое. Уилл хорошо знал, чего ждать, когда она в таком настроении, и даже не попытался спрятаться.

— Тетя… — начал было он.

— Не называй меня тетей, лентяй! Давно пора закопать жаб и вымыть крыльцо! Почему тебя никогда нет, когда ты нужен?

Она подхватила его под руку и потащила к дому, продолжая ощупывать дорогу своими ветками.

А тем временем Точильщику Ножниц дети так заморочили голову, что он и не заметил, как ноги понесли его привычной дорогой — через главную площадь, а не в обход. Впервые после появления Дракона в этом уголке деревни раздавались голоса и смех детей. Уилл, которого тетка волокла в противоположную сторону, с тоской оглядывался через плечо на своих веселящихся приятелей.

Дракон открыл один глаз — посмотреть, что за шум. Он даже в тревоге приподнял голову. И властным голосом приказал:

— Бросьте это!

Испуганный Точильщик Ножниц повиновался.

Эта штука взорвалась.

Когда пытаешься вообразить себе нечто волшебное — получается удивительно, но когда волшебное действительно происходит — это страшно, это ужаснее всего, что может нарисовать воображение. После шока и потери сознания Уилл очнулся на спине посреди улицы. В ушах у него звенело, а все тело странно онемело. Он видел множество ног — люди бежали. И еще… кто-то бил его хворостиной. Нет, двумя.

Он сел, и конец хворостины едва не угодил ему в глаз. Он схватился за него обеими руками и сердито дернул.

— Тетя! — заорал он.

Слепая Энна продолжала размахивать другой веткой и тянула к себе ту, в которую вцепился Уилл.

— Тетя, перестань!

Но, разумеется, она не услышала его, он и сам-то едва слышал себя из-за звона в ушах.

Он поднялся на ноги и обхватил тетку обеими руками. Она пыталась бороться с ним, и Уилл вдруг с удивлением обнаружил, что она ничуть не выше его ростом. Когда это случилось? Она ведь была вдвое выше его, когда он приехал сюда, в деревню.

— Тетя Энна! — крикнул он прямо ей в ухо. — Это я, Уилл. Я здесь!

— Уилл! — Ее глаза наполнились слезами. — Ты бессердечный, бессовестный мальчишка! Где ты шляешься, когда дома столько дел?

Через ее плечо он видел площадь, покрытую чем-то черным и красным. Похоже, это были тела. Он на мгновение зажмурился, а когда открыл глаза, площадь уже наполнилась жителями. Они склонялись над телами, что-то делали с ними. У некоторых были запрокинуты головы, как будто они кричали. Но, конечно, он не мог их слышать, при таком-то звоне в ушах.

— Я поймал двух кроликов, Энна! — прокричал он тетке прямо в ухо. Связанные за задние лапы кролики все еще болтались у него на плече. Странно, как это они удержались. — Можно съесть их на ужин.

— Это хорошо, — отозвалась она. — Я могу разделать и потушить их, пока ты моешь крыльцо.