Мёртвая зона (другой перевод) - Кинг Стивен. Страница 67
Чак с треском захлопнул книгу.
— Все! Кто нырнет последним, тот слабак!
— Подожди, Чак!
— О-ох! — Чак тяжело опустился в шезлонг с тем страдальческим выражением, которое неизменно появлялось у него на лице при обсуждении прочитанного. Сквозь природный оптимизм и добродушие нет-нет да и проглядывали страх и растерянность. Причем страх был сильным, а растерянность — полной. Потому что в современном мире читают все, а неграмотный человек в Америке — это динозавр, неведомо как попавший в наше время. Отлично понимая это, Чак с ужасом ждал начала нового учебного года и вполне реальных неприятностей.
— Всего пара вопросов, Чак.
— А смысл? Ты же знаешь, что я на них все равно не отвечу.
— Ответишь! На этот раз ты точно на все ответишь.
— Я никогда не понимаю того, что читаю, и ты в этом давно убедился. — Чак насупился, и вид у него был несчастный. — И мне непонятно, зачем ты у нас остался, разве что из-за еды.
— Ты ответишь на мои вопросы, потому что они не про книгу.
Чак поднял голову.
— Не про книгу? Тогда зачем задавать их? Я думал…
— Доставь мне удовольствие ладно?
Сердце Джонни бешено колотилось, и он вдруг понял, что сам боится, правда, совсем не удивился этому. Он давно выжидал подходящего случая, и сейчас такая возможность наконец представилась. Миссис Четсворт не крутилась поблизости и не бросала на них озабоченные взгляды, отчего Чак только нервничал. В бассейне не плескались приятели Чака — при них чтение вслух казалось ему унизительным занятием отстающего первоклашки. Но самое главное — сейчас здесь не было отца Чака, которого он боготворил. Роджер уехал в Бостон на заседание комиссии по охране окружающей среды, где обсуждалось загрязнение водоемов Новой Англии.
Из книги Эдварда Стэнни «Исследование необучаемости»:
Пациент Руперт Дж. сидел в третьем ряду кинотеатра. Он находился на шесть рядов ближе к экрану, чем остальные зрители, и был единственным, кто заметил, как загорелся мусор на полу. Руперт Дж. вскочил и закричал: «П-п-п-п…», но сзади на него зашикали и велели сесть.
— И что вы при этом почувствовали? — спросил я у Руперта Дж.
— Объяснить, что я почувствовал, невозможно, — ответил он. — Я испугался, но отчаяние, охватившее меня, было гораздо сильнее страха. Я ощущал свою неадекватность и полную никчемность. Из-за заикания я всегда комплексовал, а тут добавилось и чувство беспомощности!
— А что-нибудь еще вы чувствовали?
— Да. Я чувствовал зависть, потому что огонь заметит кто-то другой и…
— Станет героем, спасшим жизни?
— Да, именно так. Я — единственный, кто увидел, что начинается пожар. А ничего, кроме «П-п-п-п…», как заевшая пластинка, выдавить из себя не мог. Неполноценный член общества — иначе и не скажешь.
— И как же удалось преодолеть этот барьер?
— Накануне у моей матери был день рождения. Я купил ей букет роз. И вот со всех сторон на меня продолжают шикать, а я стою и думаю, что сейчас открою рот и закричу что есть силы: «Розы!» Я знал, что это слово мне удастся.
— И что было дальше?
— Я открыл рот и заорал что было сил: «Пожар!»
Джонни прочитал об этом случае восемь лет назад в предисловии к книге Стэнни, но помнил о нем до сих пор. Он всегда считал, что ключевым словом в воспоминаниях Руперта Дж. было «бессилие». Если мужчина считает, что в какой-то конкретный момент для него нет ничего важнее, чем проявить состоятельность в постели с женщиной, то риск импотенции увеличивается в десятки, если не в сотни раз. А если самым важным на свете становится чтение…
— А у тебя есть второе имя, Чак?
— Мэрфи, — ответил тот с ухмылкой. — Ужас, правда? Девичья фамилия матери. Но если проболтаешься об этом Джеку или Элу, то сильно пожалеешь: я не посмотрю, что ты такой худой.
— Не проболтаюсь. А когда у тебя день рождения?
— Восьмого сентября.
Джонни засыпал Чака вопросами, не давая времени на размышление, правда, ответы и не требовали раздумий.
— А как зовут твою девушку?
— Бет. Ты же с ней знаком, Джонни…
— А как ее второе имя?
— Альма, — ухмыльнулся Чак. — Ужасное, верно?
— А как зовут твоего деда по отцовской линии?
— Ричард.
— Кто тебе понравился больше всех в восточном дивизионе Американской бейсбольной лиги?
— «Янки». Как они всех «несли».
— А кого бы хотел в президенты?
— Джерри Брауна.
— Ты собираешься продавать свой «корвет»?
— В этом году — нет. Может, на будущий год.
— Из-за матери?
— Ну да! Говорит, что потеряла покой, видя, как я гоняю.
— А как Красный Ястреб сумел обойти посты и убить Денни Джунипера?
— Шербурн не обратил внимания на люк, который вел на чердак тюрьмы, — быстро ответил Чак не думая, и Джонни почувствовал ликование. У него перехватило дыхание, как от большого глотка крепкого виски. Сработало! Он заставил Чака говорить о «розах», и тот закричал: «Пожар!».
Чак удивленно смотрел на него.
— Красный Ястреб пробрался на чердак через слуховое окно, открыл люк, застрелил Денни Джунипера и Тома Кениона.
— Все верно, Чак.
— Я вспомнил! — пробормотал тот, и его глаза округлились, а губы растянулись в улыбке. — Ты одурачил меня и заставил вспомнить!
— Я просто взял тебя за руку и помог обойти препятствие, в которое ты все время упирался, — объяснил Джонни. — Но оно никуда не делось, Чак, поэтому обольщаться не стоит. Как звали девушку, которой увлекся Шербурн?
— Ее звали… — Взгляд Чака затуманился, и он удрученно покачал головой: — Не помню! — Он со злостью стукнул себя по колену. — Ничего не помню! Ну что же я за кретин?!
— А ты помнишь, как, по рассказам, познакомились твои родители?
Чак перевел взгляд на Джонни и слегка улыбнулся:
— Конечно! Мама работала в конторе по прокату автомобилей в Чарлстоне, штат Южная Каролина, и дала отцу машину со спущенным колесом. — Чак засмеялся. — Она до сих пор утверждает, что вышла за него замуж, чтобы дать ему шанс выбиться в люди.
— А как звали девушку, которой увлекся Шербурн?
— Дженни Лэнгхорн. Себе на беду. Она же была с Грэшемом! Рыжая. Как Бет. Она… — Он осекся и вытаращил на Джонни глаза, будто тот достал из кармана рубашки живого кролика. — У тебя снова получилось!
— Нет, это у тебя получилось. Простой прием переключения внимания. Так почему ты считаешь, что Джон Шербурн увлекся ею «себе на беду»?
— Да потому что Грэшем — большая шишка в том городе…
— В каком городе?
Чак открыл рот, но ничего не произнес. Он отвернулся, посмотрел на бассейн и, улыбнувшись, снова перевел взгляд на Джонни.
— Эмити! Как в фильме «Челюсти»!
— Отлично! А как ты вспомнил название?
— Наверное, это глупо, но я подумал, не поучаствовать ли в отборочных соревнованиях по плаванию, и — бац! — все получилось! Вот так штука! Обалдеть!
— Хорошо. На сегодня, думаю, достаточно. — Джонни чувствовал себя выжатым как лимон, но совершенно счастливым. — Сегодня ты совершил настоящий прорыв, если сам еще не понял. Пошли купаться! Кто нырнет последним, тот слабак!
— Джонни!
— Что?
— Это всегда будет срабатывать?
— Да, если войдет в привычку. И каждый раз, когда тебе удастся обходить это препятствие, а не лезть напролом, оно будет становиться все меньше и меньше. Не сомневаюсь, ты сам скоро убедишься, насколько легче станет читать. У меня в загашнике есть еще два-три хитрых приема. — Он замолчал, рассчитывая, что эти слова подтолкнут Чака к самовнушению.
— Спасибо! — Лицо юноши выразило искреннюю благодарность. — Если поможешь мне с этим справиться, я… да я готов за это ноги целовать! Иногда мне так страшно! Кажется, что я подвожу отца…
— Чак, неужели ты не понимаешь, что в этом отчасти и кроется причина всех твоих проблем?
— Правда?
— Да. Ты стараешься всех и во всем обогнать. Все делаешь с перехлестом! Но знаешь, проблема, возможно, и не в психологической блокировке. Есть мнение, что проблемы с чтением, синдром Джексона и прочие подобные фобии — некое… умственное родимое пятно. Что-то вроде забитого канала, неисправного реле, мертвой… — Джонни замолчал.