Мёртвая зона (другой перевод) - Кинг Стивен. Страница 82

Голова у Джонни шла кругом. Скоро заломит в висках: размышления о Греге Стилсоне всегда заканчивались тяжелой головной болью. Пора ложиться спать, и только бы ничего не приснилось!

Но вопрос оставался открытым и не давал покоя.

Он написал его крупными буквами в одном из блокнотов и обвел несколько раз, словно пытаясь удержать взаперти. Вопрос звучал так: «Если бы ты вернулся на машине времени в 1932 год, то убил бы Гитлера?»

Джонни взглянул на часы. Без четверти час. Наступило 3 ноября, и выборы в год двухсотлетнего юбилея стали частью истории. Хотя в штате Огайо голоса еще не подсчитаны, но Картер опережал соперника. Все уже ясно. Все переживания позади, выборы проиграны одним и выиграны другим, Джерри Форду больше ничего не светило, по крайней мере до 1980 года.

Джонни подошел к окну. Большой особняк был погружен в темноту, но в комнате Нго над гаражом горел свет. Будущий американский гражданин смотрел великий американский ритуал, совершаемый каждые четыре года: одни пройдохи уходят, и на их место приходят другие. Не исключено, что Гордон Старчан, помощник президента Никсона, был не так уж не прав, давая ложные показания Уотергейтскому комитету. Придя к такому выводу, Джонни лег спать, но заснуть удалось не сразу.

И ему приснился смеющийся тигр.

Глава двадцать вторая

1

Как и планировалось, Эрб Смит сочетался вторым браком с Шарлин Маккензи 2 января 1977 года. Церемония состоялась в конгрегационной церкви на Саутвест-Бенд. К алтарю невесту вел ее восьмидесятилетний отец, почти слепой. Джонни стоял рядом со своим отцом и в нужный момент передал ему кольца. Все прошло безукоризненно: очень торжественно и трогательно.

На бракосочетание приехали Сара Хазлетт с мужем и сыном. Денни уже выходил из младенческого возраста, и беременная Сара светилась от счастья. Глядя на нее, Джонни почувствовал острый укол ревности, но вскоре неприятное ощущение прошло, и на приеме после церемонии он подошел к ним.

Мужа Сары он видел впервые. Тот оказался высоким и представительным мужчиной с тонкими усиками и ранней сединой. Уолтер, уже сенатор штата Мэн, с удовольствием рассказывал о перипетиях национальных выборов и трудностях работы с независимым губернатором, не обращая внимания на Денни, который тянул его за штанину и просил воды.

Сара говорила мало, но Джонни чувствовал на себе взгляд ее сияющих глаз — от него ему было немного не по себе, но все же он испытывал удовольствие, соединенное с грустью.

Спиртное лилось рекой, и Джонни позволил себе на два бокала больше двух обычных. Наверное, из-за чувств, нахлынувших на него, когда он увидел Сару, а особенно потому, что она приехала со всей семьей. Да и глядя на счастливое лицо Шарлин, Джонни впервые осознал, что Вера Смит окончательно ушла из их жизни. Вскоре после отъезда Хазлеттов он подошел к отцу невесты Гектору Маркстоуну, ощущая в голове приятный шум.

Старик сидел в углу возле остатков свадебного торта, сложив скрюченные артритом пальцы на ручке трости. Одна дужка его темных очков была обмотана черной изоляцией. Рядом стояли две пустые бутылки из-под пива и недопитая третья. Подавшись вперед, Гектор Маркстоун вгляделся в лицо Джонни.

— Ты — сын Эрба?

— Да, сэр.

Снова пристальный взгляд.

— У тебя неважный вид, мальчик.

— Наверное, слишком поздно ложусь.

— Похоже, тебе нужно отвлечься. Найти для себя развлечение.

— А вы участвовали в Первой мировой? — спросил Джонни, увидев на пиджаке старика медали, в том числе французский крест «За боевые заслуги».

— А как же! — оживился Маркстоун. — Служил под началом Джона Першинга по прозвищу Блэк Джек. Американский экспедиционный корпус, 1917 и 1918 годы. Прошли огонь и воду. И грязь топтали, и дерьмо хлебали. Битва в лесу Белло [15], мой мальчик. Лес Белло! Сейчас это просто название в учебниках истории. А я был там! И видел, как умирают! И грязь топтали, и дерьмо хлебали, и жизни в окопах свои отдавали.

— Шарлин рассказывала, что ваш сын… ее брат…

— Бадди? Да! Сейчас он приходился бы тебе сводным дядькой. Как мы к нему относились? Думаю, любили. Вообще-то его нарекли Джо, но чуть ли не с самого рождения все звали его Бадди. Для матери Шарлин получение той телеграммы о гибели было первым шагом к могиле.

— Его убили на войне?

— Да. В 1944 году, в местечке Сен-Ло. Совсем близко от леса Белло, во всяком случае, по нашим меркам. Его убила нацистская пуля.

— Я работаю над рукописью. — Джонни чувствовал хмельное удовлетворение от того, что так ловко направил разговор в нужное русло. — Надеюсь, удастся продать ее крупному издательству вроде «Атлантик» или «Харперс»…

— Так ты писатель? — Темные очки уставились на Джонни.

— Надеюсь стать им. — Джонни уже жалел, что затеял этот разговор. — Да, я писатель и пишу в блокнотах по ночам. Пишу о Гитлере.

— О Гитлере? И что же?

— Ну… представьте… представьте на секунду, что с помощью машины времени вы оказались в 1932 году. В Германии. И случайно встретили Гитлера. Вы убили бы его?

Черные очки приблизились вплотную к лицу Джонни, и тот сразу протрезвел, уже не чувствуя себя ни находчивым, ни умным. Казалось, от ответа старика зависела вся его жизнь.

— Ты шутишь, сынок?

— Нет, не шучу.

Гектор Маркстоун снял одну руку с набалдашника трости и сунул ее в карман брюк. Покопавшись там, он вытащил складной нож. За долгие годы пользования рукоять стала гладкой и, пожелтев, напоминала благородную слоновую кость. Второй рукой он с величайшей осторожностью, характерной для артритиков, открыл одно лезвие. Оно зловеще блеснуло в ярком свете зала приемов. В 1917 году этот нож совершил путешествие во Францию с молодым человеком, который вместе с такими же юнцами отправился в Европу, чтобы не позволить грязным гуннам убивать младенцев и насиловать монахинь, а заодно желая показать французам, как надо воевать. Этих юнцов расстреливали из пулеметов, их косила дизентерия и «испанка», их травили фосгеном и горчичным газом. Эти мальчишки выбрались из леса Белло, оборванные и напуганные до смерти, будто повстречали самого Сатану. И все оказалось напрасным, потому что все повторилось сызнова.

Слышалась музыка, люди смеялись и танцевали, из светильников лился мягкий свет. Но все это существовало где-то в параллельном мире, а для Джонни реальность свелась к обнаженному лезвию и гипнотизирующему блеску сверкающего острия.

— Ты видишь это? — тихо спросил Маркстоун.

— Да, — выдохнул Джонни.

— Я вонзил бы его в спину, прямо в черное лживое сердце. Я вонзил бы его как можно глубже… а потом еще и повернул. — Он показал как: сначала по часовой стрелке, а потом против нее. Улыбнувшись, Маркстоун обнажил гладкие, как у младенца, десны с одним желтым зубом. — Но прежде я смазал бы лезвие крысиным ядом.

2

— Убить Гитлера? — переспросил Роджер Четсворт, выпуская клубы пара. Они гуляли по заснеженному лесу за даремским особняком. Было удивительно тихо, и, хотя уже наступил март, морозная погода напоминала разгар января.

— Да.

— Интересный вопрос, — задумчиво произнес Роджер. — Беспредметный, но любопытный. Нет. Я не стал бы убивать его. Думаю, скорее, вступил бы в партию и стал бы действовать изнутри. Добился бы его исключения или подставил, понятно, зная наперед, чем все обернется.

Джонни вспомнил о дубинках из бильярдных киев и ярко-зеленых глазах Санни Эллимана.

— Не исключено, что вас прикончили бы самого! — заметил он. — В 1933-м те парни не только распевали песни в пивных.

— Что верно, то верно. — Роджер взглянул на Джонни. — А как поступили бы вы?

— Не знаю.

Роджер сменил тему:

— А как медовый месяц вашего отца с новой женой?

Джонни усмехнулся. Как раз в это время в Майами-Бич, куда они отправились, работники гостиниц объявили забастовку со всеми вытекающими из этого обстоятельствами.