Мистер Мерседес - Кинг Стивен. Страница 78

Ее искусанные губы поджимаются.

– Хорошо, но я тоже поеду.

– Нет, – возражает Ходжес. – Это опасно.

– Если это опасно для меня, то опасно и для вас. – Она не смотрит на Ходжеса, глаза избегают его лица, но голос у нее твердый. – Вы можете оставить меня, но тогда я позвоню в полицию и дам им адрес Брейди Хартсфилда, как только вы скроетесь из виду.

– У тебя нет адреса, – говорит Ходжес, сам понимая, что это не аргумент.

Холли не отвечает, но это всего лишь дань вежливости. Ей даже не нужно заходить в «Дисконт электроникс» и спрашивать блондинку. Имя известно, а уж адрес она без труда выудит из своего чертова айпада.

Твою мать!

– Ладно, можешь ехать. Но за руль сяду я, а по прибытии ты и Джером останетесь в машине. Надеюсь, с этим все понятно?

– Да, мистер Ходжес.

На этот раз она смотрит на него и не отводит глаз три полные секунды. Возможно, это шаг вперед. Во всяком случае, для Холли, – думает он.

Из-за прошлогодних значительных сокращений бюджета экипаж большинства городских патрульных автомобилей состоит из одного человека. Лоутауна это не касается. В Лоутаун копы ездят в паре, и идеальная пара включает хотя бы одного цветного, потому что в этом районе меньшинства составляют большинство. Третьего июня, чуть позже полудня, патрульные Лаверти и Росарио едут по Лоубрайр-авеню примерно в полумиле от того места, где Билл Ходжес помешал троице троллей ограбить мальчишку. Лаверти – белый, Росарио – латиноамериканка. Поскольку ездят они на ГПА-54, в управлении зовут их не иначе как Туди и Малдун, в честь копов древнего сериала «Машина 54, где вы?». Амарилис Росарио иногда веселит рыцарей в синем на построении перед сменой, говоря: «О-ох, о-ох, Туди, у меня есть идея!» Эти слова, произнесенные с доминиканским акцентом, ласкают слух и всегда вызывают смех.

Но на службе она свое дело знает. Они оба знают. Без этого в Лоутауне никак.

– Эти мальчишки на углах напоминают мне «Синих ангелов» [40] в том воздушном шоу, которое я однажды видела, – говорит она.

– Да?

– Они замечают нас и срываются с места. Смотри, вон еще один.

Они подъезжают к пересечению Лоубрайр и Страйк, и мальчишка в свитере «Кливлендских кавалеров» (на два размера больше и совершенно неуместном в столь жаркий день) внезапно покидает угол, на котором болтался, и рысцой бежит по Страйк. Выглядит он лет на тринадцать.

– Может, он вспомнил, что четверг – учебный день, – замечает Лаверти.

Росарио смеется:

– Ну ты скажешь.

Впереди – перекресток Лоубрайр и авеню Мартина Лютера Кинга. МЛК – еще одна основная магистраль гетто, и на этот раз с десяток мальчишек внезапно вспоминают, что у них полно дел в каком-то другом месте.

– Действительно, эскадрилья, ты права, – говорит Лаверти и смеется, хотя смешного тут мало. – Слушай, где хочешь поесть?

– Давай поглядим, стоит ли тот вагончик на Рендолфе, – отвечает она. – Что-то захотелось тако.

– «Сеньор Тако» – это хорошо, – кивает Лаверти, – но только без бобов. Нам еще четыре часа в… эй, посмотри, Рози. Это странно.

Впереди на тротуар выходит мужчина с длинной коробкой, в каких перевозят цветы. Это странно, потому что дверь, из которой вышел мужчина, ведет не в цветочный магазин, а в ломбард «Королевская цена». Странно и потому, что мужчина, похоже, белый, а они сейчас в самой черной части Лоутауна. Мужчина приближается к грязному белому «Эконолайну», который стоит у выкрашенного желтым бордюрного камня: такая парковка тянет на штраф в двадцать долларов. Но Лаверти и Росарио голодны, они уже настроились на тако, такие вкусные с острым соусом – его в «Сеньоре Тако» держат на прилавке, – и готовы закрыть глаза на это прегрешение. Вероятно, закрыли бы.

Но.

Дэвид Беркович попался на штрафной квитанции за неправильную парковку. Теда Банди арестовали из-за разбитого заднего фонаря. Сегодня цветочной коробки с порванными клапанами хватает, чтобы изменить мир. Мужчина роется в кармане в поисках ключей от старого минивэна (в Лоутауне даже император Мин с Монго не оставил бы свой автомобиль незапертым), и коробка наклоняется. Оторванный клапан откидывается, и из нее что-то выскальзывает.

Мужчина подхватывает это что-то и запихивает в коробку до того, как оно ударяется об асфальт, но Ларри Лаверти провел два года в Ираке и РПГ узнает с первого взгляда. Он включает мигалку и останавливает патрульный автомобиль за спиной белого парня. Тот оглядывается. На его лице – изумление.

– Оружие к бою! – кричит Лаверти напарнице. – Вылезаем!

Они распахивают дверцы и выскакивают с «глоками» в руках, целясь в небо.

– Бросьте коробку, сэр! – кричит Лаверти. – Бросьте коробку и упритесь руками в борт! Наклонитесь вперед! Быстро!

На мгновение этот парень – ему под сорок, смуглая кожа, покатые плечи – крепко прижимает коробку из-под цветов к груди, словно ребенка. Но Росарио опускает пистолет, направляя его мужчине в грудь, и тот бросает коробку. Крышка отлетает, и Лаверти видит, что в коробке ручной противотанковый гранатомет российского производства.

– Вот дерьмо! – восклицает Росарио. – Туди, Туди, у меня…

– Патрульные, опустите оружие!

Лаверти держит на мушке гранатометчика, но Росарио поворачивается и видит седоволосого белого мужчину в синей куртке. Он с наушником и с «глоком». Прежде чем она успевает произнести хоть слово, улица заполняется людьми в синих куртках, которые бегут к ломбарду «Королевская цена». Один тащит портативный таран «Стингер». Копы называют такие дверевышибалами. Росарио видит буквы АТО [41] на спинах и сразу понимает, что они крепко вляпались.

– Патрульные, опустите оружие. Я – агент Джеймс Косински, АТО.

– Может, вы хотите, чтобы сначала один из нас надел на него наручники? – спрашивает Лаверти. – Просто интересуюсь.

Бойцы АТО врываются в ломбард «Королевская цена», совсем как рождественские покупатели в «Уол-март» в «черную пятницу». Толпа зевак собирается на противоположной стороне улицы. Все слишком потрясены количеством бойцов, чтобы поливать их нецензурной бранью. Или забрасывать камнями.

Косински вздыхает:

– Валяйте. Все равно из конюшни лошадь ушла.

– Мы не знали, что вы здесь что-то делаете, – говорит Лаверти. Тем временем гранатометчик завел руки за спину и сблизил запястья. Всем понятно, что это не первый его арест. – Он доставал ключи от минивэна, и я увидел, как из коробки выползает гранатомет. Что мне оставалось делать?

– То, что вы и сделали. – Из ломбарда доносится звон разбиваемых стекол, крики, грохот приступившего к работе дверевышибалы. – Вот что я вам скажу, раз уж вы здесь: почему бы вам не усадить мистера Кавелли на заднее сиденье вашей машины? А потом пойдем туда и поглядим, что мы нарыли.

Пока Лаверти и Росарио вталкивают арестованного на заднее сиденье патрульного автомобиля, Косински замечает номер.

– Так кто из вас Туди, а кто Малдун?

Когда группа захвата АТО, возглавляемая агентом Косински, начинает инвентаризацию содержимого большого склада за скромным ломбардом «Королевская цена» на авеню Мартина Лютера Кинга, серый седан «мерседес» останавливается у тротуара перед домом 49 по Элм-стрит. Ходжес сидит за рулем, а на месте штурмана – Холли, которая утверждает – и определенная логика в этом есть, – что автомобиль скорее принадлежит ей, чем им.

– Кто-то дома, – сообщает она. – На подъездной дорожке – потрепанная «хонда-сивик».

Ходжес видит старика, который, волоча ноги, приближается к ним от дома напротив.

– Сейчас я поговорю с Обеспокоенным гражданином. Вы двое держите рот на замке.

Он опускает стекло.

– Помочь вам, сэр?

– Я подумал, что, возможно, смогу помочь вам. – Блестящие глаза старика всматриваются в Ходжеса и его спутников. Разглядывают автомобиль. Ходжеса это не удивляет. Автомобиль роскошный. – Если вы ищете Брейди, то вам не повезло. На подъездной дорожке машина миссис Хартсфилд. Она там уже не одну неделю. Не уверен, что она вообще на ходу. Возможно, миссис Хартсфилд уехала с ним, потому что сегодня я ее не видел. Обычно вижу каждый день, когда она выходит за почтой. – Он указывает на почтовый ящик рядом с парадной дверью дома 49. – Ей нравятся каталоги. Как и большинству женщин. – Протягивает руку с узловатыми пальцами. – Хэнк Бисон.