Под куполом - Кинг Стивен. Страница 66
- Подождите здесь.
Она пошла в кухню и открыла холодильник (теперь уже теплый, скоро все растает, почему-то от этого она всхлипнула) и достала оттуда пластиковый пакет травы. Один из трех галлоновых[183] пакетов, которые она там держала.
Она уже начала поворачиваться, и вдруг кто-то обхватил ее за плечи, а кто-то другой вырвал у нее из рук пакет.
- Я хочу вновь взглянуть на твои розовые трусы, - произнес Мэл ей прямо в ухо. - Посмотреть, есть ли надпись ВОСКРЕСЕНЬЕ у тебя на сраке. - Он задрал ей майку выше талии. - Нет, я так и знал.
- Перестаньте! Прекратите!
Мэл засмеялся: и-го-го-го-го.
Ей прямо в глаза ударил луч света, но она успела узнать узкую голову того, кто держал фонарь: Фрэнки Делессепс.
- Ты огрызалась мне сегодня, - сказал он. - К тому же ты меня ударила, сделала больно моей рученьке. А я всего лишь сделал это. - И он вновь схватил ее за грудь.
Она попробовала отбить руку. Нацеленный ей в лицо луч света моментально уперся в потолок. И тут же резко опустился вновь. Боль взорвалась у ней в голове. Он ударил ее фонарем.
- Ой! Ой, как больно! ЧТО ты делаешь!
- Это, бля, еще не больно. Тебе повезло, что я не арестовал тебя за продажу наркотиков. Стой спокойно, если не хочешь получить еще.
- Как-то эта трава воняет мерзко, - произнес Мэл деловым тоном. Он так и стоял сзади, задрав ее майку.
- Да и сама она тоже, - добавила Джорджия.
- Должны конфисковать эту траву у тебя, сучечка, - сказал Картер. - Извиняй.
Фрэнки вновь ухватил ее за сиську:
- Стой спокойно, - крутил он сосок. - Стой спокойно, говорю. - Голос у него стал хриплым. Дыхание участилось.
Она поняла, к чему идет. Закрыла глаза. «Хоть бы только ребенок не проснулся, - подумала она. - Хоть бы они не сделали чего-нибудь другого. Худшего».
- Давай, - подначила Джорджия. - Покажи ей, чего ей не хватает с тех пор, как смылся Фил.
Фрэнки махнул фонарем в сторону гостиной:
- Давай на диван. И раздвигай ноги.
- А ты не хочешь сначала зачитать ей ее права? - спросил Мэл и засмеялся: и-го-го-го-го. Сэмми подумала, если она вновь услышит этот его смех, у нее лопнет голова. Но двинулась к дивану, наклонив голову, с опущенными плечами.
Картер перехватил ее на полдороги, развернул к себе, подсветив фонарем снизу свое лицо, превратив его в маску какого-то гоблина.
- Ты кому-то расскажешь об этом, Сэмми?
- Н-Н-Нет.
Гоблин кивнул.
- Умная девушка. А никто тебе и не поверит все равно. Кроме нас, конечно, а мы тогда вернемся сюда, и уже надлежащим образом тебя заебём.
Картер толкнул ее на диван.
- Трахай ее, - вскрикнула Джорджия взволнованным голосом, нацелив фонарь на Сэмми. - Трахайте эту суку.
Трахнули ее все трое молодчиков. Фрэнки был первым, он прошептал:
- Держи лучше рот на замке, пока тебе не прикажут сосать, - и вошел в нее.
Следующим был Картер. Во время его на ней прыганья проснулся и начал плакать Малыш Уолтер.
- Заткни глотку, мальчик, а то мгне придець зачтайт тебе твой пгава! - проревел Мэл Ширлз и засмеялся: и-го-го-го-го-го-го.
11
Уже было около полночи.
На своей половине кровати крепко спала Линда Эверетт; день ей выпал изнурительный, завтра утром вновь на службу (обеспечивать э-ва-ку-а-цию), и даже беспокойные мысли о Дженнилл не помешали ей заснуть. Она не храпела, нет, лишь тихонькое ху-ху-ху звучало с ее половины кровати.
У Расти день был не менее изнурительным, но заснуть он не мог, и мешало ему не беспокойство из-за Джен. С ней все будет хорошо, думал он, по крайней мере, в ближайшее время. Если ее судороги не будут усиливаться, он их сможет сдержать. Если закончатся запасы заронтина в госпитале, он достанет лекарство у Сендерса в аптеке.
А думал он о докторе Гаскелле. И о Рори Динсморе, конечно. У Расти перед глазами стояла окровавленная, пустая дыра, там, где у мальчика раньше был глаз. Он слышал слова, сказанные Гаскеллом Джинни: «Я еще не оглупел, то есть не оглох».
Вот только он умер теперь.
Расти перевернулся на другой бок, стараясь прогнать эти воспоминания, но вместо этого вспомнилось бормотание Рори: «Это Хэллоуин». А вслед за этим голос его собственной дочурки: «Это Большая Тыква виновата! Тебе нужно остановить Большую Тыкву!»
У его дочери были судороги. Рори Динсмору в глаз срикошетила пуля, и ее фрагмент застрял в его мозгу. О чем это говорит?
Ни о чем. Как тот шотландец сказал в «Затерянных»[184]? - «Не принимай ошибочно случайность за судьбу».
Может, и да. Может, и нет. Но «Затерянные» были давно. Тот шотландец мог бы сказать и наоборот: «Не принимай ошибочно судьбу за случайность».
Он перевернулся на другой бок и теперь вспомнил черный заголовок вечернего спецвыпуска «Демократа»: БАРЬЕР БУДУТ ПРОБИВАТЬ ВЗРЫВЧАТКОЙ!
Все напрасно. Сейчас заснуть не удастся, и наихудшее в таком состоянии - силком загонять себя в страну сна.
Внизу лежалая половинка знаменитого пирога Линды, с апельсинами и калиной; когда пришел домой, он видел его там на полке. Расти решил пойти в кухню, посидеть за столом, съесть пирог, а заодно и полистать свежий номер «Американского семейного доктора»[185]. Если какая-нибудь статья о коклюше ему не навеет сон, то ничто другое уже не поможет.
Он встал, упитанный мужчина в голубой куртке и санитарских брюках, обычной для себя ночной одежде, и тихонько вышел из спальни, стараясь не разбудить Линду.
На полдороге к ступенькам он остановился и склонил, прислушиваясь, голову.
Одри подвывала, очень мягко, потихоньку, из спальни его дочек. Расти подошел и деликатно приоткрыл двери. Золотистая ретриверша, ее силуэт едва угадывался между девчачьими кроватями, подняла голову, взглянув на него, и выдала очередной тихий скулеж.
Джуди лежала на боку, подложив себе руку под щечку, дышала она медленно и ровно. Другое дело Дженни. Она безустанно крутилась со стороны в сторону, стараясь снять с себя одеяло, и что-то бормотала. Расти переступил через собаку и присел на кровать Дженни под плакатом ее очередного любимого бой-бэнда.
Ей что-то снилось. И что-то нехорошее, судя по встревоженному выражению ее лица. А бормотание ее похоже было на протесты. Расти постарался разобрать слова, но она уже затихла.
Снова заскулила Одри.
Ночная рубашка Джен вся сбилась. Расти ее поправил, натянул одеяло и убрал волосы у Дженни с лица. Глаза под ее закрытыми веками быстро двигались туда-сюда, но он не заметил у нее ни дрожания конечностей, ни скрюченных пальцев, ни характерного чавканья губами. Скорее фаза быстрого сна, чем эпилептический припадок, это почти наверняка. Из чего следовал интересный вопрос: неужели собаки слышат еще и запах плохих сновидений?
Он наклонился и поцеловал Джен в щечку. Сразу за этим глаза ее раскрылись, но он не был уверен, что она его видит. Это мог быть и симптом незначительной эпилепсии, но Расти почему-то не верилось в это. В таком случае залаяла бы Одри, считал он.
- Спи, сладенькая, - сказал он.
- Папа, у него золотой бейсбольный мяч.
- Я знаю, милая, засыпай.
- Это плохой мяч.
- Нет. Он хороший. Бейсбольные мячи все хорошие, а особенно золотые.
- Ох, - вздохнула она.
- Засыпай, дочурка.
- Хорошо, папочка. - Она перевернулась на бок и закрыла глаза. Немного пошевелилась под одеялом, а потом затихла. Одри, которая лежала на полу, подняв голову, и смотрела на них, вновь положила морду себе на лапы и сама заснула.
Расти немного посидел там, послушал дыхание своих дочерей, уверяя себя, что нет никаких причин для беспокойства, все люди изредка говорят во сне. Он уверял себя, что все обстоит благополучно - достаточно было лишь взглянуть на спящую на полу собаку, чтобы в этом убедиться, - но посреди глупой ночи тяжело быть оптимистом. Когда до рассвета еще оставалось несколько длинных часов, плохие мысли вернулись и начали блуждать. Посреди ночи сны превратились в зомби.